Терпеть таких не могу.

Банки себе понакачают, а мозги кто за них тренировать должен — неизвестно.

Особенно не представляю себе учёбу бок о бок со сводным братиком после его угроз превратить мою жизнь в ад…

За поворотом по дороге в комнату я врезалась в чьё-то крепкое тело…

Подняла голову вверх и всмотрелась в лицо неожиданной преграды.

Очень недовольное и злое, надо сказать…

Блин.

Это Матвей…

Ну, сейчас я получу по полной программе…

МАТВЕЙ.

Не успел дойти до угла, как в меня влепилась убогая…

Вот ведь поселилась в нашем доме ходячая проблема.

— Блин, куда прёшь, слепая, что ли?! — возмутился я, отталкивая её от себя подальше.

— Прости, я… Не видела тебя, — начала оправдываться она.

А я вдруг застыл и понял, что разглядываю её школьную форму…

Надо же, ей идёт… В ней она не такой уж и ребёнок.

Да и блузка как-то её очень не по-детски обтянула…

Маловата, что ли? Как-то уж очень тесно сидит для школьной формы.

А ничего так и обтянуло. Есть что.

Рядом с такой будешь думать точно не о геометрии.

Тут же удивился собственным мыслям.

Я разглядываю убогую?

Это же Ангелина — дочь женщины, что разрушила мою семью.

Надо бы измерить температуру. Где там у нас в доме термометр?

Никогда не мерил, но сегодня, кажется пора начать, раз я смотрю на её…

Слишком тесную блузку.

Но что поделать, если у неё и правда фигурка ничего?

В пижаме этого не было видно.

— Знаешь куда засунь свои “прости”? — фыркнул я. — Исчезни.

— Вообще-то, невежливо говорить так, если у тебя попросили прощения, — вскинула она подбородок.

Ё-маё — она мне опять зубки молочные решила показать?

Совсем уже все педали спутала?

Кажется, она не поняла, с кем играет до сих пор.

— Вообще-то, тебя тут никто не спрашивал, ясно? Твоё мнение мне до звезды, поняла? — нахамил я. — Вали в свою комнату и не высовывайся из неё. До конца года желательно.

Она обиженно засопела.

Ути-пути.

Мне почти стыдно…

Сама виновата, между прочим — вот зачем злит меня и на рожон лезет?

Она пошла мимо меня.

— Форма на тебе сидеть ужасно, убогая, — обернулся я ей вслед. — Ох и не завидую я тебе первого сентября. Наши стервы холёные тебя засмеют. Бедная убогая Ангелина… Ничего тебя хорошего в этой школе не ждёт. И вообще — в этой жизни.

Она опустила глаза на свою блузку и словно бы попыталась машинально закрыться.

Ага, значит, ей уже сказала мама, что с формой явно что-то не так.

Вот и пусть думает, что сидит она на ней по-уродски.

— К сожалению, я не могу выбирать, — ответила она, даже не обернувшись на меня и не удостоив меня взглядом. — Придётся мне пройти это испытание.

Фу. Какие пошлости она несёт. Героиня прямо.

Её бьют, а она не плачет.

— Кстати, спасибо за мышку, — вдруг сказала она и я снова обернулся на неё. — Очень классная… Твоя мама купит ему клетку. Теперь мне будет не так одиноко. Ты очень добр ко мне, Матвей. Ты не такой плохой, каким хочешь казаться.

Добр?

Да я хотел, чтобы она визжала как сумасшедшая, когда эту мышь найдёт, и поняла, что её ждёт в этом доме.

Все девчонки боятся мышей!

А эта, выходит, нет?

Рада, благодарит.

Странная, поломанная девчонка какая-то…

Это я-то не такой плохой?

Три “ха”!

Ты ещё меня не знаешь, убогая.

Даже не пытался стараться быть с тобой добрым.

— Не мни себе, что мы можем подружиться, — сказал я ей. — И держи ухо востро. В следующий раз найдёшь на кровати крокодила. Который, я очень надеюсь, сожрёт тебя, и избавит нашу семью от проблемы по имени Ангелина.

Спустя минут десять, как я зашёл в свою комнату, постучалась мама.

— Можно? — спросила она, заглядывая ко мне в комнату.

— Ну, заходи, раз пришла, — ответил я задумчиво, продолжая заниматься порядком на своих полках.

Когда я злюсь, очень помогает разбор беспорядка на столе — успокаивает.

