Мои мышцы напрягаются, и я завороженно смотрю на то, как она сосет. Я получал минет от большего количества женщин, чем могу сосчитать. Ни одна из них никогда не доводила меня до оргазма всего несколькими облизываниями. На самом деле, мне приходилось представлять, что это Елена, каждый раз, когда их рты обхватывали мой член. Но это… это совсем другое. Мне не нужно симулировать стоны, вырывающиеся из моей груди, или хрипы, срывающиеся с моих губ.

Елена вскидывает на меня глаза, густые ресницы бросают тень на щеки. Она доводит меня до кульминации и останавливается, а затем подползает к моему лицу и устраивается на нем так, словно это ее гребаный трон.

Я скольжу языком по ее клитору, и она вибрирует, ее глаза закрываются, и она откидывает голову назад.

— Так чертовски сладко, — ворчу я. Облизываю. — Так чертовски вкусно.

Я вижу, как ее удовольствие отражается в выражении ее лица, когда я глажу ее языком. Боже, как она прекрасна.

— Тебе нравится?

Она делает взволнованный вдох и кивает.

— Мне нравится. — Она задыхается, прижимаясь к моему рту. — Сильнее!

Я сильнее прижимаю язык, проводя им вверх-вниз, затем из стороны в сторону. Крики Елены наполнены удовольствием и потребностью. Мне это нравится.

Когда она напрягается надо мной, я понимаю, что она вот-вот кончит, поэтому переворачиваю ее на четвереньки, сжимаю в кулаке член и всаживаю в нее.

Ее удивленный вскрик — музыка для моих ушей. Ее руки сбивают простыню в кучу.

— Боже… Доминик.

— Мне нравится, как ты стонешь мое имя, детка.

Мои пальцы впиваются в ее талию, а ее задница — это потрясающее зрелище, когда я вхожу в нее снова и снова, с каждым толчком все глубже, быстрее и собственнически.

Она такая тугая. Такая мокрая.

Я останавливаюсь на мгновение, приподнимаю ее и целую. Ее вкус задерживается на моем языке, и она вбирает его в себя.

— Пожалуйста, Доминик…

— Что пожалуйста? — Я провожу рукой по ее груди, чтобы потянуть за сосок.

— Ты мне нужен, — задыхается она. — Пожалуйста.

Черт.

Мне нравится, когда она умоляет меня трахнуть ее. Мне нравится, что я ей нужен. Я переворачиваю ее обратно на кровать и начинаю снова вводить и выводить из нее свой член. На этот раз я беру ее как плохой человек. Я не нежный. Не хороший.

Мои руки исследуют ее тело, в то время как мой член погружается достаточно глубоко, чтобы коснуться ее матки. Мы оба тяжело дышим, оба стонем и охаем, вспотев от удовольствия.

Мы поглощены друг другом, и я не хотел бы, чтобы было иначе.

Елена сжимается вокруг меня, впивается ногтями в простыню и кричит, когда ее оргазм взрывается. Она бьется подо мной в конвульсиях, дрожа от того, насколько интенсивной была ее кульминация. Я вхожу в нее еще несколько раз, прежде чем мои яйца сжимаются. Я издаю мощный стон, опустошая себя внутри нее.

Нам обоим требуется время, чтобы прийти в себя. Мы все еще тяжело дышим, пока мой член размягчается внутри нее. Я выхожу из нее и падаю на кровать, увлекая ее за собой.

— Это было очень сильно, — бормочет она, проводя линию на моей груди и слушая мое неровное сердцебиение.

Я провожу пальцами по ее волосам.

— Какая часть?

— Каждая часть, — говорит она низким тоном. — Мне понравилось, как ты… лизал меня и как жестко трахал.

Мой живот вздрагивает. Я ласкаю ладонью ее спину, чувствуя мурашки на коже.

— Я еще много чего хочу сделать с тобой, Елена. Я хочу трахать тебя в каждом уголке этого дома, не обращая внимания ни на что. Я хочу трахать тебя в любой позе.

Я чувствую, как она улыбается.

— Полегче, Капо. С нами живет шестилетний ребенок и шестидесяти с небольшим летняя сварливая итальянка.

— Бьянка?

— Мне кажется, она меня ненавидит.

— Поверь мне, это не так. Бьянка помогала растить нас с братьями, поэтому она нас оберегает.

