Петерсон смотрит на меня с проницательным выражением лица. Если он хоть вполовину так же хорошо умеет читать язык тела, как Доминик, то он должен был заметить, что мне не по себе.

— Вы знаете, почему я согласился инвестировать в вашу компанию, мисс Маркони?

— Может, вы мне расскажете?

— Вы умны и интеллигентны. Это черта, которой не хватает многим женщинам вашего возраста. Я впечатлен.

И не потому, что вы хотели использовать меня как приманку, чтобы добраться до Доминика? Я заставляю себя улыбнуться, хотя мои пальцы так и чешутся обхватить его морщинистую шею.

— Спасибо. Это лучший комплимент, который я слышала за последнее время. Мы можем перейти к делу?

— Не так быстро. — Он задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла. — Как насчет того, чтобы обсудить дела у меня дома?

— В вашем доме?

— Я приглашаю вас на ужин и с удовольствием познакомлюсь со своим внучатым племянником.

Между нами повисает молчание, воздух напряжен. Я понимаю, что мистер Петерсон играет. Он пытается выяснить, как много я знаю. Я бы не отказалась от ужина в его доме, если бы понятия не имела, кто он на самом деле, и он это знает. Если я отклоню его приглашение, я выдам, как много я знаю. Если же я приму его, то сыграю в его игру, подставив себя и Лукаса.

Я тщательно взвешиваю свои варианты.

— Как насчет того, чтобы устроить воссоединение семьи?

Он ухмыляется.

— И что ты предлагаешь?

— Ужин с остальными членами семьи Романо.

И вот так я поймала его в его же паутину.

ДОМИНИК

— Ни за что на свете я не пущу тебя или Лукаса в подземелье этого ублюдка, слышишь? — Я делаю глубокий вдох, когда понимаю, что повышаю голос на Елену.

После того как я подвез ее утром к офису, и она оказалась с Петерсоном, я чуть не сошел с ума от страха, что он причинит ей боль, а я не успею вовремя ее спасти.

Проклятье.

Я поступил глупо, позволив ей так рисковать, и что теперь? Она хочет поужинать с Петерсоном. К черту семью, я бы завязал веревку на шее этого ублюдка и спустил бы его безжизненное тело с крыши моего небоскреба, прежде чем позволить этому случиться.

Елена подходит ко мне и кладет легкую руку на мою руку. Ее прикосновение такое мягкое и теплое, что почти растапливает ледяной шторм, бушующий внутри меня.

— Доминик…

Я отстраняюсь, прежде чем ее прикосновение успевает проникнуть в меня еще глубже.

— Нет, Елена. Мне все равно, что ты скажешь, я не позволю тебе подвергать себя опасности.

— Петерсон не причинит мне вреда, и я не пойду одна. Со мной будут Маркус и несколько телохранителей. Они обеспечат мне безопасность.

Я потираю лоб. Она просто не понимает. Она даже не представляет, насколько это опасно. Я переоценил ее понимание мафии и того, насколько темным на самом деле является этот мир.

— Этот разговор окончен, Елена.

— Но…

— Все кончено! — Я хлопнул кулаком по тумбочке, и Елена заметно вздрогнула. — Я не собираюсь рисковать твоей жизнью, жизнью Лукаса или Маркуса, чтобы доказать свою правоту этому лысому ублюдку. И уж точно не позволю тебе оказаться в опасности, чтобы выиграть какую-то дурацкую войну с Братвой.

Ярость бурлит в моих жилах и разрывает каждую частичку меня.

— Ты и Лукас — это все, что у меня есть. Мне все равно, если я умру, но я не могу потерять тебя. Я готов умереть за тебя, Елена.

В ее лесных глазах блестят слезы, когда она кладет ладонь мне на грудь.

— Ты так несправедлив, Доминик. Ты такой эгоист. Кто дал тебе право говорить о смерти, как о прогулке в парке? — Она фыркает и впивается зубами в нижнюю губу. — Ты можешь рисковать своей жизнью ради меня, а мы с Лукасом не можем сделать то же самое для тебя?

— Нет, не можете, — говорю я самым спокойным тоном, на какой только способен. Я хватаю ее за плечи и притягиваю к себе настолько близко, что чувствую запах ее сладкого клубничного шампуня и ванильных духов. — Знаешь, почему? Потому что, если с тобой или Лукасом что-нибудь случится, я сожгу весь мир дотла, и я тоже сгорю вместе с ним.

