Чулки и кюлоты — это не удобно. Где нормальные прямые штаны с карманами? Кюлоты, которые в моем понимании больше — бриджи, может и ничего страшного, не сильно стесняли движения, но в комбинации с чулками, чувствовал себя, прости Господи, каким-то трансвеститом. Не дай Бог! В целом же понадобилось минут двадцать, чтобы облачиться подобающе и в ту одежду, которая была пошита за деньги князя.

— Ваша светлость, — я обозначил поклон, как только вошел в столовую, где уже был князь.

— Садись, Миша! — сказал Алексей Борисович, указывая на один из стульев за столом.

Князь выглядел озадаченным, немного отрешенным.

— Сейчас приведут детей и мы отобедаем, — посчитал нужным сообщить мне князь Куракин.

— Ваша светлость, уместно ли мне будет узнать причину вашей озадаченности? — спросил я, усаживаясь на краешек стула.

Да, вот так еще позировать нужно. Сесть на край стула, предельно, чтобы только не свалиться, выпрямить спину, одну ногу вперед, вторую чуть подогнуть, а еще шею вытянуть. Но часть сознания Сперанского так поступала, а я не видел смысла сопротивляться.

— А? Да ничего, Миша, только разные мысли меня обуревают. От чего же поместье, которое и большое и людей вдоволь, почти не приносит доходу? Был тут раньше немец управляющим, так отчего-то попросился в иное поместье, — сказал князь и вновь углубился в свои раздумья.

Вот и мне это было интересным. То, что мой благодетель «в долгах, как в шелках», я уже знал. И по этому поводу даже без существенного анализа, мог дать некоторые рекомендации. Мог, но не буду, так как такие советы, что напрашивались, бывшие на поверхности проблемы, мне давать не по чину.

Девятнадцать человек прислуги приехало с нами. В столичном доме осталось еще примерно столько же. Зачем так много слуг, я не понимал. А каждый из них — это уже большие траты. Ну да ладно, в сравнении с остальными тратами, большой штат прислуги, мелочь. Только сейчас, в поместье, князь был одет не менее чем на три тысячи рублей. Это огромная сумма даже в России, в данный момент ощущающей обесценивание рубля. И это, так сказать, повседневная одежда. А еще аксессуары… Я заметил пять табакерок, каждая по своей стоимости словно фрегат, ну или сравнима. Это изделия из золота с бриллиантами, рубинами, и бог знает какими еще камнями.

И так во всем у Куракина. А грабить, как я понял, не получается. Генерал-прокурора Российской империи практически оттерли от финансовых потоков, к которым присосался Платошка Зубов и те, чьи интересы он блюдет. Да, я теперь это прекрасно понимаю. Достаточно было соединить три составляющих, чтобы все сложилось: знания Сперанского, послезнание и некоторый опыт из будущего Михаила Надеждина.

Партия фаворита Зубова, резко усилившаяся после смерти четыре года назад Григория Потемкина, сметает всех со своей скользкой дорожки. Всех, кроме, конечно, своих, без которых, даже при условии быть любимым и единственным для императрицы, не возможно держаться на вершите российской политической системы.

Сволочи. Золотой век Екатерины нынче превращается в заскорузлый застой, с уже нарастающими тенденциями к деградации. Ну да мне не по чину с ними бодаться, даже думать об этом было бы глупо, не являйся я попаданцем.

Князь молчал, не спеша продолжать начатую им же тему. Я же не мог настаивать. Между тем, было очень интересно вникнуть в экономические процессы. Мне казалось, что я мог бы создать высокоэффективное хозяйство. Есть такое впечатление, что в этом времени все чуточку, но легче, чем в далеком будущем. Российский рынок не перенасыщен, конкуренции, почитай и нет. Сколько подсолнечного масла не выжимай, на любые объемы найдутся покупатели. Так же, вопреки расхожему времени про то, что Екатерина распространила картофель, я, Сперанский, ел этот овощ только один раз. Удивительно, но мне не понравилось, был полусырой. Не распространен картофель, который может открывать большие возможности в сельском хозяйстве.