Я опускаю голову, чтобы посмотреть на Елену, и она обижается.

— Она груба со мной, но я это оставлю, раз она тебе так нравится.

— Тебе не нужно стараться быть очень милой. Будь собой, и она скоро придет в себя.

На мгновение мы оба замолкаем.

— Что ты планируешь делать с мистером Петерсоном и Братвой?

Я планирую уничтожить их и короновать нового короля на троне Братвы. Но я не говорю ей об этом. С этого момента я планирую защищать Елену от моего мира и его тьмы.

— Не беспокойся о делах мафии.

Она садится.

— Доминик, я твоя женщина, но ты не имеешь права мне приказывать. Ладно, если тебе не нужна моя помощь, но мой сын прожил шесть лет без отца, и я не позволю тебе убить себя, раз уж он тебя встретил.

— Я тоже не могу позволить ему жить без матери.

— Значит…

— Этот разговор окончен, Елена. — Я поднимаюсь с кровати. — Это будет последний раз, когда ты говоришь со мной о делах мафии.

Я иду в ванную, включаю душ и вхожу в воду. Когда горячая вода обжигает мою кожу, я оказываюсь между раем и адом. Я превратился в зверя, когда Елена бросила меня. После того как мы воссоединились, она помогла запереть этого монстра.

Теперь я должен снова стать зверем, чтобы защитить ее и своего сына.

ЕЛЕНА

— Ты должна знать, что с моим братом ничего нельзя выиграть, и чтение книг по самосовершенствованию ничего не изменит, — говорит Винсент, его голубые глаза сверкают под палящим солнцем. Он кивает в сторону книги, которую я держу в руках. — Кстати, твоя книга перевернута.

Я быстро поворачиваю книгу в нужную сторону и вздыхаю.

Сегодня субботний день, и я сижу на террасе, притворяясь, что читаю книгу под названием "Устоять перед нарциссическим партнером", в то время как все, что я хочу сделать, это погуглить различные способы, которыми я могу убить Доминика, не убивая его на самом деле.

Винсент прав, с Домиником невозможно спорить.

Я закрываю книгу и кладу ее на гранитный журнальный столик перед собой.

— Он всегда такой? Неужели он никогда не слушает других людей?

Винсент наклоняется и берет горсть восхитительного печенья в форме рыбы, которое шеф-повар приготовил сегодня утром.

— Он Капо. Он родился и вырос, чтобы руководить, поэтому для него естественно быть дерзким и властным. Однако он прислушивается к Маркусу и Данте.

Я нахмурила брови.

— Поверь, я знакома с Маркусом, и он — последний человек, к которому я хотела бы обратиться за помощью. А кто такой Данте?

— Это парень, у которого с Домиником отношения любви-ненависти. Данте клянется, что они с Домиником — родственные души, а Доминик притворяется, что ненавидит его. Это сложно.

Его глаза встречаются с моими, и он продолжает, видя, что я не удовлетворена его ответом:

— Я предпочитаю не вмешиваться в дела мафии, но я могу дать тебе номер Данте, если хочешь.

Я отмахнулась от его предложения.

— Если Данте так сильно нравится Доминик, то он, вероятно, такой же, как и он. — Я откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. — Между Братвой и Коза Нострой назревает война. Разве ты не беспокоишься о своей семье?

Винсент улыбается. На нем белая кожаная куртка и брюки, на шее изнутри куртки ползет белый свитер с черепаховым вырезом.

— Я беспокоюсь. Моих братьев нелегко убить, но они — все, что у меня осталось после смерти наших родителей.

— Не возражаешь, если я спрошу, что с ними случилось?

— Они оба были убиты в своем особняке. Мы не знаем, кто это сделал, но Доминик подозревает Братву.

— О. — Чувство вины и печали сжимает мою грудь. — Я… я не знала, что вы так потеряли родителей.

В глазах Винсента на мгновение мелькает грусть, но она не проходит.

— Мы не говорим об этом. Я понятия не имею, что происходит между тобой и моим братом, но он никогда не простит себе, если с тобой и Лукасом что-то случится. Вот почему он просит тебя держаться подальше от мафиозных дел.

Я молчу. Я не знаю, что сказать. Я была настолько поглощена собой, что до сих пор не осознавала, что мало знаю о Доминике. Я не знаю, что сделало его таким, какой он есть, и что причинило ему боль.