– Это старая немецкая песня, – весело отвечает та, что помладше. Ей лет четырнадцать-пятнадцать. Полностью закрытое жемчужно-серое платье скрывает прелести едва развившейся фигурки. Пшеничные локоны уложены в простую прическу. – Меня садовник научил. Хорошо, что сестры не слышат. Даже если они и не поймут содержания, то все же… Ты ведь не выдашь меня, милая Катрин?

– Когда я выдавала тебя, проказница?

Вторая явно старше – уже взрослая девушка. У нее такое же, как у сестры, красивое утонченное лицо, нежное, цветущее, но его выражение иное – куда более спокойное и одухотворенное. Она чуть улыбается и поправляет покрывало послушницы, скрывающее ее волосы.

– О Дева Мария! Прости меня, Богоматерь, но до чего же скучно! – тянет младшенькая. – Как же я хочу поскорее выйти отсюда на волю. Не понимаю тебя, Катрин. Ты такая же монастырская воспитанница, как и я, почему ты вырядилась в одеяние послушницы?

– А ведь я не раз говорила тебе, Жанна, что хочу принять постриг. Ты рвешься поскорее покинуть эти стены, я же мечтаю остаться тут навсегда.

– Неправда! – темно-синие глаза девчушки распахнулись в изумлении. – Ты говорила, да… Но я подумала, что это шутка. Ты не можешь, Катрин… не можешь этого хотеть.

– Но почему? – старшая сестра ласково погладила Жанну по голове. – Я нашла свой путь здесь. Ты не понимаешь, милая. У тебя другой нрав, другие желания. Потерпи немного – еще два-три года, и тебе подыщут красавца-жениха, который заберет тебя отсюда, будет любить и баловать. А я останусь в обители, потому что тут мое сердце.

Жанна, сосредоточенно нахмурившись, кусала губы.

– А как же твой жених? – спросила она наконец. – Как же барон Жиральд де Лоне? Он будет против!

– У меня теперь другой Жених. Я стану невестой Христовой.

– Катрин, барон не согласится. Ты ведь уже давно обещана ему нашими бедными родителями, упокой Господь их души! Разве брачный договор не подписан?

– Да. Но теперь я послушница монастыря святой Урсулы. Никто не посмеет забрать меня отсюда против моего желания. Никто не дерзнет оспаривать невесту у Христа.

Жанна сокрушенно покачала головой, ее потемневшие глаза встревоженно заблестели.

– Сестра… барон не стар, красив, богат… он был бы тебе хорошим мужем. Но если ты разозлишь его… если откажешься выйти замуж… он отомстит.

…И снова Анри понемногу приходил в себя в привычном современном мире. И вновь Реми до боли сжимал его плечо, как тогда, в заброшенном доме. Грета уже закончила петь и принимала теперь дань заслуженного восхищения от молодых людей. А Ришар… Ришар смотрел на Анри глазами полными тревоги… и гнева.

– Что опять? – тихо, чтобы другие не услышали, спросил музыкант, его голос прозвучал взволнованно и жестко. – Снова будешь в молчанку играть? Тебе плохо? Отвечай! Тебя избили? Ты еще во что-то вляпался?! Будешь врать, я сам тебя прибью!

– Ты не поверишь, – слабо улыбнулся ему Анри. – Но у меня опять было виденье…

Они вновь стояли на балконе. Реми дымил папиросой, Анри задумчиво рассматривал мягко сияющие в наступившей тьме вывески из гибкого неона.

– Знаешь, – произнес он негромко, – в этих видениях нет ничего плохого. Немного страшно, потому что непривычно. Но до чего же интересно! Ведь это та самая Катрин де Лапард, невеста барона Жиральда, с которой и началась история с заточённым ангелом.

– Хм… Хочешь увидеть продолжение исторического сериала? – хмыкнул по привычке Ришар.

Анри его тон почему-то не понравился, хотя он и знал, что за вечными усмешками друг нередко скрывает совсем иные чувства.

– Все, что я хочу сейчас – спать, спать, спать…

– Организм переходит в режим самосохранения? Правильно.

– Да, и, наверное, я сейчас поеду домой. Ты за Гретой… ну… присмотри, что ли?

– Конечно. На моей территории непотребства – только в мелких масштабах.

– И до дома ее подбросишь?

