Это же государыне, в иной истории, плохо стало от того позора, который принес России отказ шведского короля жениться на Александре. Платон Зубов так интриговал, что подвиг Густава Адольфа на демарш. А дело было в принятии-непринятии протестантизма Александрой.

Пока не отвечу на вопрос: зачем, но скажу, как можно продлить жизнь государыне? Последнее вообще просто… Убить шведского короля. Охрана в этом времени мух не ловит, можно и осуществить акцию. Тогда не будет сердечного приступа у императрицы, так как не будет оскорбительного отказа от Густава Адольфа в свадьбе. В более тепличных условиях императрица, может прожила бы и больше.

Теперь ответ на вопрос: нужно ли мне это? Честно, даже думать не хочется, учитывая то, сколько нужно сделать и как напрячься, чтобы получить иллюзорный шанс продлить агонию екатерининской эпохи. Я и раньше был уверен, что Екатерина Алексеевна, несмотря на то, что, по сути, узурпаторша, немало сделала для России только в первый период своего правления, сейчас же я убежден в том, что «зубовщина» — это позор для империи и стагнация режима. Ничего нового не будет происходить, реформы тем более, не пропустят, а они нужны.

По моим планам, я смогу приподниматься только после восхождения Павла Петровича на престол. Я же прицеп к Алексею Борисовичу Куракину. Будет мой благодетель в фаворе и я рядышком, за спинкой. А получится, так я и в перед вырвусь. Тут бы добраться до монарших мозгов. Хотя, ой чую, с Павлом сложно придется!

Между тем, в нашем разговоре с князем установилась тишина, на ум пришел даже эпитет «мертвая». И в правду, в гроб краше кладут. Жизнерадостный Куракин, прям, на себя не похож, весь в думах, потупил глаза и вилкой водит по тарелке с мелкими кусочками мяса, пожаренными в соусе, на основе сметаны.

Я не спешил лезть с расспросами. Видно же, что сам расскажет. Не сейчас, пару минут потупит, и поведает, что же за беда приключилась. Я, к примеру, особых проблем не наблюдаю.

— Может так быть, Миша, — не подымая глаз, говорил Куракин. — Мне придется даже отказаться от ваших услуг, как и подумать, где еще сократить расходы.

Алексей Борисович все же поднял глаза, высматривая мою реакцию на сказанное, но я был невозмутим. Что? Всего-то деньги? Нет, это проблема, но ведь не такая уж и большая.

Дело в том, что я имел в загашнике сладкую пилюлю для князя. Приятный сюрприз, раскрывать который собирался только во второй половине августа, когда все расчеты еще раз подтвердятся. Поместье его, Белокурово, уже списанное Куракиным, как неликвидный актив, вернее не приносящий должного дохода, готово удивить своего хозяина.

Я поддерживаю переписку с Тарасовым, которого уже думаю, как это вырвать у князя и начать с ним реализацию по серьезному проекту. Приказчик написал предварительные выкладки по прогнозам прибыли. Так вот, усреднено получалось пять с половиной тысяч рублей только для этого года.

Да, по сравнению с долгами князя, это капля в море, но все равно же пять тысяч — это пусть и не возврат по векселям, но нормальная жизнь для князя, без особых излишеств [в РИ, по восшествии на престол, Павел оплатил долги Алексея Куракина в более чем триста тысяч рублей].

— Кредиторы, словно по чьей-то недоброй воли, стали требовать возврата по всем долгам, — жаловался князь.

— Известно, ваша светлость, почему, — не удивился я.

— Известно. И тут я размыслил, что без твоего участия не обошлось. Это ты, Миша, надоумил меня пойти на сближение с Павлом, — взгляд «кормильца» стал жестким, угрожающим.

Плохо, но не критично. Подобное прозрение прогнозируемое. В своих неудачах человек чаще всего винит других, или же непреодолимые обстоятельства. И то, что я стану таким вот молниеотводом, предвидел.

— А я, простите за дерзость, и сейчас уверен, что нужно примкнуть к партии, которая уже через год-два станет царствовать, — ответил я и впервые, осознанно, принял вызов на бой взглядами.

— Ты не забылся, семинарист? — жестко сказал князь.

Я отвел глаза и сделал виноватое лицо. Все специально. Вот он, Куракин, главный, доминант. Вот только будет он помнить тот мой взгляд, подспудно ожидать его, стремясь не провоцировать подобного впредь. Я показал, что могу быть сильным, но подчиняюсь князю. В сущности же я мог и уйти, свободный человек, а контракта мы никакого не подписывали, более того, я получил жалование за год.

