-Работай хреновина! - шепчу я преодолевая искушение стукнуть прибором по стене. Работать лучше от этого он явно не станет.
На самом деле земные учёные уже давно мечтали получить в своё распоряжение действующий экземпляр чужой технологии. Не те поделки, которые они клепают по аналогии с нашими киберами, а по-настоящему чужие механизмы вроде тех же стальных сколопендр, превращающих мёртвые тела в управляемые биороботы или жучиной матки – создательницы самонаводящихся жуков-камикадзе или кого-то ещё в этом духе. Чужие берегли от людей свои настоящие технологии и при попытке захватить их образец, тот распадался пылью, по которой можно было, максимум, определить его элементный состав и только. Решая проблему, учёные придумали как можно парализовать механизм чужих чтобы тот не смог включить систему самоуничтожения и, кроме того, они придумали что-то вроде манка, который должен подманивать инопланетных дронов выдавай крайне интересный для них сигнал.
С одной стороны, мне строго приказано сидеть внутри бронекапсулы и ни шагу наружу если только совсем форс-мажор не настанет.
С другой стороны, вероятность встретить и поймать чужого дрона у меня много выше, чем у кого-то другого, даже выше, чем у десанта. Десант что – сначала стреляет, потом ещё раз стреляет, потом спрашивает свой или нет и только потом думает. Когда эти ребята встречают чужого кибера, то тот даже не успевает самоуничтожиться, они уничтожают его первыми. Поэтому яйцеголовые десантников не очень любят. Десантники, впрочем, отвечают им абсолютно те же самым.
-Работай, -шепчу я размахивая манком для подманивания инопланетной техники.
Может быть учёные ошиблись? Кто вообще сказал, что чужие киберы обязаны приходить на манок? Они ведь не утки…
Когда я уже почти смирился с тем, что на обратном пути мы так и не встретим ни одного образца технологий пришельцев, он как раз и появился. Стальная многоножка высотой примерно по колено. Очень красивый и геометрически совершенный. За ним можно было вечно наблюдать как замысловато движутся его составные части и ни одна из них никогда не сталкивается в другой. Раньше я таких не встречал, но слышал от десантников, что это крайне опасный противник.
Знаете, что самое интересное? Я не боялся. Вообще не боялся, хотя если парализатор не сработает, то эта штука уничтожит всю нашу гоп-компанию за пару секунд и не обуглит свои многочисленные ножки. Ну, давайте, товарищи учёные - светлые головы, тянущие за уши всё остальное человечество в будущее – не подведите, пожалуйста не подведите.
Активирую парализатор и грозная многоножка оседает на пол. Скорее достаю экранированный контейнер, затаскиваю туда свой трофей, который должен будет отмазать меня от слишком въедливых вопросов сотрудников особого отдела и армейской контрразведки. Только закрыв крышку замечаю, что пара сопровождающих меня киберов тоже попала под шоковый выброс и лежат бесполезными тушками. Хорошо, что мы почти дошли до бронекапсулы и сделав несколько рейсов я, как заботливый хомяк, затаскиваю все пожитки к себе на борт.
Вовремя! Не успеваю перевести дух как снаружи в бронекапсулу уже кто-то стучится. Система идентификации показывает: свои. Это первая волна десантников, которых командование поторопило с вылетом, как только перестало получать телеметрию от нейросети. Похоже прилетели спасть драгоценного меня. А может быть сей орбитальный объект настолько важен, что его приказано взять под контроль в любом случае и при любых потерях. Командир отряда десанта заходит ко мне в капсулу. Удивлённо косится на слабо шевелящийся ком из двух спутанных человек и на контейнер с драгоценным экземпляром чужой техники, который я не успел ни убрать, ни спрятать.
Времени мало, разговор сугубо по делу. Сбрасываю ему все известные мне данные о местоположении противника, даю канал связи с нейросетью для координации действий. Командир десантников предлагает атаковать спрятавшихся в отдельном коридоре лунар одновременно изнутри и из космоса – снять обшивку, пробить дыру и перестрелять всех, кто там внутри. Успеют сдаться – их счастье. А на нет и суда нет. Какой тут суд, если в самом разгаре боевая операция и по всему фронту наша пехота сейчас перестреливается с их пехотой и истребителями не позволяя доставить пополнение на берущийся под контроль орбитальный объект. Нужно как можно скорее покончить с оставшимися защитниками и утыкать свежезахваченный, пардон, свежеосвобождённый, объект орудиями ПКО и дальнобойной артиллерией, чтобы лунары и думать забыли по-быстрому вернуть его обратно под свой контроль.
