— Мы тебя выслушали. Кто хочет предложить другую кандидатуру или возразить против… надо же фамилию такую носить!

— Это не фамилия, — рассмеялась Вера Андреевна, — это титул.

— Как — титул? — удивился секретарь.

— Вот так. Есть графья разные, бароны и князья. А у меня титул куда как выше будет: старуха. Звучит?

— А… понятно, — секретарь очень внимательно оглядел двенадцатилетнюю (о чем он, конечно, не догадывался) девочку, хмыкнул:

— Раз других предложений нет, предлагаю голосовать за Старуху. Так, вижу что единогласно… А ты, Старуха… извини, а на самом-то дела как тебя зовут?

— Вера Синицкая я.

— Запомню, нам еще вместе работать и работать. Значит так, собрание предлагаю считать закрытым, а ты, Старуха, завтра в пять в партком приходи, там займемся распределением обязанностей среди членов комитета…

Две недели ничего выдающегося не случалось, а вот двадцать третьего сентября Веру Андреевну (точнее, все же Старуху) вызвали в партком. По очень интересному поводу:

— Послушай, Старуха, — начал было секретарь парткома, усадив девочку в кресло, стоящее напротив его стола, — тут вот какой вопрос. Я случайно по коридору проходил когда у вас в группе выборы были, гвалт страшный услышал, остановился, послушал по какому поводу молодые комсомольцы орут. Услышал кое-что непонятное… В общем, мы послали запрос в Дальневосточный обком, а ответ пришел почему-то из Хабаровского ОГПУ. Интересный такой ответ: «комсомолка Синицкая В. А. награждена наградным оружием модели браунинг с номером… неважно… с правом постоянного ношения за уничтожение банды диверсантов». Вот гляжу я на тебя… ты в одиночку что ли банду уничтожила?

Да, подумала Вера Андреевна, у этой Варвары Синицкой жизни было насыщенной… жалко девчонку — но ведь не было возможности ее спасти! Не было… но отвечать-то на прямой вопрос что-то надо.

— Да разве это банда была? Так, бандочка… — Вера Андреевна показала пальцами, раздвинув их на пару сантиметров — и напряжено думая, как из этой ситуации выкрутиться.

— Но ты, такая… маленькая, и одна…

— Хотите послушать высокохудожественное вранье?

— Нет, вранье слушать не хочу.

— Тогда и вопросов не задавайте. Вам ответ пришел из ОГПУ, и они сообщили всё, что вам знать положено. Секретарю парткома знать положено, а всем прочим, кстати, уже не положено. И мне рассказывать об этом не положено.

— Понятно… но ты, наверное, стреляешь хорошо? Тут через неделю соревнования среди институтов, нам бы хоть кого на соревнования выставить — а из винтовки стрелять, да так чтобы в цель попадать, и нет никого.

— Из винтовки? Поди еще из трехлинейки?

— Ну да…

— А вы, товарищ парторг, на меня внимательно посмотрите: меня же отдачей из Мосинки вообще снесет! Если, скажем, Арисаку найдете…

— Арисаки не допускаются.

— Значит и я не допускаюсь. Еще вопросы есть?

— Вот уж действительно… старуха, причем вредная старуха. А вопрос есть, даже два. Первый — как смотришь на то, чтобы в комитете комсомола университета поработать? Ребята говорят, что ты много чего полезного уже предложить успела. И второй: в партию вступить не хочешь?

— Сначала отвечу на второй вопрос: его не мне задавать надо, а Хабаровскому ОГПУ. Но задавать его им не советую: там народ суровый, если просто матом ответят, то можете считать, что легко отделались. А на первый — не против. С одним условием: чтобы общественная работа учебе не мешала. В смысле, никаких собраний и мероприятий в учебное время, никаких командировок на разные конференции. Над чем здесь поработать нужно, я уже вижу и работать готова. Но — исключительно внутри университета.

— А… а почему исключительно внутри?

