Я набрал указанный номер, послушал несколько секунд громкую индийскую музыку и наконец-то услышал:

— Индраджит у аппарата! — за этим последовал странный звук, похожий на удар. — Внимательно слушаю вас!

— Индраджит, это граф Вознесенский, сегодня на рассвете…

— Да-да, ваше сиятельство! — радостно перебил он меня. — Индраджит вас помнит! Да благословит вас Вишну за добрый совет! Чем могу помочь?

— Мне нужно очень срочно в одно место…

— Индраджит уже едет! — хлопнула дверь, раздался звук мотора и визг шин, затем индус всё таки спросил: — А куда ехать-то?

Это было очень быстро и очень страшно. Машина мчалась, словно заколдованная, каким-то чудом избегая аварий. Индраджит то возносил молитвы к бесчисленным божествам, то проклинал всех на пути, кто хоть как-то мешал.

К верфи он доставил меня за рекордно короткое время, еле успев притормозить у проходной.

— Индраджит сделал! — обернулся он ко мне со счастливейшим выражением.

— Индраджит моло… тьфу. Благодарю, ты очень выручил меня, — я протянул ему купюру, от номинала которой индус расцвел ещё больше и начал петь какую-то песню.

— Мне подождать вас, ваше сиятельство? — окликнул он меня, когда я выбрался на свободу, всё ещё поражась, как выжил.

— Я, пожалуй, прогуляюсь…

Таксист газанул с места, выдав на прощание дымный выхлоп. Даже он источал ароматы благовоний. Я помахал перед лицом рукой, откашлялся и отправился на встречу с сенатором.

Воронцов нашелся в цеху возле остова внушительного корабля.

Работа тут кипела вовсю, кричали рабочие, жужжало оборудование, летели искры сварочных аппаратов и носились погрузчики.

Среди этого хаоса Христофор Георгиевич явно себя чувствовал уютно и ласково улыбался какому-то работнику, что-то торопливо рассказывающему сенатору.

Я приблизился, лавируя между людьми и техникой, и услышал их беседу:

— Ваше превосходительство! Ну не могу я, хоть убейте! Нет у меня сандала, и поставок не предвидится. Эти кришнаиты, прости господи, к празднику какому-то своему важному готовятся, всё им идет. Возьмите бубингу, для приборной панели она ничуть не хуже!

— Ты, Евгений, вот тут свою подпись видел? — обманчиво добродушно спросил граф Воронцов, ткнув в бумаги. — Вот прямо под перечнем материалов.

— Видел, — обреченно кивнул мужчина. — Ну хоть убейте, нету…

— Что я с тобой сделаю, мы позже обсудим, — сенатор заметил меня. — А сейчас с глаз моих долой.

Работник стремглав умчался, посмотрев на меня с благодарностью.

— Вот, Александр, кораблик себе справляю, — Христофор Георгиевич с любовью взглянул на остов. — Маленький такой линейный кораблик.

Я деликатно хмыкнул. Скромность — главное достоинство дворянина.

— Давай на улицу выйдем, — он махнул в сторону открытых ворот цеха, выходящих сходнями прямо к воде. — Немного шумно тут.

Я с удовольствием принял предложение, шум на самом деле стоял страшный.

У канала было гораздо спокойнее, вода плескалась о насыпной песчаный берег, по которому бродили чайки в поисках добычи.

— Слушаю тебя, Александр, — сказал сенатор, как только мы отошли достаточно далеко.

— Буду с вами откровенен, Христофор Георгиевич. У Луки Ивановича могут быть большие проблемы из-за вашего заказа.

— Какого заказа? — его взгляд чуть похолодел, но этого было достаточно, чтобы стало неуютно.

Но меня таким было не пронять, так что я уверенно произнес:

— Я знаю, что вы заказали ему артефакт. Уж не знаю, как вы договорились, если не виделись. Но это уже неважно. Мой дед не может его сделать.

— Александр! — возмутился Воронцов такому категорическому заявлению.

— И не потому что уже не способен, — невозмутимо продолжил я. — Я ничуть не умаляю его опыт и умения. Но, если он выполнит ваш заказ, то потеряет всё. Особняк, землю и всё имущество, что осталось.