– Не вопрос, – Реми закурил новую сигарету, пряча улыбку. – Кстати, спасибо тебе за такое сокровище. Фолк-рок, значит? Но слушай, есть что-то в ее манере исполнения… мне кажется, она и с нами сработается, главное, репертуар подобрать. Хорошо, что Поль не капризный эгоист и не станет возражать… Кстати, можно и дуэт попробовать, их голоса должны быть созвучны.

– Ты уже все решил за Грету? – изумился Анри.

– Она согласится, – уверенно ответил Ришар.

– Я бы тоже этого хотел. Ладно, тогда я к себе домой.

– Хорошо. Анри…

– Да? – спросил юноша, когда молчание затянулось.

– Береги себя.

На следующий день, нарочно забыв о том, что на свете существуют будильники, Анри проспал куда дольше, чем намеревался. И, разомкнув наконец веки, очень удивился, что дело движется к вечеру. Зато он прекрасно себя чувствовал, его переполняла легкость, все заботы отошли куда-то на время. Кроме одной – Кристаль Жерве. Но возникло ощущение, что и ее поиски надо отложить хоть на чуть-чуть, не беря судьбу за горло. Что решение придет само собой… скоро.

Поэтому Анри, проглотив завтрак, который был по сути обедом, вновь завалился с книгой на кровать. И когда позвонила весьма довольная вчерашней встречей Грета, сразу даже не понял, о чем она ему толкует.

– Ты разве забыл? – удивилась девушка. – Заброшенный дом! Мы же туда собирались.

– Сегодня?! – изумился Анри.

И правда забыл. В том безмятежном, расслабленном состоянии, в котором он сейчас пребывал, ему ничего не хотелось, и меньше всего – исследовать пугающий старый дом. Но он обещал Грете. А она настаивала:

– Да, Анри, сегодня. Я чувствую, что именно этой ночью нам нужно быть там.

Ах, она чувствует… Анри с трудом подавил вновь нарастающее раздражение. Некстати припомнился вчерашней эпизод… почему девушка перебила Поля, когда они разговаривали о колдунах? Ведь он явно намеревался рассказать что-то интересное. Но об этом пока лучше тоже не думать. Впрочем, идти с Гретой все-таки придется. Он, Анри Николя Жюль Делоне, слов на ветер не бросает.

***

Совсем стемнело, когда машина Анри подъехала к пресловутому зданию, которое продолжало притворяться призраком. Оно до сих пор не появилось ни на одной карте города, даже самой подробной.

Рядом с ним было не по себе и при свете дня, что уж говорить о нынешнем часе, когда клочья фиолетовых облаков заполняли ночное небо, закрывая луну и звезды…

Анри по-настоящему боялся, но не мог позволить Грете войти первой, и опередил девушку, когда она уже взялась было за дверную ручку. Свет встроенных в смартфоны фонариков выхватывал фрагменты все той же неприглядной картины – запустение, тлен. Было очень тихо. И запах затхлости все так же неестественно сочетался с тонким, как дорогие духи, цветочным ароматом.

– Чувствуешь? – спросил Анри шепотом, словно боялся потревожить обитающих в доме призраков.

– Да, – так же тихо ответила девушка.

– Давай поднимемся на второй этаж. Там запах почему-то ощутимей.

– Хорошо…

– Только смотри внимательней, здесь ступеньки коварные.

Лестница заскрипела, застонала, будто бранилась и жаловалась на непрошенное вторжение.

Что-то стукнуло в окно… быть может, ночной ветерок сотряс крону растущего рядом бука. У Анри замерло сердце. «Да все хорошо, – уговаривал он себя. – К тому же скоро уже пойдем назад…»

На втором этаже у лестничного проема они остановились. Даже выключили фонарики, чтобы чувства обострились. Стало почти совсем темно и оттого еще тревожней.

– Мне все ясно, – приглушенно заговорила Грета. – Анри, это не шиповник. Похожий запах, да. Это очень интересное растение – хрустальный цветок или двулистник Грея. Странная особенность – когда на его хорошенькие белые цветки попадает любая вода, лепестки становятся прозрачными. Как стекло. Даже листья сквозь них можно разглядеть. Высыхает вода – цветы снова белые. А в чем секрет, ученые до сих пор не разгадали.