– Это почему? Не слыхал о таком.
Я тогда соврал. На самом деле, я читал о деятельности западных спецслужб, направленной на разжигание внутренних распрей, попытки введения в Россию идеологических установок западных стран и многих других отрицательных вещей. Мне хотелось услышать, что скажет Света.
– За те тридцать лет, что прошли с распада СССР, успели взрастить не одно поколение, для которых вкусно есть и сладко спать – единственное, к чему надо стремиться. А какая культура этому способствует? Очевидно же – западная культура потребления и идея «золотого миллиарда». А потом началась тяжёлая Третья мировая – очередная развязанная не нами война. После нашей победы уже в нас решили взрастить эту идею, дескать, мы достойны того, чтобы грабить других ради собственного благополучия. Но те, кто пытался это продвинуть, плохо знали наш менталитет. Поэтому всё ограничилось атакой на культуру. Наши враги жаждали реванша и, зная, что не смогут нас победить на поле боя, пытались сломать изнутри. Доктрина у них такая была. Но благодаря таким людям, как мой папа, удар получилось смягчить.
– А кто он был, твой папа?
– В два слова не уместишь, придётся рассказывать подробно. Начну сперва издалека. Мой любимый папа, Царствие ему небесное, участвовал в Третьей мировой войне, был морским пехотинцем, сражался на западной границе Белоруссии, отражая агрессию западных стран. Герой России, между прочим! Сражался он не только ради искоренения возрождённого фашизма, но и ради восхождения России, защиты её культуры. Очень любил русский язык и очень не любил тех, кто его искривляет дурными и бесполезными новоязами. Вернувшись домой после войны, он решил писать рассказы для детей. Объяснял им что хорошо, а что плохо, вдохновлял на героические поступки и труд, говорил им, что Родину надо любить, иначе супостаты её уничтожат. Меня он на собственных книжках и воспитывал. Именно благодаря его стараниям я выросла аскетичной и патриотичной женщиной, для которой нет языка красивее русского и нет страны более любимой, чем Россия…
В словах Светы наконец появилось тепло, а сама она загорелась энтузиазмом. Она с вожделением рассказывала мне о своём прошлом, о подвигах своего отца, о трудолюбивой матери, что безуспешно пыталась найти для дочери жениха, о брате Иване, который продолжил дело отца и боролся с западным империализмом в Африке. Я слушал с интересом, не смея её перебить даже маленьким вопросом.
Когда она начала рассказывать про период колонизации, её голос стал напряжённым. Когда она говорила про Вторую Гражданскую, он становился полным злобы. Когда она упоминала злодеев-вождей Движения за Всестороннее Развитие (ДВР) и их солдат – рычала и ругалась.
«…Тёмные страницы истории современной России не замалчивались, но воспоминания о них никого не радовали. Та война – торжество жестокости внутринациональной борьбы, где погибло шестьдесят четыре тысячи человек из восьмисот тысяч поселенцев. Свидетелей той войны уже давно нет в живых, но различные их свидетельства до сих пор заставляют стыть кровь в жилах моих современников…»
– Ладно, Свет, давай лучше оставим эту тему, – сказал я, когда эмоциональный накал в словах драконицы достиг своего пика. – Я помню всё это. Мы все помним. И не забудем никогда, к чему может привести стремление дегенератов-гедонистов причаститься к гибельной иностранной культуре за счёт других. Каждый русский проклинает тех, кто предал собственный народ ради набитого брюха. И смеётся над каждым, кого новые хозяева в один момент выбросили на обочину истории, подобно протухшей тряпке, когда они перестали быть нужны. Не знаю, можешь ли ты видеть происходящее вне этого маленького мира, но мы больше не зависимые. Времена изменились. Мы боремся с чужим влиянием, а не позволяем ему проникнуть в наше сознание по причине «свободы мысли». Мы давим вражескую пропаганду и распространяем свою, чтобы враг сомневался в себе и переходил на нашу сторону, ведь русский – не только национальность, но и образ мысли. Мы не дадим повториться той истории, которую ты мне рассказала.
Света приблизила голову ко мне и аккуратно потёрлась об меня своим вытянутым лицом, подобно кошке. Его озарила добрая и искренняя улыбка, глаза загорелись ещё ярче.
– Твои слова греют мне душу, Витя. Очень надеюсь, что это и правда так.
