«Что-то здесь не так», — подумал Черов и поднял с земли «Мурку».
Следом, над верхушками сосен нарисовался шестиместный циклокар, похожий на огромную газонокосилку. Пилот, заметив застывших в изумлении Черова и Ломова, мяукнул милицейской сиреной, затем резко пошёл на посадку. Едва, рессоры шасси прогнулись, гася инерцию от приземления, раздался хлопок и в небо с шипением взлетела сигнальная ракета, расцветя в вышине маковым бутоном.
Из машины вылез подполковник Хлуцевич. Недовольно покачал головой, рассматривая гаснущий силуэт сигнальной ракеты и, безжалостно приминая траву, кратчайшим путем двинулся к отдыхающей компании.
Черов дёрнулся, желая предупредить начальство по поводу минного поля, но, посмотрев в глаза, невозмутимо докуривавшего сигарету, ветерана, передумал. Ему и так вся слава на блюдечке достанется, пусть хоть разок вздрогнет от неожиданности.
А силы, задействованные в операции, всё прибывали. Два каплевидных флайера Воронежского авиаобъединения, модифицированные под нужды СОБРа, выжидающе зависли над поляной. Видимо, получили сигнал о растяжках и сканировали местность, выбирая место посадки.
Глядя на эту мощь, Черов вновь подумал о Мельникове. Чёрт с ним, пусть смог, бежал, допустим, как заяц от своры гончих. Но убедить недоверчивого подполковника, вряд ли. При этом внушить, что необходимо мгновенно поднять по тревоге отряд СОБРа… Панк, конечно, мастер разговорного жанра, но мотиватор для милицейского начальства так себе. Хотя… Мельник вполне мог ляпнуть, что держит Черова в заложниках и взорвёт половину Центрального района, если полковник немедленно не прибудет на встречу.
Ситуация разворачивалась как в анекдоте, всё страньше и страньше…
Буквально в пяти шагах от импровизированного бивуака, Роман Аркадьевич задел ещё одну сигналку, но даже бровью не повёл, когда, разбрасывая искры и оставляя дымный след, огненный шарик улетел в небо.
Насчёт сигнальных растяжек отставник не соврал.
Предварительное расследование проводили два представительных полковника с осанкой и выправкой строевых офицеров. Скорее всего, из военной прокуратуры. Это немного расстроило и удивило Черова. Он надеялся, что дело останется в ведении УВД Отрадного и его участие будет процессуально оформлено, как часть заранее спланированной операции внедрения. Теперь выходило, что он либо соучастник, либо свидетель.
Да и сухое приветствие Хлуцевича не сулило радужных перспектив.
Следаки быстро отделили Черова от бывшего прапорщика и принялись допрашивать обоих сразу под протокол.
«Если Ломов прав и БПЛА следил за нами с самого начала, то мои действия могут расценить как превышение служебных полномочий», — рассудил свои шансы Денис и на камеру больше отмалчивался, изредка кивая или употребляя расплывчатые формулировки.
Всю конкретику решил оставить на потом, предварительно прояснив своё положение в беседе с Хлуцевичем. Желательно с глазу на глаз.
Бойцы СОБРа тоже активности не проявляли. Сдвинули внешние створки портала, опломбировали магнитными стяжками и обклеили жёлтыми лентами, запрещающими гражданским пересекать периметр. Как и предполагал Ломов, спускаться в бункер никто не собирался. Будут, либо искать хозяина объекта, либо совещаться на предмет поиска юридических основания для проникновения внутрь.
Когда солнце принялось цепляться за макушки окружающих поляну сосен, а на траву легли длинные тени деревьев, Хлуцевич приказал одному отделению спецназа остаться для оцепления, а остальным возвращаться на базу.
Ломова бойцы забрали во флайер. Туда же сели и полковники из военной прокуратуры.
Черова пригласили в циклокар. Несмотря на каменные лица сопровождающих, руки никто не выкручивал и наручники не надевал. Хоть за это спасибо.
— Роман Аркадьевич, — обратился к подполковнику Денис, уже встав на подножку пассажирского отсека, — А как же мой мотоцикл? Он спрятан в кустах на трассе.
Хлуцевич сделал неопределённый жест пальцами левой руки и неожиданно сказал:
— Мельников отгонит его к управлению. Я распорядился.
