Она не сопротивляется, не отвергает меня, вместо этого она тает в моих прикосновениях, словно всегда должна была быть рядом. И, черт возьми, если это не заставляет меня хотеть присвоить ее еще больше.

Пока мы пыхтим, пытаясь отдышаться, я представляю себе наше совместное будущее — будущее, в котором она будет принадлежать мне и только мне. От одной этой мысли я снова становлюсь твердым.

— Готова ко второму раунду, детка?

ЛАНА

Заходя в кабинет врача, я словно попадаю в другой мир, где моя обычная уверенность и самообладание ничего не значат. Я противостояла главарям конкурирующих банд, заключала сделки, которые могли нас уничтожить, и смотрела смерти в лицо, не моргая. Но это? Эта консультация? У меня сердце колотится, а ладони потеют как ни в чем не бывало.

Сделав глубокий вдох, я пытаюсь успокоиться. Лука и Джулия, благослови их Бог, организовали для этого визита более уединенное место, подальше от посторонних глаз и распущенных языков. А Джулия, как всегда, рядом со мной, молчаливо поддерживает. Я настояла, чтобы мужчины остались. Меньше всего мне нужно, чтобы их присутствие заставляло меня нервничать еще больше, чем я уже есть.

Я беременна. Сейчас я пойду на прием к врачу. Реальность этого обрушилась на меня, как товарный поезд.

Черт.

Как раз в тот момент, когда у меня начинается приступ паники, Джулия мгновенно оказывается рядом со мной, ее спокойное поведение резко контрастирует с бушующим внутри меня ураганом. Она улавливает выражение моего лица, на котором, вероятно, написана паника, и, не упуская ни секунды, поворачивается к доктору.

— Не могли бы вы оставить нас на минутку? — Спрашивает она, ее голос тверд, но вежлив.

Доктор кивает, выходит из комнаты, и внезапно в ней остаемся только мы с Джулией и тишина, которая слишком тяжела, чтобы ее выносить.

Я сижу на этих чертовых носилках, чувствуя, что вот-вот выпрыгну из кожи. Все это слишком реально, слишком непосредственно. Мысль о том, что должно произойти, о жизни, растущей внутри меня, ошеломляет.

Джулия какое-то время ничего не говорит, просто дает мне возможность разобраться. Затем она мягко говорит:

— Лана, у тебя все получится. Ты одна из самых сильных людей, которых я знаю. А этот ребенок? У него будет самая лучшая мама на свете.

Ее слова, призванные утешить, пробиваются сквозь туман моей паники. Из меня вырывается смех, без юмора, но искренний.

— Лучшая мама на свете? Я босс мафии, Джулс. Мое представление о сказке на ночь, это, наверное, не то, что ты найдешь в книгах для родителей.

Но Джулия лишь улыбается, ее уверенность во мне непоколебима.

— И все же я не могу придумать никого лучше. Ты научишь этого ребенка быть сильным, умным и, самое главное, любимым. Это больше, чем то, что может предложить большинство.

— Я не знаю, Джулия…

Джулия прислонилась к холодной, стерильной стене смотровой комнаты, ее глаза мерцают смесью озорства и уверенности.

— Помнишь, как ты совершила переворот? Вырвала синдикат из-под ног своего отца в двадцать один год?

Я не могу удержаться от того, чтобы не фыркнуть при этом напоминании, а уголки моего рта подергивает кривая улыбка.

— Да, потому что он убил мою мать, — отвечаю я, и улыбка исчезает так же быстро, как и появляется. — Я сделала то, что должна была сделать. Но, Джулия, мне противна мысль о том, чтобы принести ребенка в этот… этот хаос. Эту нестабильность.

Джулия отвечает быстро, смех вырывается из ее уст, когда она предлагает смехотворную, но душевную альтернативу.

— Ну, если парни когда-нибудь облажаются, ты всегда сможешь растить ребенка со мной. Я буду крутой теткой.

— Представляю себе, — говорю я, и смех все еще звучит в моем голосе. — Мы, с ребенком на руках, управляем синдикатом днем и посещаем родительские собрания вечером.

Джулия присоединяется к моему смеху, и он эхом отражается от стерильных стен, наполняя комнату теплом, которого так не хватало.

— Нас было бы не остановить, — подмигивает она. — Стали бы президентами родительского комитета через месяц, не больше. Кто бы с нами спорил?

