— Хорошо, — кивнула Алина и ушла, видимо, за картой, ну и ждать заказ. Но я ошибся, она вернулась через несколько минут. — Заказ приедет через полчаса.

— Окей, — закрыл глаза руками я. Почему мантия-невидимка есть только в сказках? Она бы мне сейчас так пригодилась.

— Дмитрий Александрович, у меня есть пара вопросов по поводу распоряжения…

— Вы хотите сейчас работать? — нахмурился я и удивленно посмотрел на Алину. Потом осознал глупость своего вопроса.

— Ну… да. Вы же тоже перерабатывать остались, нет?

А почему я все еще на работе? Хороший вопрос.

— Дмитрий Александрович, все точно хорошо? — наклонилась в мою сторону девушка, задавая ненавистный мне вопрос. Ну почему есть люди с эмпатией? Почему нельзя просто пройти мимо, сделать вид, что все окей, даже если что-то и заметил? Какой смысл пытаться мне сейчас понять? Ты что, знаешь, каково быть на моем месте?

— Нет.

Смысл врать? Она все видит.

— Как я могу вам помочь? — села за стол, не собираясь уходить.

— Никак.

— Знаете, жизнь действительно похожа на коробку конфет: одна вкусная, другая — корпус сладкий, но начинка отврат, а третья так совсем то еще дерьмо.

— Можно просто не есть конфеты.

— Согласна, — усмехнулась Алина. — Но только больше есть нечего. Так что вы или кушаете эти конфеты, иногда морщась, или выбираете голодную смерть.

— Как оптимистично, — скривился я.

— Вы поняли, что я имею в виду, — закатила глаза. Заметил, что она иногда так делает. Интересно, замечает ли сама за собой? — Некоторые конфеты нужно просто пережить. Их терпкий привкус останется на губах, с ним придется жить, но это просто станет… привычкой. Опытом. Частью вас.

— У меня умер мой верный друг, — сдался я. Будто боль настолько заполонила меня, что разлилась.

— Боже!

— Не Влад, — сразу понял реакцию девушки я. — Этот хрен живее всех живых. С шестнадцати лет моим верным другом был пёс Фамусов.

— Фамусов? — не сдержала улыбки Алина.

— Да, я не отличался оригинальностью.

— Почему же, очень оригинально. Только в «Горе от ума» Чацкий был против Фамусова, — напомнила сюжет девушка.

— Поэтому это и было глупой идеей назвать пса так, — усмехнулся я. — Фамусов, представитель светского общества. А пёс был-то простой дворняжкой, помесью кого-то с кем-то, даже не определишь. Он щенком сидел такой грязный, так смотрел… господи, до сих пор помню его жалостливый взгляд. Он еще тогда понял на своей шкуре, как жесток этот мир, но будто продолжал верить, что есть что-то светлое в нем.

— И вы его подобрали с улицы? — тихонько спросила Алина.

— Конечно. Куда деваться-то? Его бы явно убили соседние дети-живодеры. Притащил домой, отмыл, накормил сосисками. Таким пушистым комочком был, когда просох, — вдруг начал улыбаться я, будто видя сейчас это чудо перед собой.

— Вы его любили, — заключила девушка.

— Очень, — согласился я. — Влюбился сразу. Как не влюбишься в нескрываемую доброту? Он так смотрел на меня, будто я для него целый мир.

— Вы были неразлучны все это время?

— Нас пытались разлучить. Родители были против собаки дома, особенно дворняги с улицы. Я потратил тогда все свои деньги на прививки для Фамусова, но родители были непреклонны: никакой собаки дома. Последней каплей стало то, что, когда я был в школе, они выкинули Фамусова на улицу.

— Господи, какой ужас! — вскрикнула Алина. — Не говорите мне, что вы с Фамусовым ушли из дома из-за этого.

— Так и было, — усмехнулся я. — Смысл жить с людьми, которые не сопереживают беззащитным? — поднял глаза на девушку я. Мы бы так и смотрели друг на друга, если бы не звонок на ее мобильный. Приехал курьер.

