— А что пылать должно? — уточнил Ариен.

— Огни жизни, глаза, сердца… — Ная, наконец, поднялась, оперевшись на протянутую ей руку, и встала рядом с Ариеном, вместе с ним наблюдая за пришедшей в движение пустотой, в которой по воле молодого Бога начал зарождаться новый мир. — Всё должно пылать, — улыбнулась Демоница, — иначе какой смысл?

КОНЕЦ ЧЕТВЁРТОГО ТОМА

— Сильян Лияр! — двери в учебный зал с грохотом распахнулись, явив группе вздрогнувших молодых дроу разъяренную предводительницу.

Парень с такими же глазами цвета запёкшейся крови, как и у неё, плотно сжал губы и, сделав глубокий вдох, вышел вперёд.

— Четыре боя на арене за два месяца — ты издеваешься?! — рявкнула на него женщина. — Стоило мне оставить тебя без присмотра, и ты тут же нашёл себе проблемы на задницу?!

— Мам, послушай… — попытался прервать предводительницу Сильян.

— Четыре вызова за два месяца! — та, одним взглядом заставив парня опустить глаза, ткнула пальцем ему в грудь. — И ни одного поражения! Горжусь! Мой сын!

— Чт..? — Сильян растерянно заморгал в крепких объятиях уже смеющейся женщины. В этот момент его лицо стало удивительно похоже на лицо Ариена.

— Что? — хохотнула Ная. — Думал, я, правда, буду ругаться?

— Вообще-то думал, — чуть смущённо признался парень.

Обычно, когда предводительница брала задания, в городе всё равно оставался кто-то, кто за ним присматривал: Яра, Лиас, Ракари, Кайра, Закани… У его матери глаза были везде. Но в этот раз, так получилось, что все они ушли из Таэмрана примерно в одно время, и Сильян наконец-то остался один. Были, конечно, ещё Кали и Шина, но они едва ли могли ему что-то сделать.

В основном парень в своём поведении старался равняться на отца, но последние годы ему всё чаще хотелось перестать это делать, и сменить безопасную и неконфликтную манеру общения на более смелую и дерзкую. Однако с такими родителями, какие были у него, ему было страшно ошибиться. Не потому что они бы наказали его или что-то в этом роде, а просто потому что весь город бы указал на них пальцем за любой его промах. Мать часто говорила ему наплевать на подобные мысли и жить так, как хочется, но он просто не мог себе этого позволить. По крайней мере, раньше. Ему казалось, что он должен быть таким же идеальным мужчиной, как Ариен: спокойным, сдержанным, преданным. Но с возрастом, чем сильнее он становился, тем сложнее ему становилось подавлять внутри желание показать себя. Никто никогда не говорил ему, что этого делать нельзя, но никто никогда и не провоцировал его.

Тем не менее, всё бывает в первый раз: в прошлом месяце, один из его сверстников выплюнул ему в лицо, что на фоне своей матери, он пустое место, и терпение Сильяна лопнуло. Первый брошенный им вызов на арену, первый настоящий бой без правил, первая настоящая победа, и в его крови запылал огонь. Выстраиваемая годами броня напускного безразличия рухнула.

В отличие от многих, его родители были Мастерами, хоть до сих пор это и не подтвердили, и они с раннего детства учили его всему, что знали сами. А знали они очень и очень много: их опыт был собран в городах и тоннелях всего подземелья, подтверждён бесконечным множеством сражений, отточен и доведён до совершенства постоянной практикой. Ная с Ариеном вложили в руки Сильяна бриллианты, но он смог это по-настоящему осознать только там, на арене. Когда впервые почувствовал, что после безжалостных тренировок своей матери, он уже никого не боится: бессчётное количество ранений от её магии и клинков, уничтожили в нём страх. Поединки со всем её отрядом научили его противостоять самым разным противникам. Он владел рукопашным боем на уровне учеников Дома Фандин, мечами на уровне учеников Дома Ар'тремон, он прекрасно владел магией призыва Дома Лияр, и он безупречно владел магией огня. Сильян никогда до того первого вызова на арену не задумывался о том, что его мать, натаскивая его так, будто он был сыном Матери Дома, сделала его намного сильнее, чем были многие его сверстники. Желание — это проверить и ещё раз доказать самому себе привело к тому, что арена стала чуть ли ни любимым его местом в Доме. И всё же он старался не переусердствовать. Потому что, во-первых, чрезмерная самоуверенность в их мире вела только к смерти и ни к чему больше, а во-вторых, он ещё не знал, как отреагирует на его выходки Ная. Хотя, наверное, учитывая всё, что вытворяла она сама, стоило догадаться, что её реакция будет именно такой.

