Эти мысли повергали меня в пучину печали. Разум вновь начал распадаться. Это абсолютно отвратительное чувство хотелось поскорее прервать.

– Кто я? – спросил я себя спустя некоторое неизвестное количество времени.

– Я величественный и гордый Ауресаспекс, – ответил я себе сам. – Я дракон с золотой чешуёй, добрый, отзывчивый, но крайне агрессивный по отношению к злу. Один злодей выбил мне с помощью острого пилума глаз, и я хочу ему отомстить.

Будь у меня в пятом мире-измерении руки, я бы тут же схватился за голову. Мало того, что разум выдал мне совсем не правильный ответ, так ещё и исказил правду. Ауресаспексом звали одного из анугиров из семьи Сангвоморсад, что творил отнюдь не добро, да и глаза никогда не лишался. Мало того, этот анугир был крайне холоден, молчалив и нарочито нейтрален по отношению к людям. Вызывая доверие, он проникал в самую глубь человеческого порока и выжигал его адским пламенем.

Я собрался с мыслями, задал вопрос ещё раз и, к счастью, получил правильный ответ. Я все ещё Виталий Александрович Чудов.

Смерть – поганая штука. Она приходит тогда, когда ты не хочешь, чтобы она пришла. Даже те, кто всем сердцем хочет, чтобы она явилась во всей своей «красе», подспудно хотят жить, ведь жизнь дана нам, чтобы что-то сделать. Хорошее ли, плохое ли – не столь важно. Говорят, Бог, создав человека, даровал ему не только разум, но и свободу воли. Человек волен делать что угодно, но должен помнить, что предстанет перед Судом Божьим, где его будут судить за всякий поступок, совершённый при жизни, где решат, суждено ему попасть в рай или ад.

Умерев, я не попал ни на Суд Божий, ни в рай, ни в ад. Ломает ли это представление верующих людей о сути мироздания? Трудный вопрос. Я всегда считал себя человеком неверующим, но к современной православной вере я относился терпимо и с пониманием. Да, было доказано, что «богами» в истории человечества были олицетворения различных высших существ, что лишь развлекались, создавая необычные сущности и глядя на нашу реакцию. Да, доказано, что не Бог создал человека, а тысячи и тысячи факторов, подобных инструменту в руках бессмертного точильщика, делавших нас острее и совершеннее. Но разве отменяют эти факты самой философии данного мгновения?

Умерев, каждый человек попадает сюда. Я не мог говорить ни с кем, но я чувствовал присутствие каждого. Каждый нем, но способен мыслить в той или иной мере. И каждый воспринимает это место по-своему. Для кого-то это место – рай, ибо является подведением итогов всей смертной жизни и началом жизни вечной, полной раздумий, размышлений и нетрудной борьбой с собственным «я». Обычно так существуют те, кто совершил мало плохого или ушёл из жизни, исполнив свой долг. Для кого-то это место – ад, ибо, оставшись с самим собой, грешный человек быстро пробудит совесть, что будет его медленно пожирать. Такие люди быстро теряют собственное «я», начиная считать себя кем-то другим. Что может быть страшнее, чем потерять себя?

Какое же место занимаю я? Посередине. Я мало грешил, служил Родине честно и старался быть честным с окружающими. Во всяком случае, так мне кажется, память-то у меня не идеальная. Однако из жизни я ушёл по принуждению, убив, по сути, самого себя. Самоубийцы, говорят, попадают в ад без очереди, но так ли уж ужасен тот мой поступок? Меня бы превратили в анугира, сколько смертей я бы принёс тогда другим людям? И ведь совсем не факт, что убитые от моей руки обязательно были бы порочными. Анугиры ведь могут без зазрения совести убить любого, кто будет мешать им, даже самого непорочного человека на свете они сметут и не почешутся.

Нет, меня совсем другое снедало. Я ушёл из жизни, не довершив очень и очень многих вещей до логического конца: не женился на Свете, не вернулся к Евгению с победой, не народил детей, не попутешествовал по России, не поговорил с Петром Иванычем и отрядом Бурана. Бессчётное количество вещей повисло в воздухе мёртвым грузом, исполнить которое мне было уже не суждено.

