В тот момент ко мне и пришла безрассудная мысль сбежать вместе с братом. Притвориться парнем и укрыться в академии. А ещё лучше закончить ее, получить титул и должность придворного мага!

— Доминика? — встревожилась мама. — Ты улыбаешься? Что ты задумала, детка?

Собиралась в дорогу я мысленно. Составляла список, прикидывая, какие самые необходимые вещи могу взять с собой. Я боялась довериться даже бумаге.

Маркуса придется посвятить — без него мой план обречён, но лучше сделать это позже. Чтобы у брата не было возможности мне отказать.

Мама безусловно чувствовала неладное. Несколько раз пыталась поговорить со мной, но я все разговоры сводила на нет своим монотонным "все хорошо, мама" и "я в полном порядке, мама".

Настороженность леди Валери никуда не делась и, кажется, даже усилилась, но ей приходилось переживать ещё и за Марка, который, несмотря на свои семнадцать лет, оставался для нее маленьким и беспомощным. Я могла только посочувствовать брату и тихо порадоваться, что мама не может сконцентрировать на мне все свое внимание.

Перемены в моем настроении заметила не только мама. Папа — то ли с ее подачи, то ли по собственному желанию — тоже пару раз предпринимал попытки меня успокоить. И именно после разговоров с ним я чувствовала себя неблагодарной и жестокой.

— Мы любим тебя, Ники, ты же знаешь, — сказал папа за завтраком накануне отъезда Маркуса.

Мамы и брата с нами не было. Они ещё на рассвете отправились в ближайший город докупить все необходимое в дорогу.

— Я знаю, папа. Правда, знаю.

— Ты замкнулась. Думаешь, мы не видим, как тебя потряс отъезд Марка?

— Больше приезд Этьена, — хмыкнула я.

— Его визит ничего не значит.

— Значит, папа, — я отложила приборы, с лёгким сожалением оставляя на тарелке воздушный творожный пудинг с ягодами. Но аппетит уже пропал. — Это значит, что мне пора замуж. По вашему мнению.

— А как ты видишь свое будущее, Ники? Если никто тебе не приглянется?

— Не знаю, пап.

Я действительно не знала. Гнала эти мысли как можно дальше, наивно надеясь, что все образуется само собой.

— Ты — маг, милая. Сильный маг. Не каждый мужчина может с тобой сравниться. Но сила — это не только дар, но и ноша.

— Да знаю, — досадливо дёрнулась я.

— Любая магия разрушительна, если ее не стабилизировать. Супруг и ребенок могли бы быть таким стабилизатором.

— Ну не все же маги женаты.

— Не все. Но те же придворные маги вынуждены всегда носить амулеты со стабилизатором. И все равно они до конца жизни привязаны к источнику академии.

— Но я не хочу замуж.., — беспомощно произнесла я. — Должен быть другой выход...

— Когда-нибудь, — лорд Клэйтон тяжело вздохнул, — появятся академии для девушек. Или даже смешанные. Все изменится. Ты ведь знаешь, что я добился принятия закона о запрете подавления дара у девочек. Пусть небольшой шаг, но махину традиций, предрассудков и страхов очень тяжело раскачать.

— Я знаю, папа. Мне просто не повезло. Хорошо бы родиться лет через сто.

Маркус с мамой вернулись к обеду и до самого ужина они вместе с Агатой были заняты упаковкой саквояжа Марка. Папа попытался заикнуться, что в академии все предоставят, но быстро сдался, видимо, решив дать расстроенной маме возможность занять руки и мысли.

Ужин прошел тревожно и напряжённо. Каждый погрузился в свои размышления и, судя по выражениям лиц, все они были невеселыми. Спать разошлись рано.

— Я не встану провожать Марка, — сразу предупредила родных. И не удержалась от шпильки. — Ранний подъем плохо скажется на цвете лица, а ведь Этьен приезжает послезавтра, нужно выглядеть безупречно.

Мама только скользнула по мне отсутствующим взглядом, явно погруженная в переживания от предстоящей разлуки. Папа нахмурился, а Маркус горестно вздохнул. Все это время я избегала брата, он это видел и чувствовал себя виноватым.

"Ничего, Марк, сегодня я тебе все расскажу", — подумала я, отводя взгляд.

Попрощалась с родными, стараясь не выдать себя слишком крепкими объятиями, и отправилась в свои комнаты.

