Отношения с новым коллегой не заладились с самого начала. Два командира, каждый со своими устоями, взглядами на жизнь и способами воспитания, естественно, никак не могли поделить сферы влияния и постоянно собачились. Все наши перипетии и притирки отражались на подчинённых, которые превратились в объект для опытов правильных методик воспитания. За несколько дней у меня сложилось впечатление, что ненавидеть меня начинают уже чуть ли не больше, чем самого Стоуна. Зато в рядах наших подчинённых теперь абсолютный порядок. Люди даже пикнуть боятся, чтобы не спровоцировать новое соревнование по издевательству между сержантами.
Единственным человеком по-прежнему проявляющим благосклонность был Рэй. Всё-таки совместные переживания по поводу наших общих друзей немного объединили нас. К тому же он был одним из тех, кто понимал, что со мной или без меня Стоун устроил бы им истинный ад. А так я иногда охлаждал пыл и фантазии своего товарища, что немного снижало нагрузку на подразделение.
К субботе задолбаться успели все. Даже фантазии Алекса уже были лишены креатива, а сопротивление моим лояльным методам воспитания стало несколько вялым. Но больше всех устала моя Лин. Ее истерики переходили всяческие границы, а попытки поговорить и успокоить не приводили ни к чему кроме дополнительной ругани. В конечном итоге, узнав, что и на этих выходных не ничего хорошего не ждёт, она просто удалила меня из контактов и заблокировала, сказав, что если она будет мне нужна я знаю, где ее найти.
Все выходные и ещё три дня следующей недели гоняли людей уже не только мы со Стоуном, но и лейтенант нас. Надо сказать, что чувство юмора у него так себе и креатив оставляет желать лучшего, но достал он нас по самое некуда. Зато потом всё-таки решил всех поощрить и прямо среди недели отправил всех по домам отдохнуть перед заключительным испытанием на профпригодность. Узнав об этом я ещё с вечера начал названивать и написывать своей подруге, по которой реально очень соскучился за три недели. Но черный список, в котором я находился уже несколько дней так и не дал мне возможности поговорить с ней. Оставалось лишь немного потерпеть и дождаться утра, которое совсем не торопилось, но все же наступило. Уже на выходе из корпуса, ведомый жаждой встречи, мне на глаза попался магазин ювелирных украшений. А почему бы собственно и нет? Мужчина я всё-таки или кто? Свою принцессу иногда нужно баловать, а за ее терпение уж тем более.
*****
У главы вивисекции с самого утра не заладился день, точнее неделя… две… В общем не заладилось это все это очень сильно и когда закончится эта проклятая черная полоса в жизни Лин попросту не знала, как и не знала, чем унять свою жгучее желание на физическую близость. С такой проблемой она сталкивалась впервые и как ее решать она не знала. Да и откуда ей это знать, если мужским вниманием она не была обделена никогда, а уж близостью тем более. Зачастую там хватало щелчка пальцев и в ее постели уже был мужчина готовый на все ради своей госпожи. Но сейчас же непонятно откуда взявшееся чувство морализма буквально душило ее со всех сторон.
Итог этого всего был вполне логичным — безумное нервное и моральное напряжение, истерики переходящие в слезливые депрессии и неконтролируемая агрессия. На лицо психическое расстройство плавно переходящее в полное помутнение сознания и рассудка, которому не хватало разве что галлюцинаций для полной картины. Хотя нет — пару раз бывало и это.
Срывы на всех подчинённых и не дай бог затронувших больную тему коллег заканчивались всегда чуть ли не драками и угрозами физической расправы. В этой ситуации помогали лишь серьезные препараты, но их действие было не столь эффективным, как хотелось, да и причину напряжения они никак не убирали. Пришлось временно уйти в себя, изолироваться от всех и с головой погрузиться в работу, которая сейчас ей была противна до омерзения.
Но тут случился самый настоящий эмоциональный коллапс причиной которому послужил случайный визит в ее отдел молодого парнишки, который был прислан доставить несколько объектов для изучения. И это при ее прямом запрете на вход сюда любых лиц мужского пола. Видя как он потеет, кряхтит и легонько постанывает таская образцы из коридора в ее отдел она невольно представляла, как он будет раздевать ее, страстно стаскивая одежду и так же страстно овладевая ей. Она сопротивлялась этому наваждению, но оголодавший организм не слушался источая феромоны безудержной похоти, полностью блокируя ее разум. К тому же он так приятно пах и был неплохо сложен, что усугубляло и без того плачевное положение дел у сопротивляющегося из последних сил организма. А уж когда он зацепился в проходе за толстый засов, разодрав до крови бок и приподнял рубаху оголив такое желанное живое мужское тело… В общем она сдалась ему без боя. Точнее сдался ей он, ведь сопротивление при ее талантах соблазнения было бесполезно.
