Сергей Казимирович вдруг остановился. Я выждал несколько секунд и спросил:

«С ним что-то случилось?»

«Да. Его чёрно-красные нацики хотели зарезать, и у них это почти получилось. Повезло, что его друг успел скорую вызвать, когда Дима мёртвым притворился. Мама очень долго плакала, когда узнала, что случилось, а отец быстро начал искать способы обезопасить нас и наших родственников. Вскорости полуостров объявил о проведении референдума, сначала о независимости, а потом о присоединении к России. А потом на полуострове появились «вежливые люди» – русские солдаты без знаков различия. Как же нацики тогда визжали о незаконности, об оккупации, об аннексии. Отнюдь не только украинские. Западники тоже свой писклявый голосок подали».

Сергей Казимирович вновь посмеялся, уже расслабленно.

«Я тогда в экономическом университете учился. Но когда увидел этих солдат, этих мужчин, защитников Родины, во мне что-то щёлкнуло. Получив российский паспорт, я сжёг украинский, бросил университет и отправился в военное училище. Мама была резко против, говорила, мол, зачем мне вся эта муштра, служба, а вдруг меня убьют? Женский трёп, короче. А папа, бывший лейтенант Советской Армии, наоборот, тепло встретил моё решение. Учился я хорошо, стал профессиональным военным, получил звание капитана морской пехоты. А потом, в две тысячи двадцать втором году, началась Третья Мировая война. Дальше ты, в общем-то, знаешь».

«А как вы к войне относились? Со страхом? Или, быть может, что-то другое тогда вас обуревало?»

«Мной тогда двигало желание отомстить. Отомстить за брата, отомстить за убитых детей и рабочих Донбасса, который кошмарили с того же две тысячи четырнадцатого года, за всю ту ложь, за клевету, за то, что они радуются проливающейся крови русских людей. Эти люди, когда-то бывшие моими соотечественниками, превратились в настоящих животных, не знающих ничего святого, плюющихся во всех и вся своей желчью, циничных и жестоких, способные на любой гнусный поступок, лишь бы насолить своему соседу. Они реставрировали нацизм, с которым боролись мои предки, и я просто обязан был их наказать. Я обязан был убить каждого, кто повернёт оружие в сторону моей Родины, подарившей мне жизнь, свободу и смысл существования. Я знал, что моя страна, Россия, является справедливой, что она выступает против несправедливой и жестокой гегемонии американцев, этого «порядка, основанного на правилах», где правила пишут «джентльмены», сидящие в «саду», который окружают «джунгли». И я наказывал их. Я командовал положенной мне ротой умело, я защищал Запорожье от вражеских атак, я защищал союзную Белоруссию от нападений орд альянса НАТО, мои бойцы не давали им спуска, сжигали их танки, уничтожали их солдат. Западники кичились своей мощью, но их танки банально тонули в наших болотах, их бойцы боялись штурмовать наши позиции…»

Сергей Казимирович вздохнул.

«Не скажу, конечно, что было легко. Даже не посмею преувеличивать. Враг был силён и коварен, я много сослуживцев потерял, сам был ранен, едва в плен однажды не попал. Повезло тогда, что я решил чуточку выждать, прежде чем мне пришла в голову мысль застрелиться. В плен попасть тогда значило, что тебя замучают эти животные просто за то, что ты русский, а не потому что у тебя есть ценные сведения. Меня бы замучили и за то, и за другое».

Сергей Казимирович вновь вздохнул, но я словно бы почувствовал улыбку на его невидимом лице.

«Я прошёл войну с первого до последнего дня и вернулся победителем. После неё я смог вернуться к моей любимой Лене, родить Ваню и Светку, смог взрастить в них патриотов, что готовы трудиться и сражаться за Родину, что смогут вернуться домой. Более того, я писал книжки для детей, воспитывающие в них эти положительные чувства. Это самое главное. Это у наших врагов «зольдат дольжен воеват и умират», а наш солдат должен вернуться домой, должен растить детей и трудиться. Я вижу, что и сейчас так. И это хорошо. Это значит, что Россия будет жить. Маленькие люди творят историю каждый по-своему. Кому-то суждено убить десять врагов, не дать им возможности убить наших. Кому-то, к сожалению, суждено погибнуть, но, быть может, его смерть спасёт десятки или сотни жизней. А кому-то суждено убить лишь одного, но важного настолько, что его смерть спасёт миллиарды жизней. Как тебе, например».