Придя в себя, Сильян наконец-то обнял мать в ответ:

— Я скучал, — улыбнулся он ей в волосы. Ростом он пошёл в своего дедушку Хаэля, поэтому был на полголовы выше обоих родителей. Телосложение, к слову, у него тоже было Хаэля, поэтому некоторые в Таэмране до сих пор считали, что Сильян был сыном Эмиэля, а не Ариена. Правда, когда Сильян переставал смотреть на всех прохладным, напоминающим блеск стали, взглядом своей матери, становилось очевидно, от кого ему достались его красивые, мягкие черты лица. Однако, красный цвет глаз всё равно придавал его внешности куда больше резкости, чем было у его отца. Если Ариен всегда напоминал струящуюся воду родинка, то Сильян скорее был брызгами лавы.

— Пойдём! Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своих сражениях! — Ная потянула парня за собой к выходу из учебного зала.

Тот, коротко взглянув на Учителя, только беспомощно улыбнулся, делая вид, что он тут не при чём, и с радостным предвкушением чуть ли не бегом последовал за матерью в сторону Кольцевой улицы.

***

Когда Ная собрала свой отряд и объявила, что произошло событие, которое никогда больше не повторится, все сперва напряглись, но, когда она сказала, что беременна, напряжение тут же сменилось радостью, и мужчины бросились её поздравлять и обнимать. Промолчал и не двинулся с места только Ариен. Однако, спустя почти минуту внутренней борьбы, он всё же не сдержался и вспыхнул так ярко, что ругань, казалось, послышалась со всех уголков Таэмрана, потому что собрать отряд предводительница додумалась у фонтана на Главной площади. В качестве исключения не прокомментировал этот порыв чувств только Иран: мечник был так очевидно счастлив, что говорить что-то ему показалось совершенно излишним.

Следующие девять месяцев Ариен носился вокруг Наи так, будто она была жрицей, хоть та и отбивалась от него, как могла. Не смотря на все вопли мечника и его попытки достучаться до её здравого смысла, задания она перестала брать только тогда, когда на округлившийся живот перестал налезать доспех. Впрочем, долго она в городе всё равно просидеть не смогла.

Едва их сын перестал сосать грудь, предводительница сунула его Ариену, а сама с остальными шестью мужчинами отряда быстренько умотала на первое же попавшееся ей задание. Против этого мечник уже не возражал: он и сам видел, что Ная завывала в Таэмрана без привычных постоянных вылазок. С ребёнком он всё равно возился больше неё, так что с готовностью отпустил женщину заниматься тем, что она любила больше всего в жизни.

Пока Сильяну не исполнилось шесть, Ариен сидел с ним в городе и брал его на все свои занятия с другими детьми. После мечник стал оставлять мальчика под присмотром Учителей Лияр и уходить в тоннели вместе с Наей, поэтому с седьмого года жизни Сильян видел родителей примерно столько же, сколько и все маленькие дроу. С той только разницей, что если Ная с Ариеном находились в Таэмране, то они часто тренировали его ещё сами после всех остальных его занятий. Поэтому мальчик долгое время не особо-то радовался, когда его родители были в городе. К счастью, дольше чем на пару недель они в нём всё равно не задерживались.

