Двое суток провела Лита в пещере. За это время она стабилизировала состояние подруги настолько, насколько это вообще возможно в их ситуации. Дальше оставаться здесь было опасно: в любой момент могли нагрянуть конкуренты убиенного хищника. Он уже два дня не обновлял свои метки по границе охотничьей территории, а лес не терпел малейших сбоев в биологических процессах. Поэтому, приладив на спине бессознательное тело Галы, снежка отправилась в путь. К цивилизации. К людям.
…Её подобрали спустя четыре дня. Поисковые экспедиции не прекращали попыток отыскать пропавших воспитанниц. Отлаженный механизм спасения работал всё это время, прочёсывая метр за метром громаду реликтового леса. Но, к сожалению, до того он работал вхолостую. Он бы сработал и раньше, да только подростки слишком далеко удалились в лесные дебри. Энергетические же аномалии, вкупе с мощной атмосферной грозой, не позволили определить место аварии. Спасатели вынуждены были тыкаться вслепую, пока она сама не вошла в зону поиска.
Пара женщин, руководящих спасательными процедурами, не сразу даже поняли, кто перед ними — уж больно спокойно и уверенно держалась эта девчонка, уж больно чистенькой и ухоженной была для подростка, пережившего страшную аварию и отмахавшего по древнему лесу не одну сотню километров за более чем неделю пути. Только горящие ослиным упрямством глаза, да скорбная ноша за спиной позволили взрослым не ошибиться, угадать в странной девчонке потеряшку. Даже электроника, посредством которой они впервые заметили снежку, не могла скрыть всей степени эмоционального накала, разлитого вокруг юной республиканки.
А ещё она спасла подругу. Пронесла её через бессчётные опасности на собственной спине. Не бросила и ни разу не дала слабину. Это оставило, пожалуй, самый сильный след в мировосприятии воспитанницы. Лита резко, за какие-то дни, окончательно повзрослела. И стала ещё упрямей — хотя, казалось бы, куда уж больше…
— Что ж, теперь вижу, ты заслужила право попробовать доказать, что достойна, — просмотренные кадры не оставили равнодушными никого, кошки прониклись образом нашей гостьи, и теперь старались всячески выразить ей свою приязнь.
Проще всего с этим оказалось мне. Я попросту выпустил заломленную руку… вместо неё намотав на кулак солидную прядь волос — насыщенного медного оттенка, с дразнящей краснинкой, они своей жёсткостью и несгибаемостью намекали на другой столь же жёсткий материал. Медную проволоку. Юная снежка восприняла мою вольность стоически, даже нарочито демонстративно. Эдак свысока, как одолжение непутёвому котику. Мне подобное отношение показалось в корне неправильным. Я нахмурился.
— Скажи, красавица, что ты вообще знаешь о боевой семье?.. Не боишься, что её образ окажется не таким, каким ты его себе напридумывала?.. — спросил негромко, на грани слышимости, но кошки в крике и не нуждались, коммуникаторы послушно донесли слова до всей стаи.
Снежка сначала дёрнулась, будто от пощёчины. Чуть помолчала, словно чего-то ожидая. Не дождалась. Тогда девочка заговорила:
— Нет, не боюсь, — запоздало до меня дошло: а ведь она считала, что меня одёрнут! Не ожидала от мужчины самостоятельной игры… — Я понимаю, что далеко не все движущие мотивы фракции получают огласку. Не обо всём принято говорить. И я уже подтвердила, что готова меняться. Готова принять семью в своё сердце. Каждая девочка в воспиталище мечтает о том миге, когда окажется среди близких людей. Я же… мечтала за всех своих близких. Ведь они положили себя на алтарь Экспансии. Я… открыта перед вами, валькирии — моя душа открыта.
— Не считай Кошака наивным мальчиком или законченным формалистом, — ухмыльнулась на это Вик. — Его вопрос с подвохом. Когда надо, он может смотреть далеко вперёд, и мы все уважаем его за ясность взгляда. Тебя спросили не о боевой семье вообще, девочка. Вопрос был про конкретную семью. Нашу семью. Неужели ты полагаешь, что в семье не может быть уникальных особенностей?.. Что всегда и везде ты встретишь лишь общие правила?..
