— Зачем мне рисунки?

— А много ты, скажем, драконов видел? А ведь если ты даже тигра непохожим на настоящего нарисуешь, то прощай, клиенты! Люди должны помогать друг другу, особенно люди искусства… и настоящие, умелые мастера. Карл, мы обо всем договорились?

— Да, конечно.

— Тогда давай подпишем все договора… и расплатимся, то есть я расплачусь. Сделаете раньше — еще доплачу процентов десять, но сделаете плохо — просто вас сожру. То есть сначала поджарю на медленном огне, а потом обязательно сожру.

— Тогда я согласен: приятно быть съеденной такой красивой и умной девушкой. Вы… вы только извините, что я вас девочкой называл…

— Извиняю, для разнообразия и девочкой побыть иногда неплохо.

— А как к вам, госпожа, лучше обращаться?

— Если переводить на шведский, то обычно меня называют farmor. Забавно, да?

Машину к постпредству Карл (вместе с Олафом) пригнали ранним утром четверга. Вера ее внимательно осмотрела, затем вместе с Карлом подвесила на автомобиль свой мотоцикл, прокатилась вокруг квартала «с грузом», выдала шведам обещанную премию… Через час Егор Дементьевич отправил в Москву телеграмму, сообщавшую, что Старуха за большие деньги разрисовала автомобиль леопардами. Откровенно говоря, ему такая роспись ему самому очень понравилась — но тратить на это народные денежки…

А перед обедом Вера сводила его в шведский банк, глее открыла на его имя счет, положив туда сразу какую0то довольно немаленькую сумму. И подробно объяснила, зачем этот счет нужен — но об этом Егор Дементьевич уже телеграммой в Москву не сообщил. Бюрократия иногда может побороть даже саму себя: у него просто закончились выделенные на телеграммы деньги. На текущую неделю выделенные — но взять их из сумм, расписанных на следующую, инструкция запрещала, и поэтому в Москве Лаврентий Павлович, прочитавший первую телеграмму, остался в некотором недоумении…

Всю следующую неделю Вера поднимала «сопровождающих лиц» в восемь утра криком «работаем, негры, солнце еще высоко!» — и они отправлялись «работать». Правда, ни Вася, ни Егор Дементьевич не понимали, в чем, собственно, эта работа заключается и вообще можно ли такое времяпрепровождение назвать работой: Вера неторопливо каталась на машине по Стокгольму, раз в час останавливалась, снимала с подвески мотоцикл (конструкция была очень удобной, большим откидным рычагом даже девушка легко опускала очень тяжелый мотоцикл на землю), затем Вера на мотоцикле неторопливо объезжала пару кварталов, останавливаясь почти у каждого магазинчика. Во многие магазины она заходила, о чем-то разговаривала с продавцами. Иногда что-то покупала — так что к обеду они возвращались в постпредство с большими сумками, наполненными разнообразной едой и какой-то сувенирной ерундой. Книги она еще покупала, много — но их вообще не читала, а складывала в коробки… а в постпредстве весь персонал с удовольствием в огромных количествах потреблял свежие фрукты, ягоды и экзотические овощи. И не экзотические тоже не переводились…

После обеда «работа» повторялась, разве что магазины девушка выбирала другие — не овощные лавки и книжные магазины, а «хозяйственного» направления — так что кастрюль, сковородок, разнообразного мыла и прочих «полезных вещей» в постпредстве, видимо, лет на несколько хватит с запасом… А еще мужчин начали потихоньку раздражать растущие с каждым днем толпы глазеющего народа, сопровождающие эти бессмысленные поездки.

Лето, в городе особенно нечего делать детям — а тут такая красивая машина, и как тут на нее не поглазеть. К тому же и если уезжает она, то недалеко, на пару кварталов, так что мальчишки на велосипедах Верин Хадсон просто сопровождали. И поначалу глазели издали, а после того, как Вера на вопрос какого-то очень нетерпеливого парнишки очень дружелюбно и весьма подробно ответила, дети осмелели и на каждой «остановке» буквально обступали удивительную девушку, рассказывающие удивительные вещи — да еще с довольно смешным акцентом.