Тяжело столь неожиданно оставлять то, что так сильно любишь. Я хотел сходить в театр, но не мог. Хотел прогуляться по улице Артёмовска, но не мог. Хотел поцеловать родную Свету, но не мог. Хотел поговорить с родителями, но не мог. Хотел взять в руки автомат и пойти на войну, но не мог. Я не мог ничего, кроме как думать о том, чего я не могу сделать.

«Разве это так важно – то, что было позади? – может спросить кто-то. – Разве нужно думать о том, к чему никогда уже не вернёшься?»

Да, нужно – таков был бы мой ответ. Есть вещи, которые любишь всем сердцем: родителей, жену, детей, Родину, её культуру, её людей, её красоту. Их не хочется оставлять, хочется быть их частью, ассоциировать себя с ними. Ведь кто мы такие без родителей? Никто, нас не будет. Кто мы такие без жены или, если ты женщина, без мужа? Мы несчастные люди, у которых нет того, кто нас любит и понимает иначе, чем родители, того, кто дарует тебе детей. Кто мы такие без Родины? Мы безродный скот без прошлого, настоящего и будущего, мы уязвимая толпа, которую легко разделить, мы пища для драконов-карателей, что сожрут ставших порочными людей.

Каков смысл жизни тогда, если у тебя нет хотя бы того, что перечислил я? А никакого. Да, такому самое время отправиться в пятый мир-измерение и сгинуть навсегда. А я ещё хотел жить, хотел развиваться, хотел совершать подвиги. Да, я совершил один – убил злодея-Анугиразуса, но разве ж это повод останавливаться? Повод ли это, чтобы оканчивать свою жизнь так рано? Тем более, Анугиразус вернётся к жизни, а я – вряд ли.

Я злился на судьбу и самого себя. Мне нужно было тогда быть осмотрительнее, не позволять драконам-карателям захватить мой разум своей кровью. Мне нужно было проявить терпение, смекалку, подумать чуть больше, лишь бы придумать способ не питать Абдоцерия. Но злоба эта была уже бессмысленна. Что случилось, то случилось. Время не повернуть вспять, ибо это просто невозможно.

Это даже хорошо, на самом деле. Мир – следствие наших и не наших достижений и ошибок. Будь у кого-либо умение править самим временем, случился бы хаос. Не знаю, умеет ли Пенутрий – суть основа известного мироздания – управлять временем, но он крайне мудр хотя бы тем, что не делает этого. А если не умеет, то он крайне мудр уж тем, что не пытается найти способ временем управлять. Философия у него не та. Мир – театр ведь, а люди в нём – актёры, что творят историю. И не столь важно, куда она повернётся. Ведь это всё равно замечательный сюжет.

– Кто я? – спросил я себя в очередной раз, дать порядковый номер которому возможным не представляется.

– Я Анугиразус, – ответил я себе сам и замолчал.

– Что за чушь? – спросил я. – Какой я ещё Анугиразус? Никуда не годится. Повторим. Кто я?

– Я Анугиразус, – ответил я, но ещё кое-что добавил. – Из семьи Анугиров.

– Опять чушь, – я был непоколебим. – Кто я?

– Да что ж тут непонятного? – спросил я сам себя с нетерпением. – Я Анугиразус из семьи Анугиров, живу в Ахтургирской империи, являюсь главным жандармом родного города. У меня похитили мою любимую жену Анугиразу, которую заключили в ожерелье с десятью чёрными бриллиантами, и я отправился в далёкие земли, чтобы вернуть её. Градоктазур – мой драконий бог, а сам я подобен дракону, что встал на задние лапы и уменьшился до человеческих размеров.

Я внезапно опешил. Меня удивлял даже не сам факт того, что разум начал сбоить, а то, насколько уверенно лгал я сам себе. Это была не ошибка, это была намеренная ложь.

– Не лги мне! – сказал я грозно. – Анугиразус никакой не жандарм, он высшее существо, глава драконов-карателей, правитель планеты Ахтургир и её спутника – Ахтургиры, а ещё тот, кто пал от моей руки. А Градоктазур – это семья, которую Сергей Казимирович уничтожил на Новомосковии, никакой это не бог. Ну же, отвечай мне, кто я?

– Я тебе уже ответил. Я Анугиразус, что сражался с демонами, что является любимым сыном своего бога, что верой и правдой служил своей стране…

– Хватить ерунду городить. Если я и Анугиразус, то только тот, что высшее существо. Я караю порочных и люблю своих детей-анугиров. Я сам себе бог. Я сам себе страна.