– Я чувствую скептицизм в твоём голосе. Но да, так и есть. Я счёл это знаком, ведь из всего многообразия языков моё сознание избрало именно ваш, – Евгений чуть замялся. – Ты, наверное, посчитаешь это странным и даже смешным, но именно с тех пор я решил, что желаю стать таким же русским, как вы. Мне надоело быть никем и захотелось стать частью того народа, к которому само сердце меня манило.

– И не подумаю так считать, – я отрицательно помотал головой. – Наоборот, сочту за честь. Я ведь люблю свою Родину, хочу, чтобы она росла и ширилась, как физически, так и духовно. И если у неё будет могущественный союзник, вроде вас, то мы можем и преуспеть.

– И преуспеете, – твёрдо сказал Евгений. – Вместе преуспеем, не сомневайся.

Странное дело, но у меня возникло ощущение, что мы, пройдя полпути, больше не приближаемся к Драконьему Кремлю.

– Если интересно, то тебя уже оперируют, – сказал Евгений. – Время во сне идёт необычайно быстро… Да, всё-таки ты останешься без одной ноги. Очень жаль. Что ж, повезло хоть, что не без двух.

– Откуда знаете?

– Я могу читать ощущения твоего тела. Твой мозг спокоен, поскольку ты спишь, но тело очень страдает. Но ничего, всё будет хорошо.

– К слову, а где мне искать этих ваших учителей?

– Они сами тебя найдут, – Евгений остановился и посмотрел вдаль. – Мы осилили уже полпути. Остальную половину ты осилишь уже сам во время обучения. А теперь довольно разговоров, тебе пора проснуться.

***

Белая, как снег, стена была единственным, что я видел перед собой. Она отнюдь не идеальна – чем дольше смотрел, тем больше появлялось мелких царапинок, бугорков и прочих неровностей. Странно, как будто смотришь на полярные льды с высоты птичьего полёта…

– Чудесный протез, – послышался позади чей-то тихий мужской голос. – Очень хороший.

– А сам он как? – послышался другой, ещё более тихий и уже женский голос. – На приборах вроде всё в порядке.

– Он уже в сознании. И даже слышит нас, – до моего плеча коснулась рука и потормошила меня. – Виталий Александрович, добрый день. Вы были без сознания четыре дня, сейчас вашей жизни ничего не угрожает. Как самочувствие?

– Вроде и нормально, а вроде и не очень, – ответил я, поворачиваясь. – Как будто все соки из меня высосали.

Рядом с моей койкой стояли два врача – мужчина и женщина. Средних лет мужчина своими серыми глазами смотрел в основном на видимый из-под одеяла протез, пока ещё не покрытый искусственной кожей. Тот представлял собой почти идеальную копию моей ноги. Почти идеальную, потому что используемый для быстрой подгонки псевдохитин, используемый не только в броне, всё же не может повторить всё точь-в-точь. Врач взял иглу и несколько раз ткнул по подушечкам пальцев на обеих ногах. Обе в одинаковой степени отзывались на раздражение.

Светловолосая женщина примерно тех же лет, в свою очередь, смотрела сквозь линзы очков на врача и на его движения. Трудно было не отметить её женственные черты: утончённое белое лицо с чуть вытянутыми губами и бурой небольшой родинкой на левой щеке, заметные даже сквозь белый халат тонкие руки, хрупкий стан и выделяющиеся бёдра. Самая простая женщина с хорошей внешностью. Когда она посмотрела на меня, мне показалось, что она напряжена и даже раздражена, причём чем-то, что касается меня.

– Рефлексы в порядке, – заключил врач и снял с меня одеяло. – Давайте-ка уберём всё лишнее и попробуем походить.

Я был облеплен проводами и датчиками, но уже через минуту был готов к проверке подвижности. Несмотря на ватные от долгого лежания ноги и заметную слабость, я хорошо держался. Сухими, но сильными руками врач первую минуту поддерживал меня, а затем дал возможность двигаться самому. Ходил я кругами по не очень просторной одноместной палате с высоким потолком, одним окном, койкой, тумбочкой, шкафом и парой дверей, одна из которых вела в уборную, а другая – в коридор.

