Анугиразус опустил голову ниже и посмотрел на меня всеми четырьмя глазами сразу:

– Знаете, Виталий Александрович, я завидую Евгению и Владимиру. Вы относитесь к своему Покровителю и символу с любовью, в отличие от моих «подопечных». Вы – мой враг, но я желаю вам победы. И я помогу вам её достичь. Я ненавижу тех, над кем покровительствую. Я лучше исчезну на много миллионов лет, чем буду ассоциироваться с теми, кто позорит меня и мой вид. Я жду вас, Виталий Александрович.

Щелчок пальцами, и я оказался дома, в безопасности.

Рассказывать кому-либо о случившемся я нужным не посчитал. От пережитого эмоционального шторма меня до сих пор шатало, постоянно хотелось нахмуриться, задуматься, обдумать. СЕКАЧ характеризовал моё состояние как измученное, рекомендовал мне отдохнуть. Очень мне повезло, что рядом была моя родная Света.

Женским сердцем своим она почувствовала, что со мной что-то не так и, не допытываясь, помогала мне всеми силами. Вместе мы проводили время, я заново учил её готовить, ибо без практики за несколько сотен лет она уже всё позабывала. Она училась быстро, день за днём выходило всё лучше и лучше. Само присутствие любимой мной женщины успокаивало меня, дарило веру, что дела идут хорошо.

Нельзя, между прочим, забывать, что она является энерговедом, причём более опытным, чем я. Мы продолжали учиться и дома. Когда все ножи оказались заточены, а каждая вилка превратилась из простого инструмента в острое орудие убийства, мы принялись за сложные созидательные «трюки». В Артёмовске по дешёвке продавались медные провода. Не касаясь их, мы вместе созидали различные фигуры и образы, начиная с простых, заканчивая сложными. В конце концов, у меня получилось сотворить спящего медного кота с добрыми зелёными глазами. Я его подарил Свете в знак своей благодарности за знания. Он и по сей день украшает полочку с многочисленными нашими поделками.

Однако меня всё ещё не отпускало ощущение угрозы. Взгляд анугирских хищных глаз словно бы постоянно довлел надо мной, давил на меня, заставлял продрогнуть, когда возникало ощущение, будто Анугиразус облизывается. Я постоянно оборонял свой разум, но не находил следов чужого влияния. То ли Анугиразус пользовался другими методами, то ли и не пытался влезть в мои мозги, а просто следил за мной.

В один момент нервы меня совсем начали подводить. Уже совсем темно, я сидел со Светой на диване и смотрел хороший фильм про любовь, «Чудный вечер» называется. Фильм мне нравился, но я всё никак не мог сфокусироваться. СЕКАЧ решил дать мне простой совет:

«Товарищ Чудов, хорошим способом эмоционально разрядиться может стать поцелуй».

«А если Евгений заметит? – поостерегся я. – Это ж последствия».

«Будьте уверены, от нервного срыва последствий будет гораздо больше. Думаю, вы и так привлекли внимание Евгения к себе. Целуйте Светлану, сейчас самый момент».

А ведь и правда, на экране телевизора сейчас проходили те самые крайне нежные мгновения, ради которых и смотрят любовное кино. Света улыбнулась и прижалась ко мне, словно пытаясь согреться. Чуть поборовшись с самим собой, я аккуратно взял Свету за подбородок и впервые в жизни почувствовал мягкость женских губ, касающихся моих. В голову мгновенно что-то ударило, руки сами прижали Свету ко мне поближе, и меня столь же мгновенно отпустило. Словно бы пропал взгляд хищных глаз, словно бы ушли все проблемы, что копились день за днём. Света ответила мне взаимностью, закрыв глаза и прижавшись к моим губам поплотнее.

– Я надеюсь, что нас никто не видел, – прошептала Света. – Особенно Евгений.

– Я тоже надеюсь, – сорвался с моих губ столь же тихий шёпот. – Я люблю тебя, родная моя дракони́ца.

– И я тебя люблю, ворчун. Больше всех на свете люблю.