На сборы ушло полчаса. В саквояж полетели заранее продуманные вещи: любимые книги, белье, рубашки и брюки для тренировок, гольфы, мыло, зубной порошок, щетка для волос и пенал с мыслекамнями. Потом я приготовила одежду на завтра и... ножницы.

Осталось всего ничего — уговорить брата и оставить записку родителям. Я знала, что Марк придет ко мне сам. Слишком тесные у нас были отношения, чтобы расстаться на такой нелепой ноте. Я бы и сама отправилась к нему, просто Марку проще это сделать, никому не попадаясь на глаза. Поэтому я села за учебный стол, взяла карандаш и задумалась над запиской. Спустя час, десяток испорченных листов и два сломанных карандаша у меня вышло следующее:

"Дорогие родители. Я знаю, что своим поступком причиняю вам боль, и от этого мне невыносимо горько. Но я верю, что вы поймёте и простите меня. Мне уже девятнадцать, ещё три-четыре года и я превращусь в старую деву, посмешище и пятно на безупречной репутации герцогов Борнэ. Поэтому я решила уйти. Пенал я забираю, но пользоваться не буду — слишком большое искушение услышать ваш голос и сдаться. Когда-нибудь я вернусь. Когда стану предметом гордости, а не позора. Люблю вас. Ваша непутёвая дочь Доминика."

Аккуратно сложила письмо и убрала его в выдвижной ящик, чтобы не попалось на глаза раньше времени.

— Ники, — раздался голос брата. Я резко развернулась. Вроде и должна была привыкнуть, но всякий раз его появление становилось неожиданностью.

— Марк...

— Я не мог уйти не простившись.

— Я знаю, — кивнула, вдруг потеряв все мысленные заготовки разговора. Прошла к дивану и села. Маркус опустился на сиденье рядом. И мы замолчали, каждый пытаясь подобрать нужные слова.

Мой взгляд метался по будуару, словно в надежде найти среди мебели потеряные мысли. Вдруг подумалось, что я не скоро сюда вернусь и, пожалуй, буду скучать по этой комнате со светлой мебелью с голубой обивкой и обоями в узкую полоску. По книгам, которые невозможно взять с собой, по канцелярии, отобранной тщательно и скрупулёзно.

— Ты же знаешь, Ники, — первым заговорил Маркус, — я не могу поступить иначе. У Алекса тоже есть и титул, и дар. Но Кавальдэ — это то, что нужно пройти каждому. Чтобы доказать и себе, и остальным, что ты не просто избалованный сын богатого лорда...

— Маркус, я понимаю. Я действительно понимаю. И надеюсь, что ты тоже меня поймёшь. Я еду с тобой.

— Решила всё-таки проводить? — улыбнулся брат. — Не стоит. Даже отец сопроводит меня только до Дубовника, дальше сам. Не хочу долгих прощаний.

— Нет, Марк, — прервала его я, в волнении стискивая кулачки. — Я поеду с тобой в академию.

— Зачем?

— Чтобы учиться.

Марк нахмурился, я начала говорить торопливо и горячо, выплескивая все, что накопилось на душе:

— Я хочу учиться, Марк! Учиться, а не сидеть дома взаперти, пока мой муж занимается важными делами. Неужели я хуже других магов? Неужели обязана похоронить свой дар в угоду обществу и мужу?

— Но, Ники... Кавальдэ — это не место для девушки...

— Правда, Марк? А где тогда мне место?

— Там опасно, Ники, — не поддался на провокацию брат. — Ты же знаешь, каждый год в академии кто-нибудь погибает.

— Но тебя же это не останавливает. Ты считаешь, что я хуже? Чем, Марк?

Говорить, что я очевидно слабее физически, брат благородно не стал.

— Ты же понимаешь, что это невозможно, Ники, — вместо этого сказал он. — Тебя не пустят даже на порог.

— Пустят, — уверенно заявила я, — если переоденусь, обрежу волосы и буду говорить низким голосом, то сойду за мальчика-подростка.

— Нет, — замотал головой Маркус. — Нет, Ники! Я понял, куда ты клонишь! Я не буду тебе помогать!

Но я всегда была упрямой, а Марк меня слишком любил.

— Господи, Ники! — то ли простонал, то ли прорычал он двенадцать часов спустя. — Не понимаю, как ты смогла меня уговорить?!