«Вон оно как! — мысленно выдохнул Черов, — Значит, Родиона никто задерживать не собирается. Возможно, полканы из военной прокуратуры даже не в курсе его существования. Получается, я прав, что молчал на камеру, отделываясь общими фразами».
По прибытию в управление, Черова сдали на руки нынешнему начальнику розыска и тот, как непосредственный руководитель, усадил лейтенанта составлять отсчёт об операции. Причём, потребовал излагать события, с момента вербовки Мельникова и отбытия в Михали, для сопровождения жертв террористической атаки на БСМП.
Никто ему не подмигивал, не намекал на то, что можно писать в рапорте, а о чём следует умолчать. Черов, вскипятив мозг до температуры заваривания китайской лапши, докумекал, что составляемый им вручную отсчёт будет для служебного пользования и никоим образом не попадёт в лапы дотошному Искину, который размножит документ и разошлёт всем заинтересованным сторонам.
Поэтому, ничего утаивать не стал. Три часа сидел, высунув язык от напряжения, как прилежный ученик, выводя своим каллиграфическим почерком историю от сотворения мира… тьфу, блин… от расставания с подполковником Хлуцевичем на парковке УВД до прибытия СОБРа на поляну в Корабельном бору.
Домой Черова отпустили после полуночи. Не отправили под домашний арест, нацепив электронный поводок, контролирующий жизнь арестанта, а именно отпустили без конвоя, приказав убрать со стоянки мотоцикл, брошенный Гизмо на чужом парковочном месте.
Денис пытался заглянуть в приёмную Шерифа, чтобы, в приватной беседе, выведать у крёстной некую служебную тайну о своей печальной судьбе, но на месте Вероники Аркадьевны восседал полковник из военной прокуратуры, который совсем недавно допрашивал его на поляне. Тот нехотя оторвался от планшета, равнодушно скользнул взглядом по фигуре Черова, будто видел его впервые в жизни, и продолжил раздавать указания своим помощникам, упирая на необходимость закрыть дело, как можно скорее.
Спустившись на стоянку, Черов сразу увидел вишнёво-чёрный «Ирбит», брошенный возле крыльца. А что ещё ждать от панка? Исходя из желания делать всё назло системе, он мог бы на ступеньках оставить, если бы сумел поднять тяжёлый байк.
Телефон нашёл в багажном отсеке и сразу же набрал номер Мельникова. Аппарат того оказался выключенным. Возможно ли, что Родион задержан и даёт показания в допросной? Вполне. Поэтому возвращаться в дежурку и расспрашивать о судьбе товарища Денис не стал. Если его отпустили, то и Родиона нет смысла арестовывать. Будить Геннадия Сергеевича и расспрашивать о сыне тоже не решился. Освободится, сам наберёт.
Мама не спала. Едва Черов выключил движок возле гаража, Лидия Максимовна выскочила из дома и принялась причитать, кружа, словно наседка вокруг своего цыплёнка. Денису пришлось выслушать массу негатива о своём начальстве, которое посылает совсем юных сотрудников в самое пекло борьбы с преступностью, и утаивает от родных степень опасности. Из этого Денис сделал вывод, что мама ничего не знает о командировке в Михали, позоре при попытке задержания бывшего прапорщика и приключениях в бункере. Это сняло тяжёлый камень с души Черова и избавило от необходимости оправдываться перед любящим и взволнованным человеком, по поводу своих действий.
Ссылаясь на подписку о неразглашении служебной информации, Денис быстренько укрылся в ванной комнате и отмокал под душем не меньше четверти часа, успокаиваясь и приводя в порядок мысли.
— Весь в отца! — с теплотой, но долей раздражения, повторяла Лидия Максимовна, накрывая стол на кухне, — От него тоже, внятного слова бывало не добьёшься. Включит робота Герасима, из сериала про воскресшую собачку, и твердит: не велено, не положено. Как не положено? Я же волнуюсь! Вы там в догонялки играете, развлекаетесь, удовольствие получаете, а я тут сижу вся на иголках! Места себе не нахожу! Посмотри! Я тридцать восемь седеть начала, а в ответ: не лезь не в своё дело, знала за кого замуж выходила! Я не допущу, чтобы и сын от меня отговорками закрывался. Завтра же пойдёшь к Михаилу Даниловичу и напишешь заявление на увольнение!