– Я не обманываю. Обман – не есть добродетель.
– Говоришь словами Евгения? Значит, и правда не врёшь.
Я хотел прикоснуться к голове драконицы, лежащей на моих коленях, провести рукой по её длинной шее, но меня вдруг остановил вопрос – а сколько вообще лет ей было на момент смерти? Вопрос, в общем, риторический – совершенно очевидно, что рядом со мной вообще-то лежит отнюдь не молодая женщина, с которой я мог бы фривольничать. На секунду даже стало стыдно за то, что я обращаюсь к ней на «ты».
«Смею заявить, товарищ Чудов, – подал голос СЕКАЧ, – что СВ-0М-Ж после смерти и попадания её души к Владимиру прошла ментальную трансформацию. Формально она та же самая Светлана Омарова, но на самом деле – её версия около тридцати лет от роду, ныне фактически вечно молодая».
«Очень непонятно выражаешься, железка. Давай-ка попроще».
«Иными словами, товарищ Чудов, вы можете не смущаться из-за мыслей о её возрасте. Психологически она молода, как вы. Старческие проявления низведены умельцами Владимира».
«Откуда тебе знать? Это вовсе не общеизвестный факт, записанный в архивах».
«Мне удалось получить ограниченный доступ к цифровой матрице СВ-0М-Ж. Информация оттуда».
«Что за самодеятельность, железка? – спросил я возмущённо. – Я запрещаю тебе лезть в головы других. Секреты должны оставаться секретами».
«Слушаю и повинуюсь, товарищ Чудов! – живо ответил СЕКАЧ. – Больше такого не повторится».
Глава 8. Обыденность
После раскрытия небольшого секрета мои со Светой отношения приняли интересный оборот. Шесть дней в неделю мы поддерживали официальные отношения учителя и ученика, упорно трудились ради моего умения управлять энергией, а вечером субботы, если я успешно проходил испытание, драконица приглашала меня в свою комнату, где мы предавались различным «утехам». Например, смотрели кинофильмы, разговаривали о насущном да читали вслух разные книги. Иногда играли в шашки. Если я проваливал испытание, то с позором уходил в свою комнату, где скрупулёзно и с печалью на душе изучал ошибки.
Звучит неестественно? Верное наблюдение, ибо я шучу. На самом деле, мы просто уходили в гостиную и разбирали ошибки с помощью записи, выводимой на телевизоре. В остальном времяпрепровождение не отличалось. Меня не карали за ошибки, а учили делать правильно.
Мой опыт близкого общения с женщинами не очень велик, ибо самой близкой мне «женщиной» до сих пор была армейская служба. Однако никогда раньше я не чувствовал себя таким защищённым, как в одной постели со Светой. Обязан упомянуть – вскоре мы стали спать вместе, подобно любовникам, не занимаясь при этом любовными утехами, ибо такой возможности банально не было. Да и как вообще можно таким заниматься с драконицей здоровому на голову человеку, вроде меня?
Родоначальником идеи являлась Света, я решил не отказываться, мне идея даже понравилась. Массивным телом своим Света закрывала меня, а рукой прижимала к себе. Я словно был в непробиваемой крепости, и чувство это было непередаваемо. Особо ярко оно ощущалось на фоне воспоминаний о моих фронтовых буднях, где я боялся неожиданностей. Снаряды, пули, ракеты, прочие опасности… Рядом с драконицей я ощущал себя в полной безопасности и поэтому всё плотнее прижимался к ней с каждой неделей, всё крепче я любил эту массивную драконову сущность, прочную, как железо, и одновременно мягкую, как перина. Что-то тогда тянуло меня к ней.
И тем не менее, я чувствовал себя неловко от близости с драконицей Светой. Неловко мне было и от того, что мне нравится на неё смотреть. Неважно, стоит она или лежит, спит или глядит на меня. Мне нравилась её изящная шея, правильный рисунок чешуи, красивые сильные ноги и, что самое удивительное, даже длинный хвост. Я никогда в жизни не чувствовал такого странного и подозрительного сродства с драконами, мне она стала казаться по красоте равной человеческой женщине. Именно это меня и смущало. Никогда раньше такого не было. Попытки понять, из-за чего это произошло, успехом тогда не увенчались. С другой стороны, мне это не очень-то мешало. Если тебя что-то делает более счастливым и не требует за это цену, то можно и не волноваться.