— Потому что я студентка и понимаю, что на самом деле именно студентам нужно из того, что государство пока нам дать не может но мы и сами себе помочь в состоянии. А вот о том, что творится вне стен университета, я и понятия не имею. Вне этих стен — Москва, а я с Дальнего Востока, здесь я даже улицы переходить — и то опасаюсь. Вот пообвыкну, освоюсь… годика через два можно будет о расширении сферы деятельности и подумать.

— Хм… ты там, в Хабаровске, что ли агитатором была? Складно очень говоришь, все по полочкам раскладываешь буквально в двух словах.

— Пионервожатой я была. В Хабаровске.

— Ну да, эту часть на вашем собрании я уже слышал. Ладно, кооптируем тебя в комитет университета, приходи на заседание… да не дергайся, завтра в шесть вечера. Договорились?

Партком МГУ на Старуху внимание обратил вовсе не из-за забавного прозвища, дело было совсем в другом. Причем «в другом», чему партийные руководители найти объяснения не могли. В двадцать шестом на физико-математический факультет поступило на обучение чуть меньше шестисот человек, из которых около двухсот на химическое отделение. Это было заметно меньше, чем в предыдущие годы — однако пятьсот рублей, требуемые в качестве годовой платы за обучение число соискателей научных знаний подкосило более чем изрядно. Однако те, у кого деньги были, являлись главным образом «представителями класса угнетателей» во первых, а во-вторых студенты «из бывших» вообще резко отрицательно относились к правящему режиму — и поэтому на две сотни первокурсников-химиков набралось всего лишь менее полусотни комсомольцев. Впрочем, это и ко всему университету относилось, численность комсомольцев среди студентов едва достигала двадцати процентов (а коммунистов, например, было еще около восьми процентов), так что с «политработой» в университете дела шли довольно неважно. То есть неважно шли пока в комитет комсомола химического отделения физико-математического факультета не избрали Старуху. А вот когда за работу в комитете принялась Старуха, ситуация стала меняться буквально на глазах. За неполных две недели численность комсомольцев в отделении (правда, только среди первокурсников) выросла втрое, да и на старших курсах число их заметно прибавилось…

На собрании, когда шло распределение обязанностей, Вера предложила как раз поручить ей агитационную работу среди «беспартийной молодежи»:

— Я эту работу уже знаю, у меня матерые уголовники в комсомол трусцой бежали записываться, а тут вообще люди культурные. А все прочие дела — мне все же время нужно, чтобы с работой ознакомиться, опять же понять кто у нас в комитете чем вообще занимается и зачем это нужно. Так что, думаю, мне именно эту работу и поручить необходимо.

— Ну давай, попробуй пока так… посмотрим, как ты с не уголовниками работать сможешь…

А в субботу после занятий Вера снова появилась в общежитии, причем с большой сумкой. Зашла в «свою» комнату — которая почти не изменилась, разве что народу в ней уже было побольше. Гораздо побольше: в воскресенье с утра студентов призывали на заготовку дров и народ как-то старался подготовиться.

— Здравствуйте, товарищи! Я, если кто не знает, Вера Синицкая, из комитета комсомола химического отделения. И, между прочим, ваша соседка по комнате, вот и Слава подтвердит.

— Подтверждаю, заходи, соседка. Что, не получилось у тебя с жильем?

— Получилось, но я не по этому вопросу. Слав, я тут пожрать кое-чего принесла, пока я говорить буду, ты подели еду с народом по-братски. А остальных я попрошу меня пять минут послушать…

— Вер, тут котлеты какие-то…

— Дальше покопайся, там еще и картошка жареная.

— А откуда мясо-то?

— Украла. Иду, гляжу — корова на дороге валяется…

— Дохлая?

— Кому нужна дохлая корова? Живая, конечно.

— А почему тогда валяется?

— Долго шла, устала, решила прилечь отдохнуть. И валяется эта корова — а вокруг никого. Так что я огляделась, корову тихонечко так в котомку положила и не спеша так, как будто ничего и не было, дальше пошла. Домой пришла, корову забила, из шкуры пальто кожаное сшила, кости волкам скормила — а мясо перемолола и котлет нажарила. Дальше рассказывать?

— А как ты корову в котомку… нет, дальше не надо. Спасибо за прокорм, а ты пришла-то зачем? Только чтобы угостить нас?