Получив необходимое, командир десантников уходит.
Все при деле: десант, нейросеть, пехота и маленькие, одноместные истребители прикрытия – один только я остался не у дел в своей бронекапсуле, но мне не привыкать. Подхожу к паре слипшихся лунар. Немного повозившись, снимаю с одного из них шлем, под шлемом незнакомое лицо. О Лебедев! Колмогоров! И отец всей космонавтики - Королёв! Передо мной оказалась девчонка!
Конечно, я слышал, что поганец Полански вынужден грести в лунную армию и женщин, и детей, и стариков, но вот своими глазами впервые увидел живое подтверждение. Впрочем, что я вижу? Сижу в свой бронекапсуле пока нейросеть не расправится с последним защитником, а если и прохожу мимо трупов, то не вижу их лиц потому, что они все скрыты за матовыми забралами шлемов.
Девчонка смотрит на меня с прищуром. Пытается казаться ледяной и непоколебимой – один в один пленённая валькирия. Но я вижу, что на самом деле ей страшно.
Освобождаю от шлема второго лунара и наконец-то попадаю в точку. На секунду замираю, увидев лицо своего сына. Он изменился, сильно изменился – повзрослев и заматерев. В то время как я, ожидая встречи, рассматривал в сотый раз его старые фотографии, Арктур превратился из мальчика в молодого мужчину.
Моё лицо он не видел, я всё также оставался в шлеме с поляризованным щитком. Голос тоже не должен меня выдать. Внешний динамик искажает тембр говорящего. Так сделано специально, чтобы по голосу нельзя было узнать бойца, раскрыть его личность и затем как-то шантажировать его угрозами или посулами.
Если вы сейчас обвините меня в трусости, то будете совершенно правы. Я чертовски боялся показать лицо или иначе дать сыну узнать меня.
Арктур молчал, и девчонка тоже молча смотрела на меня.
Желая разрядить обстановку, я сказал голосом с изменённым тембром, через внешний динамик моего скафандра: -Поздравляю, ребята. Вы попали в плен, а значит остались живы. Можете считать сегодняшний день своим вторым днём рождением.
-Днём рождения? -переспросила девчонка. -Может где-то здесь припрятаны и тортик, и свечи?
-Может быть припрятаны, -соглашаюсь я. -Но плохие девочки на день рождение получают один ржавый болтик вместо тортика и одну ржавую гайку вместо свечей к нему.
-Ты знаешь лунные сказки, -констатировала она. -Может быть ты сам с Луны?
Я промолчал никак не показывая, насколько точной оказалась её догадка. Скрывать эмоции и загадочно молчать намного проще если ты облачён в боевой скафандр с толстенными бронированными вставками и лицо скрыто за непрозрачным щитком.
-Я была хорошей девочкой, -продолжила она. -Убила много ваших. Может быть два десятка, может быть целых три.
-Ева, замолчи! -коротко бросает Арктур.
Советую: -Расскажешь всё это военному следователю.
-А и расскажу! -девчонка явно вошла в раж. -Хочешь знать кто я? Снайпер! Стреляю вашим точно в голову. Бац и маленькая дырочка снаружи, а внутри всё во взорванных мозгах!
-Ева!
-Что Ева! Ты же знаешь, что мне нельзя в плен! -уже кричит девица. Такая молодая, а нервы уже ни к чёрту. Говорит будто снайпером служила. Разве бывают снайперы – истерички?
Быстро спрашиваю: -Почему тебе нельзя в плен?
Девушка злобно молчит.
Арктур вздыхает и говорит: -У неё семья большая там, на Луне – семь человек. Пятеро братьев и сестёр до десяти лет, бабка и больной дед. Как начались перебои с лекарствами, так он слёг и не поднимается. Мать, отец, дядька – все погибли, Ева сама в армию пошла. Действительно сама, без дураков. Она одна всех своих кормит. Пока ты служишь – семья получает усиленный паёк. Если умираешь в бою, то паёк уменьшается на двадцать процентов, но всё равно остаётся. А если попал в плен или даже если просто без вести пропал, тогда никакой помощи от правительства и могут даже взыскать часть того, что раньше выдавали. Поэтому Еве нельзя в плен, она одна осталась в семье – кормилица.