Алина

Никогда не знаешь, какой ящик Пандоры откроешь, решив разговорить человека. У меня самой самым близким человеком всегда была мама. На многих домашних питомцев у нее была аллергия, поэтому мы никого не заводили. Но уход мамы тяжело мне дался, пусть и происходил очень медленно — болезнь не торопилась, но и не давала шансов. Смерть отца я и не заметила вовсе — слишком погрязла в проблемах, которые свалились на меня после. А сейчас… Сейчас, если подумать, у меня больше никого близкого и не осталось.

Доставка оказалась сносной, но на это никто из нас не обратил толком внимания. Я больше молчала, а Дмитрий рассказывал забавные истории из жизни Фамусова. Мы так и не поработали больше в тот день. После позвонили из крематория и сказали, что можно забирать прах. И если при своих рассказах он буквально горел, то после этого звонка потух.

Я вызвалась составить компанию в прощании, тем более, как оказалось, больше было и некому. У Влада были сегодня запланирован стрим со сборами на квартирник (чтобы это не значило, но, наверное, важно, раз он не смог составить компанию другу в такой тяжелый момент).

Мы приехали в лес. Было уже темно, и все дороги порядком заметены, поэтому далеко заезжать не стали. Мужчина подошел к небольшому оврагу и уставился в него. Его фигура выглядела сгорбленной, а завывающий ветер нагонял еще больше тоски. Пальто Дмитрия не предполагало прогулок в такую погоду, если только не выходить из автомобиля, так что я упрямо пошла к нему сквозь наметенные сугробы с целью побыстрее увести в тепло.

— Он любил тут гулять, — пояснил мне Дмитрий, едва я приблизилась. — Больше он, конечно, любил купаться на озере, но сейчас мы туда даже подъехать не сможем, поэтому будем довольствоваться тем, что есть.

— Уверена, Фамусову бы и здесь понравилось, — решила поддержать я. — Он мог бы искупаться в сугробах.

— Даа, — протянул Дмитрий. — Он обычно заныривал в них с головой, а после резко выпрыгивал и тряс ею, видимо, чтобы я тоже проникся атмосферой и был мокрым.

— Он прожил хорошую жизнь. Благодаря… тебе, — я на секунду замешкалась, но решила, что сейчас не время для выканья. — И он бы не хотел видеть тебя грустным, замершим и больным.

Дмитрий обернулся, осмотрел меня с ног до головы. Я даже попыталась не трястись, чтобы не выдавать, что тоже замерзла, но выходило слабо. Мороз уже пробрался под кожу.

— Да, ты права. Он всегда больше меня переживал, когда я заболевал и чувствовал себя плохо, так что пора ехать домой. Тем более что уже поздно и обещали метель.

Я удивилась резкому переключению, но комментировать не стала. Стадия отрицания тоже важна.

Прошедший вечер в корне изменил мое мнение о Дмитрии. Если до этого мне он казался бесчувственным и строгим, то теперь я узнала его с другой стороны. Что у этого человека был близкий друг, пусть и не человек. Да, про Влада я помнила, но эта дружба меня больше удивляла: что же там стояло у истоков, что два таких противоположных человека сошлись и до сих пор держатся друг друга.

Но из-за всех этих приключений я не выспалась и теперь держалась только благодаря кофе, который явно уже был лидирующей составляющей в моем организме. Благо работы было немного, да и Любовь Павловна на месте, отчего мне не было необходимости включать режим турбоработника. Правда, сейчас она опять убежала к своей любимой Земфире, поэтому я немного расслабилась и позволила себе клевать носом.

Неожиданно у меня зазвонил телефон, и я, увидев привычное «босяра», на автомате взяла трубку. И только услышав давно забытое пыхтение на том конце трубки, вспомнила, что Дмитрия Александровича я внесла в телефонную книгу по фамилии — уж больно она мне понравилась, а злополучным босярой для меня всегда был Егор Викторович.

— Доброе утро, Алиночка, не отвлекаю? — приторно добродушно поинтересовался он, отчего я невольно заскрипела зубами, точно от сахара.

— Здравствуйте, Егор Васильевич, есть немного, — пусть у меня и не было горящих заданий, но сейчас было мое рабочее время, а мужчина навряд ли мне звонил по рабочему вопросу — уж слишком разный был вид деятельности у наших организаций. Но перезванивать мне до жути не хотелось — лучше пусть сейчас выскажется побыстрей. — Вы по какому вопросу звоните?