— Ты думаешь, я делаю неправильный выбор, Джулия? — Вопрос вырывается наружу, шепот сомнения в море неопределенности. Даже задать его кажется предательством моей обычной непоколебимой уверенности.

Джулия смотрит на меня, ее взгляд ровный, непоколебимый.

— Нет, абсолютно нет. Ты всегда должна доверять своей интуиции, Лана. Я не помню случая, чтобы она тебя обманула.

Из меня вырывается горький смех с нервным оттенком.

— Для всего есть первый раз.

— Лана… послушай. — Голос Джулии тверд, он вырывает меня из спирали сомнений. — Я знаю, что ты будешь отличной мамой. Не потому, что ты лидер мафии или что-то в этом роде… а потому, что я знаю тебя. Настоящую тебя. Не Лану из Братвы, а просто Лану.

На мгновение я тронута, мне напоминают о жизни вне синдиката, о том, какая я, когда я просто я. Но я ничего не могу с собой поделать, мне нужно разрядить обстановку, отодвинуть серьезность нашего разговора на второй план с помощью нахальства:

— То есть ты хочешь сказать, что я буду мамой, которая знает, как избавляться от трупов, если над моим ребенком будут издеваться?

Джулия разражается смехом, ярким и искренним.

— Именно, — говорит она, ухмыляясь. — Никто не будет возиться с твоим ребенком. К тому же у тебя будут самые воспитанные дети. Никто не будет рисковать получить тайм-аут от Ланы.

Смех, вырывающийся из моего горла, похож на разрядку, на кратковременное избавление от груза моих решений. На мгновение, в безопасности присутствия Джулии, я позволяю себе представить это — будущее, где я не просто Лана-босс, а Лана-мать.

— Спасибо, Джулс, — говорю я, когда наш смех стихает, а улыбка все еще играет на моих губах. — За все.

Она кивает, выражение ее лица смягчается.

— Всегда, Лана. Ты знаешь, что я прикрою тебя, несмотря ни на что.

Я киваю, но больше ничего не говорю.

— Я пойду позову доктора. А ты успокойся. — Говорит она.

Успокоится. Да, точно. Как будто я могу выбирать спокойствие. Я всю жизнь живу на грани спокойствия и хаоса. Увидеть смерть? Спокойствие. Терпеть пытки? Сохранять спокойствие. Убить собственного отца? Ледяное спокойствие. Это не просто состояние души, это выживание. Я выросла в доме, где воздух был густым от сигаретного дыма и опасности, постоянное напоминание о мире, в котором я родилась. Я почти до сих пор ощущаю этот запах, и от него у меня начинается рвота.

Взрослея, я питала наивную надежду, что все станет проще, что каким-то образом я найду выход и буду жить жизнью нормального подростка. Но это была глупая мечта. Мафия так просто не отпускает свою хватку. Звук выстрела, образ тела моего отца, упавшего на пол, все это впечаталось в мою память. Этот ублюдок получил по заслугам, но цена свободы была высока.

Я несла на себе тяжесть своих решений, шрамы, которые они оставили, как физические, так и душевные. Наказания, побои, все это было частью повседневной рутины. Но я выжила. Я дала отпор, взяла себя в руки и никогда не оглядывалась назад.

Но этот ребенок… мой ребенок… Будь я проклята, если он вырастет такими же, как я. В окружении насилия, учась заглушать свои чувства, чтобы просто прожить день. Он заслуживает лучшего, шанса на что-то похожее на нормальную жизнь, что бы это ни значило в нашем мире.

Мысль о том, чтобы принести ребенка в эту жизнь, в мой мир, приводит меня в ужас. Но, возможно, это еще и шанс. Шанс сделать все по-другому, разорвать замкнутый круг. Я боролась за все в своей жизни — за свое положение, уважение, выживание. Теперь я буду бороться за этого ребенка. Чтобы дать ему тот покой, которого у меня никогда не было, ту безопасность, которую я никогда не чувствовала.

Шаги Джулии стихают, и я остаюсь наедине со своими мыслями, груз прошлого и неопределенность будущего давят на меня. Но ясно одно: этот ребенок не будет встречать мир в одиночестве. У него есть я, и я сделаю все, что потребуется, чтобы оградить его от тьмы, которая была моим постоянным спутником.