Я улыбнулся и даже ощутил значимость своего присутствия в логове врага. А ведь верно говорит Сергей Казимирович – то, что я сделаю, действительно может спасти многих-многих людей, может ослабить врага и приблизить победу. Не в этом ли суть того, что задумал Евгений?

«Знаете, Сергей Казимирович, я хочу сказать вам спасибо. Искреннее спасибо. Ваш вклад в жизнь России трудно переоценить: вы участвовали в Третьей мировой, вы писали книги и спасли нашу страну на Новомосковии от гнева драконов-карателей. Я счастлив, что вы мне помогаете. И я хочу равняться на вас и сделать столь же значимые поступки, что отразятся на истории нашей Родины».

Я словно бы почувствовал прикосновение руки Сергея Казимировича к моему плечу.

«И ты это сделаешь. Я помогу тебе. Всегда буду помогать».

Вечерело. Мы уже почти вернулись домой, в мирный уголок. Я почти не торопился, дурное настроение после разговора с Сергеем Казимировичем улетучилось.

– Света! – войдя в комнату, позвал я свою драконью супругу, лениво разлёгшуюся на лежанке. – Ну что, как дела?

Света-драконица резко подняла голову и чуток испуганно посмотрела на меня. Наверное, я по незнанию разбудил её.

– Всё хорошо. Что-то случилось? Почему ты такой радостный?

Я смотрел на неё улыбаясь.

– Да я тут поразмышлял немного, Свет. Пришёл к выводу, что мне повезло. Во всём. И с Сергеем Казимировичем, и с тем, что я пережил… И с тобой – тоже. С обеими Светами.

Я подошёл поближе и коснулся её большой руки.

– Мне нужно хорошенько выспаться. Хочу набраться сил. Они мне понадобятся, чтобы победить.

– Разумеется, дорогой. Почтовый робот, кстати, прилетал. Просил передать тебе это.

Света-драконица взяла с высокого стола письмо, стилизованное под старину – такие писали в девятнадцатом веке, юридическую значимость подтверждала красная печать с ликом Анугиразуса. Сломав печать, я прочитал написанное:

«Виталий Александрович Чудов, гражданин Российской Федерации Планетарных Комиссариатов и, по совместительству, Посвящённый Евгения из рода русанаров!

Я, Анугиразус из рода анугиров, правитель Ахтургира и Ахтургиры и адмирал Чёрного Космического Флота имени Меня, призываю Вас сразиться не на жизнь, а на смерть на Чёрной Арене и доказать, что Вы достойны носить имя Посвящённого!

Судьбы многих решатся завтра. Ваша – не исключение. Приходите, если не боитесь моего вызова!»

Стоя у врат Чёрной Арены поздним утром следующего дня, я всё никак не мог избавиться от ощущения затаившегося где-то там внутри подвоха, что может легко привести к моей смерти. Мимо меня проходили многочисленные анугиры, бросая косые и заинтересованные взгляды, а я всё глядел наверх. Над вратами виднелись уже знакомые слова:

Место, где смелые показывают себя с самых лучших сторон

«Всё храбришься, Виталий?» – спросил Сергей Казимирович.

«Собираюсь с мыслями, – ответил я. – Такое ощущение, что я совсем забыл, чему меня учили».

«Не волнуйся. Я тоже через это проходил. Стоя перед молодым драконом-карателем из семьи Градоктазуров, я тоже немного растерялся. Всё вспомнишь, а я помогу, если что. А теперь, Виталий, давай же войдём на эту проклятую арену».

Кивнув, я пошёл вперёд. Коридоры на пути непосредственно к полю битвы освещали яркие синеватые лампы, где-то поодаль звучали рычащие голоса. Совершенно очевидно, что принадлежали они местным анугирам.

Арена сильно преобразилась с момента, когда я был тут в последний раз: множество маленьких арен преобразовалось в одну огромную, представляющую собой местность с лесом, холмами и даже стоявшей на реке пустой деревушкой с крупной каменной вышкой. Сразу меня захватило вольготное ощущение свободы, ограничивавшееся, однако, огромными трибунами, с которых на меня смотрели сотни… Нет, тысячи глаз анугиров различного вида.