– Хватит уже ворчать, – сказала Света. Похоже, она отлично слышит. Или просто читает мысли, как Евгений. Через секунду она добавила в насмешливой манере. – Ворчун.
– Сама ворчун! – возмутился я. – Ишь чего удумала – клички мне давать.
– Ворчун, ворчун, – дразнящим голосом повторила Света и добавила. – Ты лучше по сторонам смотри, тут всякое нехорошее водится.
До дома Светы дошли уже молча. Надо сказать, что мир вокруг меня был до жути скучен, сух и холоден. Лес, в котором мы шли, оказался наполовину высохшим и казался погибшим. Ни одной птички и зверюшки, только завывающий ветер, вселяющий в сердце тоску. Серое небо тоже настроение не поднимало – идёшь, будто по погосту. Очень заметным на этом фоне стал дом Светы, точнее его дверь – золотого цвета широкие врата с небрежно нанесённым на её гладкую поверхность зелёным символом Евгения.
Врата открылись почти беззвучно, несмотря на вес. За ними скрывался лифт, ведущий под землю. Обстановка напомнила мне фильм про экспериментальный город на безжизненном, но богатом ресурсами естественном спутнике. Там тоже, чтобы перемещаться вверх-вниз, использовали такие лифты – широкие, светлые и достаточно быстрые, чтобы пассажиры не заскучали во время поездки.
В отличие от фильма, из этого лифта не посмотреть было на окружающие красоты, ведь их просто не было, ибо стены не стеклянные, да и вряд ли меня окружал колоссальный подземный город. Из интересного: четыре стальные стенки, большая панель управления, как раз для драконьей лапы, и сама Света, сидевшая на холодном полу и что-то ковыряющая с громкими щелчками у себя под пластинами на груди, повернувшись ко мне спиной.
– Эй, гражданочка! – прервал я молчание, когда щёлканье уже порядком надоело. – Света, ау! Ты ведь понимаешь, что это некрасиво?
– А? – Света повернула ко мне голову с таким выражением лица, будто только сейчас осознала, что кроме неё тут вообще-то есть и я. – Ты давай не подсматривай, ворчун. И учти – если я что-то делаю, значит так надо.
– А на что мне смотреть? Ты же дракони́ца, у тебя на груди только чешуя.
Я лишь закатил глаза, когда Света посмотрела на меня взглядом, с каким обычно задают вопрос: «А ты уверен?». Полный духовного превосходства, хитрецы и наглости – вот первое описание, что возникло у меня тогда в голове.
– Ага, вот оно как, значит. Вы млекопитающие? – спросил я и улыбнулся. – Кормящая грудь есть, что ли?
– Небольшая есть, одна пара, – ответила Света. – Мы теплокровные млекопитающие существа. Разве это для тебя странно?
– Конечно. Вы же должны быть рептилиями. Яйца там откладывать, линять постоянно и прочее. Зачем вам грудь?
Лицо Светы заметно помрачнело. Взгляд её стал подобен многотонному прессу, что давит на меня всей своей массой. Стало даже немного не по себе, на мгновение захотелось вжать голову в плечи.
– Не говори того, о чём не знаешь. И лучше бы тебе такого не говорить в лицо любому русскому дракону, даже самому доброму и терпеливому, – суровым голосом сказала Света. – Назвать дракона рептилией и присвоить ему её особенности – то же самое, что назвать тебя шимпанзе и сказать, что ты постоянно ищешь вшей в шерсти ближнего своего. Это неуважение и большая ошибка, которая может тебе стоить жизни. Я не шучу.
– Ты посмотри, какие мы обидчивые, – не без сарказма сказал я. – Вам прямо слова не скажи, так уже убить да разорвать готовы. Недаром за вами, драконами, всю историю человечества тянется дурная репутация.
– Просто у нас есть самоуважение, – злобно процедила сквозь зубы Света. – И тебе лучше не пускать зря слов на ветер, чтобы не испытывать чужого терпения.
– Ты убедила меня, о железная дева! – сказал я громко и нарочито по-доброму, чтоб хотя бы немного успокоить едва ли не рычащую Свету. – А теперь отставить! Как цивилизованные надо разговаривать. Я вообще почти ничего не знаю о драконах, прояви ко мне уважение, и я его проявлять буду к вам. Мы меньше получаса знакомы, а уже гвалт подняли, как на партсобрании. Нехорошо, что мы так скоро ссоримся.