– Чудесная приспособляемость, – сказал врач. – Денёк-другой практики, и вы забудете о том, что у вас есть протез.

– Это хорошо, – сказал я, возвращаясь к кровати. – А когда мне перетянут его новой кожей?

– Придётся отправиться в медицинский центр имени Гаврилова на планете Северная, – ответила уже женщина. В её голосе слышались стальные и даже будто бы самоуверенные нотки, совсем не типичные для столь нежной на первый взгляд особы. – Там у вас возьмут образец тканей, и через две недели сделают операцию по приращению кожи. Отправляться придётся уже завтра…

– Алиса Евгеньевна, остановитесь, – прервал речь коллеги врач. – Не грузите пациента. Ему ещё надо прийти в себя.

– Не сказала бы, что пациент выглядит нездоровым настолько, чтобы не осознавать мои слова, Павел Трофимович, – сказала Алиса Евгеньевна и добавила. – Билет на транспорт уже куплен.

– Спасибо за объяснения, – я кивнул головой. – Северная, значит? Это глубокий тыл. Придётся лететь в одиночку?

– Ни в коем случае, – сказал врач, выключая приборы, стоявшие на отдельном столике рядом с кроватью. – Нужно убедиться, что адаптация пройдёт хорошо. Мы полетим с вами. Меня зовут Павел Трофимович Горный, хирург-протезист. Это моя коллега, Алиса Евгеньевна Змеева.

– Очень приятно, – сказал я. – Надо написать увольнительную и подготовиться к переезду.

Подозрения возникли уже в тот момент, когда меня посадили не на медицинский транспорт, который отправлял раненых и реабилитирующихся людей на другие планеты, а на простой аналог межпланетного автобуса. Павел Трофимович объяснял это тем, что мой случай не настолько серьёзен, чтобы занимать лишние места. Объяснение сперва мне показалось вполне убедительным, учитывая активизацию действий на фронте, но я всё равно оставался подозрительным. Я вспоминал свой разговор с Евгением, и мне очень хотелось напрямую у этих людей спросить, а не являются ли они, случаем, моими будущими учителями?

На стандартных межпланетных пассажирских судах лететь приходится дольше, чем на военных и медицинских кораблях из-за более простой конструкции диахронового двигателя и количества остановок, но зато с комфортом. Интерьер коридоров, отсеков и прочих помещений прост и аскетичен, но при этом и нескучен. Я на таких судах летал уже не один десяток раз, поэтому отлично знал, где тут и что. Уже почти у входа в жилой отсек Пётр Трофимович оправдал все подозрения одной лишь тихой фразой:

– Мы летим не в медцентр, Виталий Александрович.

Я тогда лишь покивал, став хмурым, как туча. Причина тому – чувство, словно меня взяли в заложники и ведут неведомо куда. Чувство странное, словно бы навеянное откуда-то со стороны, повисшее тяжёлым грузом на душе.

– Учёба начнётся уже сегодня, – сказал Павел Трофимович. – Не будем терять времени. Евгений предупредил нас об опасности влияния на вас Анугиразуса. Чем быстрее возведём стены, тем легче вы выдержите осаду.

Наша каюта была рассчитана на четырёх человек, но, как меня заверил Павел Трофимович, мы будем лететь втроём. В каюте было светло, просторно и уютно, каждому полагалось по комнатке.

– А что у вас в сумке? – спросил я, показывая на неё пальцем. – Небось, учебники?

– Вовсе нет. Там набор для быстрого переливания крови.

– Переливания, значит? А зачем это?

– Чтобы насытить вашу кровь форменными элементами высших существ. Это поможет вам в обучении. Не бойтесь, группа крови не имеет значения.

– А как она может помочь? Изменит каким-то чудесным образом что-то внутри меня?

Голос мой так и звенел скептицизмом. Павел Трофимович лишь кивнул и прямо на столе по центру гостиной за пару минут приготовил всё необходимое. Сперва он взял в две пробирки свою кровь – на первый взгляд такую же красную, но она ещё и источала слабый свет. Затем он усадил меня на диван и стал готовиться вводить мне эту же кровь. Я не боялся крови как таковой, но очень не любил иглы, в тот момент настороженность заставила меня проследить за каждой секундой процедуры.