Не смотря на то, что в первые свои годы Сильян больше всех любил отца, стоило ему остаться в Таэмране без него, как он тут же решил, что Учителя для него важнее. Ариен, естественно, очень переживал из-за того, что потерял доверие сына, но Ная настаивала на том, чтобы он не лез и позволил ребёнку быть с теми, с кем он хотел, и мечнику пришлось отступить. Благодаря этому целых два года Сильян в комнатах родителей не появлялся, как бы отец его туда ни звал. Однако, когда мальчику исполнилось девять, его отношение к Ариену вдруг резко поменялось. Мечник так и не смог допытаться у сына, что случилось, и только несколькими годами позже Сильян рассказал Нае, что тогда он стал свидетелями нескольких жестоких сцен, которые ясно показали ему, насколько его отец в лучшую сторону отличался от многих других. Именно тогда он впервые решил, что будет брать с него пример. Правда, продлилось это не долго. Буквально через год сверстники нашептали Сильяну, что его отец — очень странный и вообще как будто не настоящий дроу, и уважение мальчика к Ариену опять сильно пошатнулось. Чтобы его не считали таким же странным, он оборвал все связи с отцом и даже отказывался практиковать с ним бой на мечах. Когда Учителя объяснили Ариену, в чём была причина такого поведения Сильяна, мечник наконец понял, почему Мать Ар'тремон запретила ему даже упоминать о своей связи с её дочерью: чтобы на неё не падала тень его репутации городского ненормального. Как бы Ариену ни было больно и тяжело на душе, но, находя утешение в любящих руках Наи, он снова отступил и больше четырёх лет с сыном не общался. Все новости о нём, он узнавал от своей предводительницы — с ней Сильян теперь, наоборот, старался проводить все то время, что она бывала в Таэмране. С того момента, как её имя прозвучало на занятиях, как имя единственной ныне живущей тёмной эльфийки приручившей феникса, мальчик в матери видел чистую силу, достойную восхищения, а все нелестные разговоры о ней воспринимал как шипение завистников. Долгое время Ная была практически единственной, кого Сильян признавал в качестве авторитета. Кроме неё этой чести удостаивался ещё только Эмиэль. Именно его мальчик теперь считал образом для подражания, поэтому постоянно приставал к нему, умоляя чему-нибудь научить. Эмиэль не возражал: он показал Сильяну множество универсальных заклинаний и занимался с ним рукопашным боем, когда было время. А потом, когда мальчик стал ему доверять как новому отцу, именно Эмиэль был тем, кто от души треснул его по дурной башке и заставил другими глазами взглянуть на Ариена. Услышав, что его отец не раз спасал жизнь даже самому Эмиэлю, Сильян задумался, однако верить не спешил. В Таэмране было столько противоречивых мнений о единственном в городе маге света, что Сильян уже не мог ориентироваться ни на одно из них. Он умудрился раздобыть карточку Ариена в Управлении отрядами, нашёл отчёты со времён его обучения, поговорил в Доме Ар'тремон с Учителями мечника, и в конце концов, даже смог поймать на Главной площади Мать Ар'тремон, чтобы задать свои бесконечные вопросы ещё и ей. Госпожа Айюна тогда глянула на шестнадцатилетнего парня сверху вниз и в свойственной ей манере бросила, что не станет разговаривать с мелочью, которая не способна понять даже то, что выбор Богов имеет большее значение, чем мнение даже всех тёмных эльфов вместе взятых, и ушла. Сильян же остался стоять, кусая губы и думая о том, что ему теперь делать. Ему было ужасно стыдно, потому что женщина была права и одной фразой выставила его таким дураком, каких ещё нужно было хорошенько поискать по всему подземелью. В тот день парень несколько часов простоял у дверей храма, смотря на пылающее внутри предвечное пламя и на такую же золотую звезду Хаоса на потолке, как и у его отца на груди. Он с горечью задавался вопросом, почему ему раньше никто не додумался сказать, что Ариен был единственным мужчиной в городе, а может и во всём мире, кого коснулся Бог. Возможно тогда, Сильян бы не вёл себя с ним так, будто не желал признавать с ним какую бы то ни было связь. Хотя, почему «будто»? Именно так всё и было. И как теперь просить прощения, парень не знал.