Взгляд Светы забегал.
– А ведь и правда понесло что-то меня. Разучилась я нормально разговаривать, похоже. Я пусть и живу несколько веков, не видела кого-либо, кроме своего создателя и Евгения. Да и не говорила с ними толком. Мне, как служителю, наказано молчать, когда старший говорит.
– Тогда давай мириться. Меня в школе учили, что дать начало хорошим отношениям можно комплиментом. Вот, слушай – у тебя хорошо поставленная речь. Ты можешь говорить много, долго, очень упорядоченно и с идеальной дикцией. То, как ты мне рассказывала обо всём меня интересовавшем, отлично отложилось в моей памяти. Не каждый преподаватель так сумеет.
– Это неуместная лесть, Витя, – сказала Света строго, но я всё равно почувствовал, что она чуть засмущалась. – Не нужно меня зря хвалить.
– Можешь думать, как считаешь нужным, но от своих слов я не отступлюсь. Ну же, твоя очередь. Тебе я тоже советую меня как-нибудь да похвалить. Меньше поводов для ссор будет.
– Я тебя уже хвалила. Сказала, что ты, как человек, совершенен.
– Чудно, но сделала ты это ради того, чтобы я тебе сказал спасибо. Настоящая похвальба должна быть безвозмездной. Ну же, попробуй.
– Хм-м-м, ну… – Света явно затормозила, не могла подобрать слов. А как только двери лифта открылись, она мгновенно перевела моё внимание к выходу. – Ой, приехали. Пойдём скорей!
Драконица едва не на задних лапах выбежала из лифта, а я лишь покачал головой и вздохнул.
«…Искусственный интеллект без нормального воспитания? А чему тут удивляться-то?..»
Глава 7. Учёба
«…В мире снов тоже можно устать. Сознание в нём, как и тело в реальном мире, не резиновое, чрезмерные нагрузки легко могут ему навредить. Сон внутри сна вскоре стал для меня обыденностью, как и постоянное пребывание в виртуальной реальности, в которую меня помещали с помощью тех самых портов в голове…»
Процесс обучения напоминал мне службу. Всё шло в строгой последовательности: физическая и умственная зарядка, теория и практика по энерговедению, различные испытания. Зарядка была нужна для укрепления духа и улучшения работы мозга, а вовсе не для поддержания здорового образа жизни, теоретические занятия нужны для понимания основ, а практические – для их закрепления. Испытания, в свою очередь, призваны были показать, насколько хорошо я усвоил материал, и проводились раз в неделю в субботу.
Договорились заниматься шесть дней в неделю, как в России и заведено последние сто лет. Сначала, конечно, мне предлагали пять дней, но я не согласился. А зря! Кто же знал, что обучение будет отнимать у меня столько сил? Никто заблаговременно не сказал мне, что управление энергией требует повышенную трату её же манипулятором. Законы физики не отменяются даже при использовании определённого рода «магии». В энерговедении действует простой закон: «Хочешь поднять камень – будь добр потратить столько энергии, сколько потратил бы, взяв его рукой». Многие приёмы напоминали чистой воды телепатию, только производились гораздо более понятным физически образом, нежели пустое волшебство с помощью волшебной палочки.
Универсальной единицей для воздействия энерговеда на окружающие его объекты является «энергощупальце» – творение «нейтральной» энергии, которое никто, кроме энерговедов, не видит и которая способна вытворять самые разные вещи. С её помощью можно передвигать объекты, воздействовать на живых существ и на себя, изменять агрегатное состояние и даже атомный состав. Последним могли похвастаться лишь воистину продвинутые специалисты. И это лишь верхушка айсберга. Истинный потенциал настоящего энерговеда настолько обширен, что уместить его на бумаге – задача нетривиальная. Однако кратко охарактеризовать его умения я могу с лёгкостью – энерговед отчасти подобен Богу.
Искусство управления энергией включало в себя и умение запасать и экономить эту энергию. Меня учили тратить не сотню калорий, а пятьдесят или того меньше, воздействовать так, чтобы не «расплескать» энергию, а сконцентрировать её в нужных точках, действовать на расстоянии и даже без зрительного контакта. И всё это только в первую неделю, по четырнадцать часов в сутки.