Хотя, смотря как злюсь. Иногда помогает только чья-то разбитая башка…

— Уборкой занялся? Молодец, — похвалила мама.

— Разве у меня когда-то был бардак? — спросил я.

Что не люблю — так это грязь и беспорядок. Тут у маман не могло быть ко мне претензий.

— Нет, конечно, — улыбнулась она. — Ты у нас очень аккуратный всегда был. Просто как-то не ожидала перед первым сентября увидеть тебя за уборкой. Последние денёчки отдыха, а ты — за уборку.

— Да просто решил всё расставить иначе, — ответил я, отходя от полки и оценивая результат своих трудов. — Так вроде бы что-то новое. А то у нас годами ничего не меняется.

— Это да. Матвей, — повернулась ко мне мама, которая до этого тоже разглядывала порядок на полках. — Я хотела с тобой поговорить. Можно?

— Давай, — пожал я плечами, приблизительно догадываясь, что речь пойдёт об ущербной. Наверняка она уже настучала за что-то. Я этого ожидал, в принципе. Но родители не смогут защитить её от меня, и своего крокодила в постель она ещё обязательно получит. Потому что выскочка, возомнившая, что тоже человек. Потому что слишком дерзкая, забывшая своё место.

Потому что просто бесит своими ангельскими рассуждениями.

Сталкиваясь с ней и называя ущербной её при этом сам я начинал чувствовать себя морально недоразвитым. И мне это очень не нравилось.

До появление Ангелины в нашем доме моя жизнь была понятной и относительно счастливой. По-крайней мере, стабильной, я был ею доволен. Теперь же это не жизнь, а чёрте-что и сбоку бантик, всё наперекосяк!

И конечно же, я мечтал вернуть равновесие в семью и свой мир, а для этого надо было найти способ избавиться от девчонки. Да, отец сказал, что до совершеннолетия и окончания школы она не имеет права жить одна, но в любом законе всегда найдётся лазейка. Я планировал все изучить и найти эту самую лазейку и иметь возможность прогнать приёмыша.

Мама вон как переживает, издёргалась вся. Да и мне не кайф. Одному папе словно пофигу мороз. Причем — пофигу именно наши чувства с мамой, а перед девчонкой прыгает на задних лапках…

— Матвей, я…— села мама на диван и задумчиво смотрела в стенку. Я сел напротив неё на кровати и ждал, что она скажет. — Я понимаю, что тебе не очень приятно нахождение тут Ангелины, но…

— Неприятно? — взбеленился я. — Да она бесит меня! Она не имеет права находиться в нашем доме.

— Не перебивай меня, Матвей, — строго глянула на меня мама, и я прикусил язык. Что бы ни происходило, маму я очень уважал. И перебивать в самом деле некрасиво. — Выслушай, пожалуйста. Мне и без твоих закидонов очень сложно. Ты прекрасно понял, какое место в душе занимает мать Ангелины… Он к ней относится почти как к дочери. Это больно и неприятно, я знаю, но… Мы не должны осуждать выбор отца.

— Мама! — встал я на ноги, чувствуя, как снова закипаю. — Как это не должны? Будем молча терпеть? А если он притащит в дом… Ну не знаю, любовницу, и скажет, что у бедняжки сгорел дом и ей негде жить, поэтому крышу над головой она получит у нас! Ты тоже будешь его понимать и не осуждать?

— Это другое, Матвей, — ответила мама, и я снова попытался прикусить язык. Ей в самом деле очень трудно давался этот разговор, а я ещё усугубляю. — Мать Лины не была его любовницей…

Но меня бесит это! Почему, почему мы должны терпеть это?

— Мам, я никогда не поверю, что отец пригрел щенка той, с кем даже не спал ни разу, — ответил я то, что думал на самом деле.

— Не зови её так… — прошептала мама, закрыв на пару секунд глаза, чтобы успокоиться. — Не надо вести себя так некрасиво, Матвей. Разве я учила тебя быть таким жестоким? Нельзя так называть людей. Девочку — нельзя. Она совсем одна осталась, ты это понимаешь? Её нужно пожалеть.

Ей тяжело меня слушать. Мне тяжело это всё говорить, но как тут молчать? Ситуация такая сложилась, и виноват в этом только один человек — папа. Я это прекрасно осознавал. Но отец есть отец, а вот найти способ выпереть отсюда девчонку мне бы хотелось. Для меня она тоже виновата, косвенно — что пришла сюда и посмела зайти на мою территорию, причинив, пусть и неумышленно, боль моей матери.