Такая интерпретация на первый взгляд простого вопроса порядком загрузила юную снежку. Видимо, подобный взгляд был для неё внове. Семья для недавней воспитанницы казалась чем-то абстрактным, универсальным. На деле же оказывалось, что в каждой семейной ячейке есть и нечто своё, неповторимое — то, чего не встретишь ни в одной другой. Хотя вроде бы и там и там — семья…
— Хотите сказать, ваши отношения… не такие, как у других?..
— В каждой боевой семье есть скелеты в шкафу, — кивнула головой наставница. — Мне ли не знать этого — после стольких лет работы со стаями?..
Мне же слова ариалы напомнили о Кикки А’Фрай, девочке с нетрадиционными взглядами, которую самоотверженно покрывала и пыталась перевоспитать стая.
— Дело не в коте… Не только в нём, — подтвердила слова Вик Старшая. Она точно с языка сняла мои последние мысли. — Ещё во время нашего с ним боевого слаживания, на Базе, Кошак помог одной боевой семье. Наша сестра разочаровалась в жизни, какая ей представала в Республике, и увлеклась розовыми отношениями.
— А стая?.. — натуральная растерянность, охватившая юное дарование, смотрелась очень мило. Тёмно-синие глазки девочки, и без того глубокого оттенка, сделались поистине бездонными.
— Стая её покрывала. После того, как расписалась в своей неспособности переломить пагубную привычку, — пожатие плеч Милены ввергло прелестницу в ещё большую растерянность.
— Но ведь…
Тогда я резким рывком запрокинул голову республиканки назад. Заглянул в её расширившиеся глаза.
— Стая решила разделить судьбу боевой сестры. Не выпускать её пагубное увлечение за границы расположения. Понимаешь теперь всю степень самоотдачи каждого члена боевого братства?..
— Лишение памяти… — прошептала снежка, даже не обратив внимания на мой жёсткий рывок.
— Трибунал. Я стоял с ней рядом и до последнего поддерживал. Мне удалось вправить сестре мозги, но искупать её заблуждение приходится кровью. Всей стае. На переднем крае. Итак, ты готова?..
— Это… сильно, — шёпот девочки едва уловимо шевелил губы. — И у вас… тоже?
Фырканье кошек стало ей красноречивым ответом.
— У нас с этим как раз проблем нет, — Сайна вмиг развеселилась. — Даже перебор наблюдается… Или сомневаешься, что такой милый котик способен заставить сестричек не думать о неприемлемом?..
— Да нет… я не про то… не издевайся, сестра по ветви, ваши слова просто… слишком сильные. Серьёзней в разы, чем я полагала наедине с собственными мыслями… Но тем сильней и моё о вас впечатление. Вживую вы ещё органичней и притягательней, чем издали.
— Что ж, раз тебя не пугает необходимость принимать сестёр и братьев такими, какие они есть, на сегодня, пожалуй, хватит испытаний. Пойдём, — Милена протянула руку, и юная республиканка с трепетом вложила в неё свою ладонь.
Девочка поднялась на ноги. На этот раз никто не препятствовал ей в этом. Сам я лишь нежно взъерошил непослушную медную гриву — и заслужил от юного дарования, уже готового вытерпеть очередное непотребство, полный недоумения взгляд. Но ничего. Немного подумает и поймёт, что лёд в отношениях тронулся, причин сильно зажимать кандидатку в валькирии больше нет. Если глупости делать не начнёт, разумеется…
Стая вмиг утратила былую упорядоченность и гурьбой устремилась к расположенному чуть в стороне лагерю. Понятно, что никто не удосужился ради какого-то километра-двух гонять катер. Уже разворачиваясь вслед остальным, я почувствовал, как левое плечо оттянуло сильным нажатием. Бросил взгляд в ту сторону. Незнакомая метиллия неотрывно вглядывалась в меня, давя ментально ничуть не слабей, чем рукой — физически. А немного в стороне, лишь обозначая принадлежность к одной компании, в расслабленных позах замерли её сёстры.
Да, девчонки явно только что прибыли на планету. В отличие от тех же внешников, десантницы шли налегке. Их личные вещи находились во всё прибывающих гравитационных контейнерах. Да и какие могут быть вещи у валькирии? Привычное оружие, с которым каждый профессионал срастается, не терпя замен? Броня, также настроенная под конкретного обладателя? Всё это сложно назвать личными вещами. Файлы Памяти? Программы? Они вполне умещаются в инте. Вот и стояли сёстры налегке, ожидая выгрузки внушительных контейнеров с привычными им смертоносными «игрушками».
