Какого же было его удивление, когда из фольгированной гофры донёсся посторонний звук. Видимо, раструб кожуха засосал какой-то инородный предмет.

— Женское любопытство сродни коварству, — улыбнулся Шериф, выкладывая на столешницу несессер с курительными принадлежностями.

— Мама на такое не пойдёт, а у Насти есть… был дрон-муха с хорошей видеокамерой. Она мне голову оторвёт!

— Напомни ей о статье 138 и ответственности за использование технических средств, позволяющих тайно получать информацию.

— Бросьте, дядя Миша, под эту статью подпадает каждый второй житель России. О чём вы хотели поговорить со мной? Исполнять рапорт не буду!

Михаил Данилович принялся медленно набивать трубку, иронично поглядывая на напряжённого крестника.

— В том числе и об этом, — честно признался Шериф, — Для работы опером требуется определённый склад ума. Необходимо не просто обладать критическим мышлением, но и уметь рассмотреть проблему со всех сторон. Признайся, ты прекрасно выучил КОАП и уголовный кодекс, однако не до конца понимаешь назначение многих статей.

— А разве, не соблюдение процессуальных норм является нашей обязанностью?

— Является, но голову иногда включать нужно, — усмехнулся Данилыч, ища глазами пепельницу.

Денис поднялся и принёс с крыльца алюминиевый ковшик, ручка которого давно отвалилась. Пучков смёл в ладонь остатки табака, просыпавшегося на столешницу, вытряхнул в ковшик и поднёс огонёк к чаше трубки.

— Возьмём, для примера, статью 138. Ты утверждаешь, что она бессмысленна, потому что гаджеты продаются свободно и никто приобретение товара не регламентирует. Тогда зачем она нужна?

— Ну-у-у… — пожал плечами Черов, — Для устрашения населения. На Рутьюбе пусть приколы выкладывают, чем бы, как говориться, не тешились…, а промышленный шпионаж уголовно наказуем.

— Это верхушка айсберга. Напомню случай из твоей практики. Задержал ты воришку с сахарного склада, однако доказать его причастность не сумел. Отделался мужичок увольнением и скверной характеристикой. Помнишь?

— Конечно, дядя Миша, — признался Черов, пытаясь понять, где он мог накосячить.

— Вот для этого и существуют статьи, назначение которых, на первый взгляд, непонятно. Вор с помощью трекера отслеживал движение охранных дронов, сканировал записи видеонаблюдения. Гаджеты у него нашлись при обыске, ведь так?

— Точно! Доказать проникновение в систему охраны склада вполне реально. Достаточно подключить отдел К и Искина. Я сглупил! По статье срок до трёх лет!

— Ты опять ничего не понял, — сочувственно вздохнул Шериф, выпуская в раструб вытяжки струю сизого дыма, — У нас не голод, чтобы применять закон о трёх колосках. Тупо, ради галочки, ты мог припугнуть воришку и раскрутить на меньший срок или административку. Но мент, который дружит с головой, поступил бы иначе. Давай взглянем на ситуацию, с другой стороны. Сколько оперативному сотруднику положено иметь информаторов?

— Не меньше двух, — вздохнул Черов, у которого со стукачами была проблема.

— Вот! Три года за два мешка сахара — это много. Мы же не звери. Однако, это отличный повод надавить на воришку и пообещать закрыть дело, в обмен на подписку о сотрудничестве. В обозримом будущем, уверяю, это поможет раскрыть десятки аналогичных краж. У твоего отца подобных стукачей было немеряно.

Черов, снова, горестно вздохнул, понимая, что Шериф прав и как начальник УВД, и как крёстный, наставляющий шалопая на путь истинный.

— Усвоил, дядя Миша. Это, как Аль Капоне посадили за уклонение от налогов.

— Тебе про Фому, а ты про Ерёму! Доисторического гангстера вспомнил, а пользоваться родными законами не умеешь. Лидия жаловалась, что шибко взрослым себя считаешь. Мать не слушаешь, «Закон о молодежи» ругаешь. А знаешь, зачем его приняли?

— Послушав вас, даже боюсь представить. Чтобы малолеток на взрослую зону не отправлять?

— Изначально, чтобы сократить количество пластических операций. Без медицинских показаний ни тебе носик исправить, ни сиськи увеличить. Вышел из молодого возраста — тогда, пожалуйста. Уродуй себя сколько хочешь.