Ладно дети, потихоньку и взрослые осмелели: подходили, с огромным интересом машину разглядывали (точнее, нарисованного на машине снежного барса-кошку, несущую в зубах котенка). Олаф картинку срисовывал с черно-белой, вырванной из какого-то журнала — но не удержался и глаза кошке и котенку нарисовал голубыми. Вера, увидев такое художество, долго смеялась — но согласилась с парнем, что получилось очень красиво…

Однако как эта «передвижная выставка» может помочь Старухе решить какие-то важные задачи (очевидно важные, вон сколько на все было денег потрачено, причем в валюте) «дипкурьеры» понять не могли. Но — в соответствии с инструкцией — вопросов не задавали. Потому что своими глазами видели: девушка работает — и работа ей дается очень тяжело: коллегам она жаловалась, что комбинезон, несмотря на внешнюю красоту, для лета очень жаркий. Поэтому она даже специально номер в небольшой гостинице сняла неподалеку от постпредства: там в номере был душ с горячей водой, и она туда принять этот самый душ заезжала два, а то и три раза в день…

Но никакого видимого результата это не давало. Правда, Олаф все же занес «роялти» за нарисованные им картинки на чьих-то автомобилях, целых двести шестьдесят крон — но ведь Вера только за гостиницу, в которой даже не жила, отдавала по сто двадцать крон в сутки…

Потихоньку «дипкурьеры» стали сопровождать девушку по очереди (один до обеда, другой — после), а уже с четверга они и вовсе перестали «работать» — но Вера и особо не настаивала. Казалось, она тоже начинала нервничать. То есть не казалось, Вера и сама подумывала о том, чтобы кого-то из детишек «незаметно подговорить» — но ей все же «повезло»: в субботу, когда после обеда большинство взрослых работу уже закончили и разбрелись по забегаловкам или по городским паркам, вокруг нее собралась уже приличная такая толпа любопытствующих, и она больше общалась с ними нежели «обозревала окрестности». А когда она в очередной раз рассказывала каким-то прохожим, почему картинки на автомобилях рисовать не только красиво, но и полезно, и все же решила немного прокатиться и стала надевать шлем, какой-то мальчишка с велосипедом ее спросил:

— Фрёкен, а почему вы все время перед тем как на мотоцикл сесть, этот шлем надеваете? У него же стекло черное, в нем, наверное, ничего не видно…

Именно этого вопроса Вера и ждала всю неделю, а сейчас — так уж получилось — что задан он был и в самом удобном для ответа месте. То есть таких мест Вера наметила с десяток и останавливалась последние дня четыре только возле них…

Она сняла полунадетый шлем и поинтересовалась у «юного велосипедиста»:

— Тебе это на самом деле интересно? Ну так подожди пару минут, я тебе покажу зачем…

Вера, едва скрывая довольную улыбку, зашла в небольшой овощной магазинчик, расположенный в паре шагов от припаркованной машины:

— Фру Тулин, у вас арбузы сегодня спелые?

— Фрёкен Вера, в Швеции не бывает неспелых арбузов, я уже говорила вам об этом несколько раз, а вы все равно каждый раз спрашиваете. Вам какой?

Неспелых арбузов там действительно не было, в Швецию из возили откуда-то с юга, из Франции или даже Испании, так что если незрелые и были поначалу, то они дозревали по дороге.

— Мне сегодня не для еды… то есть я хочу вон мальчишек угостить. Но мне нужен арбуз такой, какой поместится вот сюда.

— У вас в России что, вообще нет сумок? Каждый раз вы что-то придумываете… как вам вот этот? Мальчишки точно будут довольны. Вам порезать?

— Ни в коем случае! — Вера аккуратно положила арбуз в свой шлем, проверила, что он входит туда довольно плотно, затянула потуже «подборочный» ремень и, поблагодарив хозяйку лавки, вышла на улицу. Почти вышла, а в дверях попросила:

— Фру Тулин, вы можете никого не выпускать из магазинчика минут пять? Просто что-то может упасть с крыши…

— Да что вы говорите? Вы что-то на крыше заметили? Я немедленно поднимусь и уберу!