Оба они опустили глаза и кажутся несколько испуганными. Князь даже несколько пожалел внуков Екатерины Великой, которым приходится находиться меж двух огней. При том, Куракин выделил для себя важный аспект: Александр Павлович явно тушуется в присутствии отца и, как казалось князю, это связано не с тем, что ходят различные слухи, а с тем, что Павел Петрович затравливает своего сына.

— Ну, можно и поговорить, — неожиданно для всех, громко сказал Павел Петрович.

Все находящиеся за столом вздрогнули, Александр уронил ложку, которой размешивал сахар в кофе.

— Алексей Борисович, я, видимо, вас ранее недооценивал. Вы решительный человек. Я насчитал в вашем трактате о финансах одиннадцать новых слов. Это очень смело, назвать явление словами, которые никто и никогда ранее не использовал. Может так сдаться, что те люди, с кем я советовался, не столь осведомлены о проблеме. И, знаете ли, что мне более остального понравилось и что, несомненно, может иметь смысл, — Павел Петрович обвел всех присутствующих взглядом. — Купить английских фунтов, ну и денег других стран. Они купят наши обесцененные деньги, а мы их дорогие деньги. А еще можно скупать золото, пока бумажные ассигнации не стали лишь бумагой. Да, мне многое понравилось и многое еще нужно осмыслить.

Павел встал из-за стола, следом за ним поднялись все остальные. Никому ничего не говоря, наследник отправился к выходу.

— Я жду вас в кабинете, князь! — не поворачиваясь, бросил Павел Петрович и скрылся за дверью.

Алексей Борисович Куракин пребывал в растерянности. С одной стороны ему нужно идти за Павлом Петровичем, с другой же, неловко оставлять венценосное семейство.

— Не переживайте, князь, поверьте, его высочество выражает вам благосклонность. Вы никоим образом не обидите нас, если проследуете за папа, — сказал на французском языке Александр Павлович.

— Прошу простить меня! –сказал Куракин и пошел в кабинет к наследнику, зная только направление.

Куракин достаточно быстро нашел кабинет Павла Петровича, там же был и сам сын императрицы.

— Вас еще не вызывала моя матушка? — спросил Павел Петрович, как только князь зашел.

— Нет, ваше императорское высочество, простите, а это должно случиться? — сказал Алексей Борисович.

— М…м… Предполагаю, — с сожалением в голосе отвечал Павел. — Но моих гостей отслеживают, как и мои интересы. А я заинтересовался вашей работой. И вы обязаны меня понять, что должен прозвучать следующий вопрос. Это вы написали?

Куракин не растерялся. Почему молчать, если ему «помогал» секретарь? Именно что помогал, иначе может быть такой апломб, после которого князь превратится в главное посмешище в столичном обществе. Ну а то, что многие вельможи большую часть своей работы перекладывают на секретарей — это ни для кого не секрет.

Так что имя Михаила Михайловича Сперанского прозвучало. Ну и чуть больше важности фигуре секретаря предавало упоминание Алексеем Борисовичем Куракиным, что митрополит Гавриил сам радел о судьбе семинариста.

— Когда-нибудь я познакомлюсь с ним. Это дворянин? — настроение наследника резко разнилось с тем, с которым Павел Петрович садился за стол.

Но то, что у Павла за одну минуту могут смениться гнев на радость и обратно, знали все. Так что ничего удивительного не произошло.

— Нет, ваше высочество, он из поповских, но был прилежным учеником и Новгородский митрополит прочил сего мужа в мои помощники, — отвечал Куракин.

— Это удивительно, — безучастно сказал Павел. — Впрочем, подобрать себе секретаря, или помощника — это уже достоинство. Так что я не принижаю ваших способностей. Оставляйте, что еще у вас есть! Я непременно посмотрю. Если эти бумаги будут похожи на то, что вы уже подавали, я буду удовлетворен.

— Позвольте, ваше высочество, уточнить, что именно! Есть несоответствия морского устава сегодняшнему дню…- начал князь перечислять, но, вдруг, Павел встрепенулся и вновь стал энергичным.

