“Бэнг!” — маленького бородатого хоббита, который на гражданке был фотографом, стрела оторвала от ноги Кири, и он успел скрутится в позу эмбриона, прежде чем испустить последнее дыхание.

“Бэнг!” “Бэнг!” — два высоких близнеца тролля замерли на земле, удивлённо глядя одинаковыми близко посаженными серыми глазами на меня и на небо.

“Бэнг!” “Бэнг!” “Бэнг!” — до тех пор, пока из моего отряда не осталось никого, кому ещё могла бы понадобиться помощь хиллера. Кроме Кири, разумеется.

Только после этого из блиндажа, прихрамывая, вылез бестиарий. Видимо, с Белым тоже было покончено.

На рассвете меня разбудил грохот взрыва. Я тут же вскочил, буквально выпрыгнув из спальника. Благо, спал одетым. Нужно было только натянуть армейские калиги. В грязное стекло заброшенного здания на окраине Минас-Моргула едва пробивались первые лучи тусклого солнца. Совсем рядом раздался ещё один взрыв. Обстрел?!

И тут же со двора весёлый голос нашего командира с позывным Сом:

— Подъём! Хватит спать! Выходи строиться!

Я подошёл к окну и выглянул наружу. Посреди площадки перед зданием стоял Сом с заряженным самострелом в руках. Оружие это у него было особенным. Помимо основной дуги, выпускающей стрелы стандартного калибра, имелась и дополнительная для небольших фаерболов. Летали они не так далеко, как стрелы, и по силе взрыва не могли сравниться с фаерболами, запущенными реактивной катапультой, но свой эффект имели. И вот сейчас, в качеств побудки, вставший пораньше Сом пулял фаерболами по окрестностям.

И его действия привели к результату. Ещё минуту назад крепко спавшие парни вскочили, как и я. Схватили свои самострелы, “инструмент”, как говорил тот же Сом, и были готовы что-то предпринять. Мне в этом плане проще. Никакого оружия у меня нет. Из принципа. Ведь я — хиллер. Я здесь, чтобы спасать людей, а не убивать.

Как же так получилось, что я — уроженец Минас-Тирита — очутился в осаждённом Минас-Моргуле на стороне защищающихся, в то время как осаждали город фактически мои земляки? Хотя, с другой стороны, а что моргульцы не мои земляки? Ещё вчера мы жили в одном мирном Гондоре, по исторической ошибке названном Урук-хайей, а до этого — в Мордорском Союзе, а ещё раньше — в Роханской империи.

Здесь я не буду глубоко копаться в причинах происходящего. Когда, как и с чего именно всё началось? Лично для меня переломным моментом стала встреча выпускников. Да-да, несмотря на то, что мы все давно взрослые люди, всё ещё встречаемся с одноклассниками. С одной стороны, потому, что у нас был неимоверно дружный класс. А с другой, мы, как жители столицы, имели возможность неплохо устроиться в своём родном городе и не было принципиальной необходимости куда-то переезжать.

В тот зимний вечер, в самый разгар столкновений, когда толпы народа громили центральные улицы Минас-Тирита, мы собрались на квартире одного из наших. Сварили пельмени, поставили на стол выпивку. Даже немногочисленные, но верные традиции девчонки были не против такой простой закуски.

Естественно, разговор коснулся и происходящих событий. Тролль, с которым я когда-то сидел за одной партой, с неимоверным воодушевлением рассказывал, как в едином порыве баррикады из покрышек строит и адвокат, и программист, и обычный разнорабочий. Какое это неимоверное чувство единения и подъёма, когда чувствуешь себя частью чего-то большего. И как на самом деле хорошо умеют самоорганизовываться люди, перед которыми стоит одна общая цель.

Обычно едкий, саркастический и, даже где-то циничный, тролль был не похож на себя самого. Казалось, что он играет роль какого-то одержимого сектанта. Вот сейчас сбросит маску, все поймут, что это он не всерьёз, и рассмеются вместе с ним его шутке. Но нет! Тролль с искренней гордостью продолжал рассказывать, как собрал бутылки из-под выпивки и отнёс, чтобы из них сделали зажигательные коктейли. Мне хотелось пошутить что-то насчёт того, что теперь в стражников полетят коктейли в бутылках из-под дорогого рома и других элитарных напитков. И что это очень гламурно. Ведь друг как раз и был тем самым юристом.