Ее маленькая рука обхватывает мое лицо, и я наклоняюсь к ней, кладя свою руку на ее.

— Я хочу помочь тебе.

— Я знаю, но помочь ты сможешь, только если останешься в живых. Я уже потерял родителей, причем самым жестоким образом. Я не выживу, если потеряю и тебя.

Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза, затем она приподнимается на носочки и целует меня. Я стону, мягкое ощущение ее губ пронзает меня насквозь, смешиваясь с яростью в моих внутренностях. Я хочу поцеловать ее в ответ, но отстраняюсь.

— Мы не должны. Я слишком зол. Я причиню тебе боль.

Ее дыхание теплое и ласкает мои губы, как прикосновение любимой.

— Я могу это вынести.

— Нет, Елена…

Она прижимает палец к моим губам.

— Тише. Я хочу тебя. Сейчас. — Она снова встает на цыпочки, и ее губы находят мои. Я слышу, как бьется ее сердце, когда прижимаюсь к ее щекам и целую ее в ответ так, будто от этого зависит моя жизнь. Ее губы такие мягкие, такие вкусные.

Мой гнев медленно умирает, и темная ненасытная потребность обладать ею поглощает меня. Я обхватываю ее за талию, и она стонет мне в рот.

Боже правый.

Этот звук заставляет мой член болезненно пульсировать в штанах. Она нужна мне так, как никто и никогда раньше. И да поможет мне Бог, потому что я хочу не просто трахнуть ее, я хочу заняться с ней любовью.

Я хочу слышать, как она стонет от моего имени, когда я глубоко проникаю в нее.

— Черт, — простонал я. Я поднимаю ее с пола, и она обхватывает меня ногами и руками, пока я несу ее к кровати, кладу на нее и забираюсь сверху.

Мои бедра прижимаются к ее бедрам, и она громко стонет, когда моя эрекция скользит по ее клитору.

— Блядь, Доминик. Я хочу тебя, — кричит она. — Я хочу чувствовать тебя внутри себя.

Я тоже хочу почувствовать себя в ней.

Я отрываюсь от нашего поцелуя и тянусь к ее ночной рубашке. Она сделана из прозрачной фиолетовой ткани, и я вижу, как твердеют ее розовые соски. Они умоляют меня укусить и подразнить их.

Когда она поднимает бедра и я сдвигаю ее ночную рубашку вверх, по мне пробегает электричество, когда я любуюсь ее обнаженным телом. Ее кожа такая шелковистая, а верхний свет заставляет ее светиться. Ее волосы каскадом ниспадают по плечам, падая на грудь и оставляя небольшой обзор розовых, твердых сосков, чтобы я мог насладиться ими.

— Боже, Елена. Ты даже не представляешь, как ты прекрасна.

Она краснеет и тяжело дышит.

Христос.

Я притягиваю ее ближе, обхватывая ее ноги, пока ползаю по ней и ласкаю ее шею и мочки ушей. Она стонет от удовольствия, прижимаясь голой грудью к моей груди и толкаясь бедрами о мою эрекцию.

Ее звуки мягкие, но ощущения, которые они посылают моему мозгу, поражают воображение. С каждой секундой я все больше возбуждаюсь, думая о том, как хочу трахнуть ее сегодня. Я хочу, чтобы она стояла на коленях, на спине. Сидя на моем лице.

Господи.

Словно прочитав мои мысли, она толкает меня в грудь и улыбается так, что у меня сердце замирает.

— Я хочу быть главной сегодня, Доминик, — шепчет она.

Она не спрашивает разрешения, она говорит мне.

Она набрасывается на пуговицы моей рубашки, и через секунду я оказываюсь голым.

— Ты такой твердый, — шепчет она, не отрывая взгляда от моей эрекции. — Я умираю от желания иметь тебя в себе, но еще не сейчас.

Ее глаза искрятся темным желанием, когда она улыбается. Она толкает меня на спину и пролезает между моих ног, проводя языком по кончику моего члена, слизывая струйку спермы.

Мое тело подрагивает от этих ощущений, и я стону. Святые угодники.

Елена убирает волосы за ухо, открывая мне прекрасный вид, сжимает мой член в своей нежной руке и начинает качать. Тепло покрывает мой член, когда она берет его в рот и издает знойный стон, затем она начинает покачивать головой, поглаживая, затем посасывая и проводя языком по моему кончику.