Сейчас я это понимаю.

Я никогда его не видела, и чтобы мама с кем-то встречалась. Но в те моменты, когда в нашей с мамой семье на двоих появлялись проблемы с деньгами или ещё какие-то трудности, то они решались как-то слишком быстро, словно по мановению палочки.

Мы жили не богато, но продукты у нас всегда были.

Мы даже на море с мамой ездили, пусть и не каждый год.

Наверное, он ей помогал, а мама иногда по дружбе принимала его поддержку.

Но, как оказалось, он так и не смог её забыть, и очень трудно переживал её смерть.

Не знаю, любил ли он вообще Тамару, но Матвей не совсем прав — семья у них всегда была не очень крепкая, но вины моей мамы тут нет.

Спустя годы брака отношения Романа и Тамары могли вполне закономерно остыть, и без участия здесь кого-то третьего.

Зря Матвей винит мою мать в развале его семьи.

Не моя мама, так кто-то другой или просто время и быт развалили бы то, чего по факту, может, и не было никогда, как бы грустно ни звучало. Эта семья могла быть уже давно просто замками на песках… Пришло время — их смыл прибой.

Общаться теперь с тем, кто так любил мою маму, но так и не смог быть рядом с ней, и быть под его опекой, довольно странно. Но сейчас мне, кажется, я стала понимать его лучше. По-крайней мере, от него не исходит негатива как от остальных членов его семьи.

Хотя… Матвей как-то переменился ко мне.

Какой-то интерес появился в его глазах.

Неужели несмотря на всё, что он говорил мне и на его злость за вину, которой у меня вовсе и не было, он всё же разглядел во мне что-то… как в девушке?

Я даже не знаю, как буду относиться к этому, если пойму, что права…

Я даже вздрогнула, представив как ему хочется снова ко мне прикоснуться.

Он будет хотеть искренне приласкать, а я… Не смогу.

Просто не смогу, и всё.

И не потому что как парень противный.

Он красивый, и я даже иногда нечаянно думаю о нём.

Но то, как он относится ко мне, я никогда не прощу.

Этот дурацкий шантаж, жестокие подколки, попытки удалить меня из этого дома…

Он же прекрасно понимает и знает, что мне тут самой не по душе, но мы не вольны оба выбирать. Такова воля его отца, его-то он слушает хоть иногда или совсем успел от рук отбиться?

После побега из лагеря Роман Петрович его наказал — лишил карманных денег на весь сентябрь, но мне не кажется, что на него это так повлияло.

Дома он и бесплатно поест, в школе питание уже оплачено родителями, а если он захочет прогуляться, то его не бедные друзья, наверняка, смогут спонсировать его какое-то время.

Не особо он и отреагировал.

Теперь не знаю, что Роман Петрович сделает, когда узнает, как поступили со мной его сын и жена. Поверить-то он мне поверит, скорее всего, потому что смысла мне лгать нет, слышно же будет, что я абсолютно честна и искренна. И он даже может что-то попытаться предпринять, но я вовсе не уверена, что пока он находится отсюда далеко, его просьбы будут выполняться…

Но стоит дождаться звонка и действий опекуна, чего толку гадать…

А пока разобраться с Матвеем.

Следует за мной коршуном просто…

Я вошла в дом, разулась, уже подниматься стала по лестнице вверх.

Он шёл за мной, что-то радостно напевая себе под нос.

“А не так уж плохо он поёт,” — почему-то подумала я.

Голос у него действительно такой низкий, приятный, словно бархатный, но только мне сейчас вовсе не об этом надо думать, а о том, что сейчас он начнёт говорить или делать, и ещё о том, как влезть в его телефон и удалить это злосчастное видео, чтобы наконец оборвать этот поводок, которым он меня держит ради шутки в поле своего зрения.

У него стоит пароль или разблокировка по лицу. Так просто не попадешь…

Нужно придумать, как заставить его телефон бросить разблокированным и сделать так, чтобы он на время вышел. А я бы быстро нашла видео и стерла. Только где искать-то я тоже не знала. А если он его хранит где-то в папке, о которой я не знаю, а не в обычных медиа-файлах? Или он вернётся раньше и увидит, как я копаюсь в его телефоне, усердно сопя в две ноздри? Вот уж будет знатный фейл!*

При мыслях об этом ад ладошки вспотели слегка. И зачесались.