— Это, когда тридцать четыре предельным возрастом считалось. А нафига на десять лет поднимали?

— Я бы предложил тебе самому подумать, но нет у меня времени. Ради другого пришёл. Поэтому скажу кратко, чтобы разные дебилы себе нейропротезы не устанавливали, да омоложением не занимались. Стукнуло тебе сорок пять — делай что хочешь. Хоть нейроскелет вживляй, хоть полную регенерацию или замену органов производи. Если деньги позволяют. К тому же, сейчас в Сити активно применяют методику остановки старения. Какой-то ген отключают и человек не меняется с возрастом. Не будь «Закона о молодёжи», представляешь, сколько шестнадцатилетних подростков, с паспортом пенсионеров, ходили бы по стране? Они там с ума сходят и только закон сдерживает.

Закончив вступление, Михаил Данилович достал из внутреннего кармана весьма объёмистый кожаный бумажник и извлёк пластиковую карточку формата А5. Затем положил пластину перед Черовым.

— Я должен это подписать? — спросил Денис, с недоумением глядя на стандартный бланк, — Исходя из предыдущих ваших уроков, можно сделать вывод, что дела Сафоновой, Золотарёва и террористов прекращены?

— Из твоего обиженного тона, делаю вывод, что мои уроки не в корм коню. Если бы дела закрыли, а обстоятельства засекретили, то, с какого перепуга, я предлагаю тебе подписать обязательство о неразглашении сведений государственной важности? Что-то подобное ты уже подписывал при оформлении в МВД. Прекрасно знаешь, что для сохранения секретности этого достаточно. Даже уволившись со службы ты не имеешь права рассказывать кому-либо о делах в которых принимал участие. Так?

— Да-да, — быстро согласился Денис, понимая, что ошибся, — Я растерян, дядя Миша, и не могу сконцентрироваться. Но, ведь, это тоже подписка о неразглашении?

— Верно, — подтвердил Пучков, — Только уровень допуска другой.

— Кажется, я не готов, — промямлил Денис, внимательно разглядывая бланк.

Никаких номеров уровней на нём не стояло. Обычный текст, с обязательством соблюдать договорённость двух сторон и наказанием за его неисполнение.

— Ну, как знаешь, — облегчённо сказал Шериф, — В понедельник можешь возвращаться на службу. Проверка закончена, у службы собственной безопасности вопросов к тебе нет.

— Как нет? — непонимающе воскликнул Черов.

Наверное, слишком громко и импульсивно, потому что возле сарая звякнуло ведро, словно соседский кот случайно споткнулся об него, забредя на чужую территорию.

— Я же ничего не рассказывал следователю из военной прокуратуры. Вам не интересно знать, что происходило на самом деле? Допускаю, что Мельников и Ломов поведали каждый свою историю, но неужели мнение сотрудника не интересно?

— Интересно — это категория бытового уровня, — наставительным тоном, произнёс Пучков, — С этим чувством смотрят сериалы и всякие шоу на ТВ. Подростки подглядывают за голыми сверстницами, потому что картинки в интернете не дают нужных эмоций. С точки зрения следствия, данная информация не играет принципиального значения. Можешь обсуждать её с коллегами сколько угодно. Жаловаться, плакаться. Главное, чтобы она не вышла за пределы УВД и не стала достоянием СМИ. Сам знаешь, какие санкции за этим последуют.

— Тогда, что это за уровень?

— Подпишешь — узнаешь, — улыбнулся начальник УВД и, слегка повысив голос, добавил, — Раз уж мы закончили, то не против соблюсти древнюю милицейскую традицию: отметить законченное дело хорошей выпивкой. Как на это смотришь?

Возле сарая что-то сочно шмякнуло, будто кто-то наступил на грабли.

— Ещё вопрос можно? — спросил Черов, начиная догадываться о смысле язвительный намёков начальника.

— Исключительно в рамках твоего допуска, — подтвердил догадку Пучков.

— Разумеется, — согласился Черов, размышляя, как правильно сформулировать вопрос, — Сафонова, как понимаю, депортирована в Мурманск. Есть ли гарантия, что полицейские Пегас-Сити не вмешаются и не перехватят девчонку по дороге?