Затащив его в кровать Лин наконец смогла ощутить в себе желанное мужское начало, дико финишировав чуть ли не от первого прикосновения. Она в желанном безумии извивалась и дергалась, падала на кровать и взобравшись на довольного жеребца скакала на нем сверху словно в последний раз в жизни раз за разом достигая своего наслаждения, пока под ее громкие стоны в дверях не появился он — тот, кто и обрёк ее на голодные страдания. Тот ради которого она и терпела все это время, ожидая только его.
Разум вернулся мгновенно, словно по голове влепили здоровенный кувалдой, а вместе с ним пришло и осознание чудовищной ошибки, которую она только что совершила повинуясь своим инстинктам. Лин была готова ко всему: к истерикам, крикам, оскорблениям, даже если бы он решил ее сейчас убить или живьём изрезать ее же скальпелем она бы не сопротивлялась, потому что была противна сама себе до полного отвращения. Люди вызывавшие у нее такие эмоции всегда были достойны только унижения или смерти.
Но ее долгожданный Эдвард не кричал и не проявлял агрессии, а мило улыбался глядя ей в глаза. Вот только не было в его взгляде улыбки, он был абсолютно пустой. Такой болезненной и холодной пустоты она не ощущала на себе никогда, но было там и что-то ещё. Что-то, чего она никак не могла понять или прочувствовать.
— Убирайся отсюда, — сказал он все с той же улыбкой на лице, но голосом холодным, как жидкий азот. От услышанного Лин задрожала от необъяснимого страха. Она наконец поняла, что никак не могла распознать во взгляде Эдварда — презрение. Она никогда не думала, что для неё это будет страшнее всего на свете. Страшнее бедности, боли и даже смерти, но сейчас… Сейчас все ее естество сжималось до размера молекулы. Она больше не ощущала силы и власти в ее логове и не чувствовала себя здесь королевой. Она не чувствовала себя личностью или человеком, она ощущала себя просто никем.
Тем временем ее новый любовник, которого ещё несколько минут назад она боготворила заходясь в судорогах пика ее наслаждения позорно и молча бежал наскоро одевая одежду. Он даже не пытался ему возразить или воспротивиться. Он так же как и она в глазах Эдварда был просто никем.
Лин закуталась в простыню, испытывая принизывающий холод по всему телу. И это при том, что в помещении было почти тридцать градусов. Она пыталась закрыть все, что ему так нравилось от его тяжёлого, теперь уже чужого взгляда, но спрятаться было негде. Она просто боялась… боялась… Но боялась не того, что он сделает, с этим она уже смирилась, боялась того, что он скажет, но он почему-то молчал… Просто молчал и безразлично смотрел в ее глаза. Он больше не испытывал к ней ничего: ни желания, ни притяжения, ее больше не существовало в нем и от этого ей было очень больно. Но ещё больнее было осознавать, что во всем виновата только она. Слезы медленно наворачивались на ее глазах…
Эдвард не отрывая взгляда медленно подошёл ближе, сел рядом на кровать и нежным касанием смахнул слезинки катящиеся по ее щеке. Он посмотрел не нее последний раз, так же холодно и безразлично, как и все это время и потянулся в карман. Он достал оттуда две маленьких бархатных шкатулочки и попросил ее правую руку. Она безропотно достала ее из под простыни не смея сопротивляться его воле и непонимающе смотря, как из шкатулочки Эдвард достал небольшое золотое колечко исписанное интересными светящими иероглифами и одел на ее безымянный палец. Мир в этот момент рушился ломая ее своими осколками как карточный домик. Она понимала, что недостойна прощения, но внутри болезненно вспыхнула надежда. А между тем Эдвард достал второе такое же, но немного большего размера, поднес к своей руке и… сжал его в своей ладони медленно перебирая пальцами. Открыв ее вновь она увидела кровь сочащуюся из его руки и смятое кольцо, что уже не сияло…