Как же это всё провернуть?

Сложно.

— Ты куда собралась-то? — спросил Матвей, когда я уже почти дошла до своей комнаты, погруженная в свои мысли.

— К себе в комнату, — ответила я.

— Я разве тебя отпускал? — нахмурился он.

Внутри меня стало подниматься возмущение.

Что значит — отпустил?

Я ему что — прислуга, что ли?

Но если прямо сейчас начну с ним ругаться, то дам повод на новый шантаж.

— А ты что хотел? — спросила я.

Наверное, он решил мне в наказание за историю на парковке и “непослушание” дать какое-нибудь задание.

— Я же сказал, есть вопросы к тебе. Заходи, — он указал на свою спальню и раскрыл передо мной дверь.

— В твою комнату я не пойду, — посмотрела я на него.

Что ещё он задумал?

— Пойдёшь, конечно, — усмехнулся Матвей. — Если проблем не хочешь.

— Матвей, — вскинула я голову. — Ну ты уж совсем тюкнулся головушкой от своего шантажа и безнаказанности! Ну ты можешь мне давать свои задания хотя бы не в своей спальне?!

— Не в душе же.

— Ещё не хватало душа!

Ну и наглец… А ему смешно. Стоит и хохочет.

— Нет, в душ я уже тебя не впущу сам, убогая! И не мечтай.

— И не мечтала!

— Вот и не мечтай. Это не для тебя. Но всё равно заходи.

Я стояла как вкопанная и молчала, не зная, как тут выкрутиться…

— Да не бойся ты. Заходи. Ничего я тебе не сделаю. Просто нам нужны некоторые мои вещи и я не хочу таскать их по всему дому.

Я кинула на него ещё один задумчивый взгляд…

____

*фейл (fail) — с англ. “сбой, неудача”.

Решилась переступить порог его комнаты.

Не будет же он тут как-то серьёзно издеваться надо мной — это подсудное дело.

Тем более, что уже скоро вернётся домой его мать, и пытаться сделать мне что-то действительно дурное попросту глупо. Ну, разве что морально попрессует — так это для него святое. Не потроллил Ангелину — день для Матвея прожит зря.

— Ну и? — повернулась я к нему лицом, остановившись в центре его спальни.

Окинула её задумчивым взглядом.

А здесь даже уютно, хоть это и комната мальчишки.

И чисто относительно. Матвей чистоплотный, и это не могло не радовать меня, ненавидящую грязь и неряшливость. Впрочем, по нему и так это было видно: Мот всегда побрит, причёсан, в чистой опрятной одежде, душ посещает часто, и у него приятные обонянию средства гигиены…

— Сейчас носки тебе дам свои. Белые, — сказал он, остановившись довольно близко от меня.

Он смотрел сверху вниз, а мне стало очень волнительно. От его близости дыхание перехватывало. Всё же он хоть и гад, но красивый. От него так и исходила мужественность и уверенность в себе. Он уже был больше похож на молодого мужчину, нежели на школьника. Украдкой разглядывала его и не могла сама себе поверить, что делаю это… Мне же он вроде как не нравился? Так чего трясусь рядом с ним как заяц под кустом в дождь едва он подошёл так близко.

Вздрогнула, когда он наклонился ко мне и…понюхал меня?

Матвей шумно втянул в себя воздух возле моей головы.

Боялась даже пошевелиться, пока он изучал носом запах моих волос…

И чем же они пахнут так интересно?

— З…зачем? — не поняла.

Какие ещё носки? И что мне с ними делать?

На себя напялить?

На него напялить?

На кого напялить?

— Люблю, чтобы они были идеально белыми.

— Ну?

— И чтобы стирали их руками.

Чего?

В недоумении подняла взгляд и встретилась с его серыми глазами.

Он спокойно продолжал смотреть на меня.

— Ты… Ты хочешь, чтобы я постирала твои носки? — спросила я.

И тут же рассмеялась.

С ума сошёл?

Неужели он реально заставит меня надраивать его носки в ванной, пока они не станут белыми, как из магазина?