— Прощения прошу, Ваша Светлость. Только не могу я отступиться от своих слов. Пользы ради, хотел бы отметить, что в любом случае, кредиторы объявились бы, боясь, что вы вновь уедите, — и вот только хотел сказать про успешный опыт в поместье, как одернул сам себя.

— Ладно, это я больше переживаю, как его высочество Павел Петрович примет меня. Я же, Михаил Михайлович, не смогу быть при Платоне, выше это моего понимания чести и достоинства. Братья мои не смогли, и я не смогу, — князь положил, наконец, вилку, и лакей сразу же убрал недоеденное блюдо.

Знают, что Куракин теперь не будет есть. Мало того, словно по волшебству, на столе появилась водка и стограммовая рюмка.

— Выпьете со мной? — спросил князь, но не ожидая моего ответа, быстро опрокинул рюмку, чуть поморщившись, потом вновь посмотрел на меня. — Ты, Миша, честен со мной? Добра желаешь? А как иначе? Так складывается, что мое благополучие — это и твоя работа, оклад и мое благоволение.

У нас сеанс вопросов-ответов самому себе. Но я посчитал нужным заверить в преданности и что все будет хорошо. А после решил чуть отвлечь князя интересными проектами.

— Ваша светлость, не скрою, я очень хотел бы, чтобы вы возвысились, рассчитывая на то, что и я буду вам помощником. Я предельно откровенен. И время фаворитов уйдет, это пережиток. Насчет же денег, то и тут можно заработать, — смех Алексея Борисовича не дал мне продолжить.

— Мне работать? — смеялся князь.

— Зачем же? — деланно удивился я. — Вот к примеру…

Газеты я читаю, книги почитываю, если хватает время. Благо, и читать-то нечего. Дело в том, что Михаил Михайлович Сперанский прочитал все, что только было в доступе, а индустрия литературы пока не слишком развита. Так что уже ориентируюсь в этом мире, но смотрю на все немного иным взглядом человека из будущего.

Так вот, уже навскидку я нашел одно направление, которое никем, насколько я знаю, не занято. Крестьянин стоит до ста рублей, это некий специалист. Если с большой семьей, до трехсот рублей. Но тут семья должна быть всем хороша и с перспективой взрослых сыновей. Однако, только один крепостной, но повар, стоит от полутора тысяч до двух с половиной.

Кроме того, таких поваров днем с огнем не сыщешь в газетах. Я нашел три объявления, которые исчезли уже в следующем номере. Следовательно, поваров покупали сразу. Что есть повар в современном понимании? Так нужно готовить что-то такое этакое. Главное, это удивлять гостей в обед.

— Вы предлагаете учить поваров? Я правильно понял? — князь отвлекся от негатива и с интересом слушал меня.

— Не вижу, ваша светлость, сложностей. У вас француз повар, но, простите, в блюдах он может быть более избирательным, чем нынче. Подучиться и ему следует. Спрашивал я у него, как делается соус де Субиз, не знает. Зато хорошо умеет готовить улиток, которые, в порядочном обществе есть не станут, — говорил я. — И ваш повар стоил бы все двадцать тысяч, будь он крепостным.

— По более, я так думаю, — поддержал разговор Куракин. — Но селяне неразумны.

— Посмею не согласится. Разные есть. Выбрать разумников можно и в Белокурово. Нужно то всего два десятка. И доход станет тогда сорок тысяч, при том, что само обучение обойдется не более двух тысяч. Я на досуге все посчитал, — сказал я.

— На досуге… — усмехнулся князь. — Даже и не могу представить, когда он у вас бывает. Вина не пьете, женщину не завели. Все пишите, да учите, а нет, так истязаете себя казацкими забавами. Вот только сейчас, глядя на вас и понял, зачем же было так себя мучить.

Докладывают князю. Я знал об этом. Ну а то, что я, действительно, стал, наконец, меняться внешне, факт. Вот только развитие резко затормозилось из-за того, что в одиночку приходится ограничиваться физкультурой. Воспитанники уехали, а так раскрутил бы князя на наем учителя фехтования, да сам с ним больше занимался. Но все равно, нужно вызывать Северина из Белокураково, иначе прогресса не будет.