Не хотел я это сообщать старому другу семьи, но выбора не было. Иначе он и слушать бы меня не стал. Этот город полон упрямцев, а вокруг деда их собралось особенно много.

— Объяснись, Александр, — помрачнел сенатор.

— Лука Иванович подписал закладную, Христофор Георгиевич. И по условиям, на которые он, возможно, и не обратил внимания, работать в лаборатории он не имеет права. Это если кратко.

— Вот старый дурак! — в сердцах воскликнул Воронцов, но быстро взял себя в руки. — Извини, Саша. Но почему? Почему он не пришел ко мне?

Вопрос был риторический, так что я промолчал. Граф своего друга знал слишком хорошо, чтобы удивляться его поведению. Я дал Воронцову немного времени отойти и попросил:

— Расскажите мне про этот заказ, в чем его суть?

Сенатор протер лоб, снял с рук белые перчатки и обмахнулся ими.

— Александр, я ценю твою честность и заботу о Луке Ивановиче, но при всем моем уважении, тебе этот заказ не по зубам. В этом есть и моя вина, этот упертый… артефактор настоял на усложнении первоначальной задумки. А я так обрадовался, что хоть так смогу помочь, что уступил. Так что, выходит, я тоже старый дурак…

— Христофор Георгиевич, раз уж у нас действительно откровенный разговор, то скажу прямо. Некогда мне убеждать в вас в том, что я справлюсь. Мне нужны подробности и ваш договор. Его необходимо срочно переоформить на меня.

— Саша…

— Я вынужден настаивать. Если вы хотите помочь другу, то прошу, перестаньте спорить и давайте займемся делом, ваше превосходительство.

Граф вздрогнул и посмотрел на меня совсем иначе. Я терпеливо ожидал ответа, хоть выдержка моя уже заканчивалась.

— Ты изменился, Александр, — медленно произнес он. — И я пока не знаю, нравится мне это или нет.

— Думаю, это решение можно отложить, — я натянуто улыбнулся. — Сейчас же я прошу решить, передадите вы мне заказ или отмените его.

— Даже так? — Воронцов нахмурился, но я заметил как дернулся уголок его губ.

— Только так, Христофор Георгиевич. Лука Иванович ещё не начал процесс и я могу успеть остановить его. Мне на самом деле неважно, расторгнете вы договор или перезаключите. Для меня главное — предотвратить беду.

До сенатора наконец-то дошло происходящее и что мы теряем драгоценное время. Он словно очнулся, решительно кивнул и направился к докам.

— Поспешим, Александр. Бумаги у меня дома.

До владений Воронцова мы доехали с ветерком. Не так экстремально, как с индусом, но автомобиль действующего сенатора имел свои преимущества на дороге.

Тем более когда в качестве эскорта выступают несколько машин жандармерии.

Превышение полномочий меня волновало мало. А вот пока граф искал договор у себя в кабинете, я уже не находил себе места. Меня терзало нехорошее предчувствие, что нужно поскорее возвращаться домой.

Заставлю хотя бы Прохора освоить технику! Ведь случись что, мне никто и не сообщит.

Но пришлось снова ждать.

Сенатор вызвал нотариуса, чтобы тот заверил бумаги. Юрист конечно приехал так быстро, как смог, но всё равно это было слишком долго.

Пока мы ожидали нотариуса, я смог внимательно изучить задумку деда.

Вряд ли особняк Воронцова был в такой уж опасности. Я чувствовал, что тут буквально всё напитано магией, самой разнообразной. Несколько эфирных контуров, очень чувствительных. Стихийные сигнальные амулеты, скрытые ловушки с паралитическими ядами. Где-то под домом ощущался крайне недружелюбный призрак. Да один герб над входом мог испепелить почти любого злоумышленника.

Лука Иванович же замахнулся на грандиозное. Оживить камень.

Так сказать, выдать напоследок свой самый лучший артефакт.

Накопитель магии жизни сам по себе стоил целое состояние. Этим и обуславливалась огромная сумма договора. И её бы хватило, чтобы выкупить закладную со всеми процентами.

Из этого я сделал два вывода.

Дед всё-таки знал про запрет. Раз выяснил, сколько ему нужно средств, то и договор пересмотрел тщательно.

И второе — в лаборатории был нужный накопитель. Что сильно облегчало задачу.