При этом одного из своих лидеров, лысого и очкастого хоббита, из числа тех, кто воодушевлял народ со сцены, он прямо дразнил “Болтолоб”. За то, что тот однажды, войдя в роль, выкрикнул что-то вроде: “Я с ганьбою житы нэ буду! Якщо болт в лоб, то болт в лоб!” (“Я с позором жить не буду. Если болт в лоб, то болт в лоб”.урук) Это быстро стало мемом. Так что над хоббитом потешались даже мей-дауны. Но им самим это, почему-то, критичности мышления не прибавило. Ведь, в итоге, под арбалетные болты пошли они, а не их вдохновитель.

Но не политикой единой… И разговор постепенно сместился. Тот же тролль талантливо и с юмором рассказывал, как однажды ехал к себе на дачу и во время этой поездки, сидя на водительском сидении своей колесницы, почувствовал какой-то дискомфорт в трусах. Сначала это был просто зуд, и ему приходилось время от времени, что называется, почёсывать яйца. Постепенно зуд становился всё сильнее, и под гульфиком образовалось какое-то вздутие, так что даже мешало ходу ноги, жмущей на педали. И вздутие совсем не того рода, которое возникает, когда видишь красивую девушку.

Добравшись до места назначения, тролль едва доковылял по двору до дома, где включил свет, снял штаны и нижнее бельё. Тут же оказалось, что одно яйцо налилось красным цветом и неимоверно раздулось. Настолько, что мешало идти, увеличившись до размера, превосходящего его, троллий, немаленький кулак. Позже выяснилось, что это была какая-то инфекция. Но в тот момент наш товарищ нехило испугался и тут же закинулся всеми имеющимися под рукой таблетками: от обезболивающих и жаропонижающих до нашедшихся в аптечке антибиотиков.

Смешно рассказанная история, естественно, заканчивалась хорошо. Яйцо было спасено. И теперь наш товарищ был в полном здравии: мог спокойно передвигаться, управлять колесницей, общаться с женой и не только.

Но дело не в этом. Прямо во время нашего застолья завибрировал мой карманный палантир. Звонила она. Я вышел в коридор, чтобы спокойно поговорить. В шаре были слышны рыдания и всхлипы. У неё была истерика.

— Их сейчас выводят! — плакала она.

— Кого выводят? — удивился я. — Что случилось?!

— Рябят-стражников. Из бывшего “Музея Саурона”.

Тут я понял в чём дело. Какое-то время назад это культовое здание времён Союза, в наше время, переименованное в “Урук-хайскйи дом”, заняли стражники, осаждённые беснующийся толпой.

— Их выводят, — плакала она. — Молоденькие. Ещё почти дети. Плюют, оскорбляют, бросают что-то!

— Ладно, ладно, успокойся, — заговорил я. — Убивают? Нет? Ну всё будет нормально.

Ей я сказал, но сам в этот момент почему-то отчётливо понял: нормально уже не будет. Пройдена какая-то невидимая грань. А уже позже, весной, по большому палантиру показывали, тогда это ещё было возможно, как урк-хайский назгул на бреющем полёте отстреливается по центру Минас-Моргула. А потом раненая женщина, которая просто проходила по скверу возле здания ратуши, ползла с перебитыми ногами и стонала от боли. На урук-хайских пабликах тогда шутили, что это не стрелы или фаерболы — это случайный взрыв кондиционера. А может, люди просто не могли в такое поверить? Но я всё понял правильно. Прошёл урук-хайские же курсы хиллера и через Рохан отправился в Минас-Моргул, где до этого не был ни разу. Так я выбрал свою сторону баррикады.

Итак, мы проснулись, кое-как умылись, перекусили и были готовы выполнять приказы нашего командира. А приказ был таким: все, включая нашего “гостя”, погрузились в телегу, похожую на те, что перевозят пассажиров и небольшие грузы, и выехали на другую сторону города. Туда, где на его окраинах и идёт самая настоящая война.

Кто такой “гость”? Гостем мы назвали пьяного гаишника, которого вчера поймали на его посту. Сом просто велел погрузить того в нашу телегу. А сегодня мы должны были доставить его на передовую и отправить рыть окопы в качестве наказания. Приговор этот, естественно, носил неофициальный характер. Просто так решил наш командир. А гаишник подчинился. Под прицелами наведённых на него самострелов, разумеется. Такая вот полевая справедливость. Но за это Сома и любили.