— Вот как? Вновь удивили. Давеча я размышлял о флоте и счел его устаревшим, как и правила на корабле. Что вы нашли? Поделитесь! Мне интересно, насколько ваше видение может совпадать с моим, — Павел встал со стула и начал ходить от одного окна к другому.

— Ну за малое — это палачи на кораблях, виды наказаний… — Куракин вновь был перебит.

— Да! Это же невозможно! Протаскивать на рее через дно корабля! — возмущался Павел. — Я имею чин генерал-адмирала, но не имею возможности убрать с флота сущие глупости. Это не комильфо.

Сложно пришлось Алексею Борисовичу. Павел постоянно его перебивал, с одной темы переключался на другую. У князя болела голова, он пытался найти логику поведения Павла и вот уже почти ее уловил, как наследник вновь с темы кодификации законов возвращался к проблеме упразднения должности палача на кораблях.

Куракин хотел еще добиться вразумительного ответа, не понадобится ли он в ближайшие три месяца, которые планировал провести в усадьбе, но нет, эта задача была без решения.

Мальчики остались без учителя и процесс обучения уже сейчас под вопросом. Оказалось, что без Сперанского и сын и племянник плохо усваивают материал. Ну да князь и сам знал, что Михаил Михайлович интересно преподает, порой и в игровой форме. А статические учителя навевают на детей, в сравнении с предыдущем обучением, уныние и скуку. Хотя учителя в один голос утверждают, что и Борис и Сергей весьма разумны в словесности, с чем ранее было сложно, ну и в математике, естествознании, истории и географии более чем молодцы.

Видимо не суждено Алексею Борисовичу отправится в Белокуракино. А еще пришло письмо от супруги Натальи Ивановны, которая нынче отправилась в Италию, но из-за всех происходящих событий собирается вернуться в Россию [она годами была в разъездах по Европе].

Возможно, потому и считается их брак счастливым, что они годами не видятся. А тут… И дело не в том, князь реализовывается, как мужчина со служанкой, он ее прогонит, как только Наталья Ивановна пересечет границу России, дело в ином. Он отвык быть мужем.

— Вы меня не слышите! — возмутился Павел, который ранее увлеченно рассказывал о своих идеях по смене формы в армии.

«Есть проект и по армии, но об этом пока лучше и не заикаться. Без союзников в этом вопросе к Павлу подходить нельзя», — подумал Куракин, стараясь теперь ловить каждое слово наследника Российского престола.

Какой бы Алексей Борисович не был франт и не любил разговоры об одежде, но и для него было решительно невозможно столь скрупулёзно описывать все эти обшлаги, длину косы, или панталонов.

— Безусловно слышу Вас и считаю, что да, валенки для караульных нужны, иначе с нашими морозами караулы — сущая пытка для солдата, — Куракин увидел, что наследник сейчас начнет цепляться к словам и это приведет только к завершению аудиенции на дурной ноте, вот он и решился. — Ваше Высочество, а не желаете ли услышать превесёлую басню про французский Конвент?

— Вы баснописец? Вам не терпится примерить лавры господина Жана де Лафонтена [французский баснописец конца XVII века]? — усмехнулся Павел Петрович. — Не находите, что басни по своей сути — это проявление вольнодумства и вольтерианства?

— Басня ложь, но в ней намек, добрым молодцам урок, — отвечал Куракин.

— Ха. Вот только подумал о вас, что все, человек раскрылся, так вы вновь удивляете. Что ж, весьма занятно было бы послушать, — усмехнулся Павел Петрович.

— Однажды лебедь рак и щука везти с поклажей воз взялись… [полная версия басни в приложении] — Куракин читал басню Сперанского. Вначале тихо, но, видя, что Павел смеется и весьма благосклонен, князь заканчивал басню уже громко, весело. — Кто виноват, кто прав, — судить не нам; да только воз и ныне там.

— Превосходно! Мне определенно это понравилось. Не знал, князь, что вы и пиит, — Павел был неподдельно весел, что, как все утверждали, почти невозможно.

— Прошу прощения, ваше высочество, но это мой секретарь Сперанский, — Куракин не решился присваивать себе творчество других людей.