Как-то незаметно сквозь ежедневные разговоры о насущном стала пробиваться тема детей. Как-то и не заметил я, что нам обоим хотелось бы двух мальчиков, что уже есть для них имена – Григорий и Валентин. Света божилась найти или хотя бы вспомнить написанные её отцом книжки, чтобы на них воспитывать сыновей. Как бы ни пытался я её убедить, что в наше время правильных патриотических книжек полно, она была непреклонна. СЕКАЧ в один из таких разговоров решил вставить своё слово, чуть смущённо:

«Товарищ Чудов, видите ли, в архивах эти книги есть. Однако вряд ли вы найдёте их в продаже. Я могу легко надиктовать их вам, если хотите».

«Что ж ты сразу не сказал? Надиктуй, обязательно. Свету порадуем».

Мне показалось тогда, что имитация интеллекта мысленно улыбнулся.

Хотелось поговорить с Евгением. Я припомнил свечу в мельчайших подробностях, долго не мог заснуть. «Снотворчиков» дома у меня не было, а в аптеку бежать не хотелось.

Сон пришёл неожиданно. Столь же неожиданно было осознать себя в мире снов стоящим перед столом со свечой на нём и стулом рядом. Присел и стал ждать. Оставалось надеяться, что ко мне придёт Евгений, а не Анугиразус.

– Виталий, друг мой, – послышался голос спереди, – ты хотел меня видеть.

– Доброй ночи Евгений, – сказал я, почувствовав, как с души свалился камень. – Мы давно с вами не виделись.

– Это верно.

Евгений предстал передо мной в своём благородном великолепии, одетый в роскошные одежды. В сравнении с Анугиразусом, в нём было действительно много человеческого, взгляд его добрых отеческих глаз поселил в моей душе спокойствие.

Да, русские драконы и правда ощущаются человечными. Очень уж сильно они отличаются от драконов-карателей.

– Что-то случилось, – сказал Евгений, посмотрев на меня. – Я чувствую в твоих мыслях смятение.

– Да, – кивнул я. – Причина тому – Анугиразус.

– Он пытался влезть в твой разум?

– Хуже. Я разговаривал с ним. Вот прямо тут. Только стула в тот раз было два.

Евгений о чём-то призадумался и затем спросил:

– Что он рассказал тебе?

Я без единой запинки и не таясь рассказал ему всё, что слышал. Евгений слушал терпеливо, иногда хмыкал, что-то обдумывал. К концу рассказа он помрачнел.

– План Пенутрия, значит. Что-то тут нечисто, Виталий. Забыться на долгие годы – значит отстать от своих сородичей. Вряд ли Анугиразус пойдёт на такой шаг только ради того, чтобы оторваться от ненавистного ему государства. С другой стороны…

Евгений стал усиленно думать, шкрябая когтями затылок.

– С другой стороны, эти годы позволят ему многое переосмыслить. Можно попробовать переманить его на свою сторону.

– Что сделать, извольте? Переманить на свою сторону того, кто всем сердцем ненавидит человечество уже не один миллион лет? – спросил я эмоционально. – Я понимаю ещё Владимира переманить, он против России ничего не имеет, его всего лишь надо заставить выползти из своей пещеры. Но Анугиразус…

– Нет ничего невозможного, Виталий, – Евгений цокнул языком. – Важно уметь давить на нужные точки, заставить противника оказаться у тебя в долгу. Помнишь, я же говорил тебе, что тебе нужно победить Анугиразуса, а не убить, ведь это было бы слишком трудно для тебя. Анугиразус – чистой воды зверь, но он не неблагодарное животное. У нас, высших существ, есть понятие чести, которое остаётся неизменным вне зависимости от стороны – Порядка или Упадка. Это со смертными мы можем допускать вольности. Друг с другом – никогда.

– Честь, значит? Почему это?

– Потому что каждый из нас понимает, что Пенутрий не оставит это просто так. У каждого из нас есть своя спящая армия, готовая ринуться в бой, но Пенутрий сильнее любой армии. Мы слишком дороги для него, чтобы мы терялись в междоусобицах. Он умеет ждать, но особой любовью к ожиданию, пока вырастут новые дети, он не отличается.

– Дороги настолько, что он легко может запланировать смерть своего ребёнка? – спросил я чисто из интереса, понимая, что именно мне ответят. – Наверное, я никогда не пойму вашу братию.

– Мы не способны умереть, тебе это уже говорили. Анугиразус в любом случае лишь растворится, не способен будет делать многие вещи, но разум его будет дышать жизнью и дальше.