— Этого управляющего мне отрекомендовал брат мой, Александр. Белокуракино же наша, почитай, вотчина. Вот и хотелось сделать тут просвещенную экономию. А нынче… — после долгой паузы, сокрушался Куракин. — Может что-то я не так делаю. У брата моего, в Надеждино, почитай уголок просвещения и изящества, не то, что здесь.

— Может быть не все потеряно, ваша светлость? — спросил я, только чтобы выразить свое участие в проблеме.

Хотелось, очень хотелось, полистать документы, провести расследование, спросив того же Северина о положении дел. Жители поместья всегда могут много чего интересного рассказать про своего управляющего, особенно если будут чувствовать себя в безопасности. И нет такого руководителя, у которого всегда и все идет гладко в сложном деле управления. Нередки случаи некоторых нарушений и даже не для пользы своей, а общего дела ради.

Может быть тот Сперанский, тело которого я занял и сознание которого задвинул, был тем единственным в истории России чиновником и управленцем, который взяток не брал и вообще работал честно? Это тогда что? Некие силы захотели в тело праведника засунуть грешника, чтобы воссоздать баланс и не пускать более честных во власть? Шутка… надеюсь.

— Я признаюсь тебе, Миша. Имения приносят все меньший доход, а пребывание в Петербурге требует все более возрастающих затрат, — сказал Куракин и пристально посмотрел на меня, как будто удивляясь, почему это он так разоткровенничался и перед кем…

— Ваша светлость, я многое понимаю, уж простите за дерзость. И то, сколько нужно подарков преподнесть некоторым людям в близком окружении Ее Величества императрицы Екатерины Великой, тоже разумение имею. Аппетиты людей всегда растут, — говорил я, а Куракин ухмылялся, и чуть кивал головой соглашаясь.

— Прогнило что-то в нашем государстве, если даже семинарист понимает ущербность некоторых нравов при дворе, — сказал князь.

— Все течет, все изменяется, как говорили великие греки. Между тем, неизбежна и тимберовка корабля, коим является Российская империя, — сказал я, намеренно используя образность, чтобы поддерживать некоторое свое реноме не только человека-канцеляриста, но и пиита [Тимберовка — частичная замена не менее половины принципиальных частей корпуса кораблей].

— Вы еще и в морском деле разбираетесь? Владыко Гавриил сказывал о великом охвате вашего ума, я начинаю верить словам митрополита, — князь чуть задумался. — А образ с тимберовкой, удачный, этого не отнять. Только не стоит подобные метафоры использовать в ином обществе. Опасно называть прогнившим нынешнее положение дел, очень опасно, Миша. Да и я, в ином случае, выгнал бы тебя взашей и указал митрополиту на излишнее вольтерианства твое.

Ничто не меняется под луной и в России лучше промолчать про реальное положение дел, чем что-то менять. Ну с постаревшими правителями так всегда. Плохо ли начинал Леонид Брежнев? Реформа Косыгина в первые годы брежневской эпохи была хороша. Это ее в полной мере реализуют в Китае. А после страна села на нефтепотоки и успокоилась в застое. Или можно вспомнить Московское царство в последние годы правления Ивана Грозного. Царь, начинавший величественно и решительно свое правление, даже прогрессивно во многом к концу жизни выжал соки из государства.

Вот и сейчас в России полная стагнация всех процессов. Я не могу говорить, что нужны кардинальные реформы, но хоть какие-то изменения, необходимы. Или, по крайней мере, нужно прекратить разложение административной системы, что сейчас идет семимильными шагами. Есть государыня, но нет правящей длани, как и правления.

— Впрочем, свернем с тернистой дороги обсуждения власти, а поговорим с тобой, Миша, о том, как и чему ты будешь учить моих детей. Вот этого вольтерианства нужно поменьше, и сын и племянник должны любить монарха и быть преданным больше России, какой Франции, прости Господи, — определял общие цели обучения князь.

Меня сильно смутила формулировка «преданным больше России». Я, как бы, не вижу не единой причины, чтобы быть преданным, пусть и в меньшей степени, иному государству. Куракин, как я знаю, не особо осуждает французскую республику. Он рад, безусловно, падению Робеспьера, исподволь нахваливает Директорию. На минуточку, Россия сейчас в антигитлеровской… Тьфу ты, антифранцузской коалиции, а князь симпатизирует французской власти.