И, действительно, как-то в разговорах выяснилось, что предки Нага когда-то переехали в Гондор из окрестностей далёкого восточного озера Рун и поселились на юге-востоке недалеко от Пеларгира. Но теперь он сам, конечно, считает себя урук-хай.

Да, когда-то мы жили в одной стране. В далекие времена Гондор и Рохан вместе противостояли Орде. Всего несколько десятилетий назад мы плечом к плечу отбивали железные легионы Дунэдайн с запада, а теперь белые, будто рассечённые кресты, что украшали боевых кошек западных захватчиков, украшают выкрашенные в зелёный боевые повозки бывших гондорцев. Бывших потому, что само имя Гондор забыто. Оно стало уничижительным и едва не ругательным.

Древний Минас-Тирит превратился в столицу независимой Урук-хайи. Сами урук-хай теперь кричат, что они не орки, а орками обзывают роханцев. Хотя, что плохого в том, чтобы быть орком? Орки — такие же люди, как и все. Да, когда-то мы враждовали, но у них есть своя история, технология и культура, которая, как и кровь, давно стала неотъемлемой частью как современных Рохана, так и Урук-хайи.

Но жители последней забыли свои корни. На западе Изенгард, населённый потомками уруков, сам объявил себя культурной столицей Урук-хайи, по аналогии с роханской Хельмовой Падью. А гербом страны стала белая Длань Сарумана. Но, почему-то, трёхперстная.

Так что, стоит ли удивляться тому, что не братья взяли оружие и теперь убивают друг друга? И не только роханцы урук-хай, а и урук-хай — гондорцев.

В общем, спустя пару дней мы немного обжились, но до полноценного бетонного укрепления было, по-прежнему, ещё далеко. Пока функцию укреплений выполняли обычные мешки для строительного мусора, которые мы реквизировали в городском супермаркете и наполнили песком и землёй. Это всё ещё напоминало весёлую вылазку мужиков на охоту или рыбалку.

На пологом укреплённом бетоном склоне дамбы, что тянулась по обе стороны от моста, из подручных материалов сложили защищённый от ветра и потенциального снайперского огня очаг. С дороги и полей его не было видно. Раздобыли шампура и мясо. Нанизали, разложили. Чем не пикник на природе?

Вдруг в воздухе что-то истошно засвистело. Не задумываясь, как по команде, мы припали к земле. Где-то в овраге ухнуло так, что все внутренности подскочили к горлу. Стоять остался только наш командир Белый.

— Если слышишь свист, значит уже летит не к тебе, — смеялся он. — К тебе прилетит — не услышишь. А падать нужно головой в сторону выстрела. Соответственно, ногами к взрыву. Ведь звук означает, что фаербол пролетел.

Это потом мы с противником договорились не стрелять друг по другу, пока готовим кушать, а тут шашлык мог накрыться тем самым фаерболом. Просвистел ещё один огненный шар. Ухнуло на том берегу. От греха подальше, все, как тролли, забились под мост. Отсюда, со склонна накрытого полотном дороги, мы наблюдали, как подгорает мясо.

— Э-э-э-эх! — выкрикнул Наг.

И, выскочив из укрытия, добежал до углей и успел перевернуть каждый шампур, прежде чем очередной взрыв, уже ближе и без предварительного свиста, загнал его обратно под мост.

— Надо посмотреть, кто это по нам стреляет, — веско сказал Джабба, раскрыв коробку и раскладывая медную стимфалийскую птицу.

Птичка раскинула свои четыре крыла. Зажужжали винты, создание подскочило, зависло в воздухе на уровне глаз, а затем резко ушло в небо. Джабба управлял его полётом, глядя в специальный палантир побольше карманного.

Джабба — гном. Если гномом можно назвать человека у которого рост равен ширине плеч, и рост не какой-то маленький, а вполне средний. В общем Джабба — квадратный. А позывной свой он получил за схожесть с персонажем одной космической саги. У Джаббы, помимо плеч, ещё довольно большое брюшко, несколько брыластое лицо, курносый нос и большие навыкате глаза. Из-за чего он и похож на того самого гангстера из клана Хаттов.

Но главное — у Джаббы, несмотря на то, что он гном, нет бороды. Вопреки всеобщему стереотипу и вопреки тому, что почти каждый в нашем отряде бородат. Борода есть даже у меня. И не только потому, что она придаёт мужественности. Хотя и это тоже. Более того, мне кажется, что на сегодняшний день это настолько распространено, что борода могла бы войти в устав Вооружённых сил Урук-хайи (ВСУ), как обязательная к ношению.

Но ещё всё дело в том, что в полевых условиях толком не побреешься. Впрочем, вспоминая фотографии дедов и прадедов времён вторжения Дунэдайн, не могу припомнить ни одного бородатого лица. А проблемы в поле у них были такие же, если не больше. Понятно, что мобильных палантиров с камерами тогда не было, и к каждому фото они готовились заранее, приводили себя в порядок. Но если бы это было модно, как сейчас, то они носили бы бороды не только на передовой.

Джабба — бизнесмен средней руки. Из его рассказов можно сделать вывод, что не очень удачливый. Когда-то состоял в бандитской бригаде, но повезло выжить. И да, он тоже когда-то служил в Мордорской армии.

Если единовременно окинуть взглядом всех описанных мной персонажей, то, невольно, вспоминается чьё-то выражение, что воевать тогда пошли менты, рецидивисты и страйкболисты. Ну может ещё бомжы. В общем, те, кому нечего делать в обычной жизни, и кто не нашёл себя в мирное время. Кто решил сбежать от проблем и постылой семьи. Так ли это — судите сами. Любое обобщение не замечает влияющих на всё частностей. А значит является ложью.

Я заглядывал Джаббе через плечо и силился что-то разобрать на дисплее палантира. А это совсем не то же, что в играх. Всё какое-то… неяркое, что ли.

— А как ты определишь, кто где и, кто чей? — спросил я.

— Увидишь хорошо и одинаково одетых людей — это сепары, — ответил он.

И, действительно, тогда мы ещё были одеты кто во что горазд: кто-то в добротном дунэдайском камуфляже, кто-то в старом охотничьем “комке”. В отличие от нас, пророханские сепаратисты быстрее встали на централизованное обеспечение.

Вдруг изображение дёрнулось, по нему пробежал какой-то зигзаг, и всё закончилось мельтешащим белым шумом.

— Вот хурма! — выругался Джабба. — Кажется в птичку попали.

— Разве в такую мелочь, да ещё на высоте, попадёшь? — удивился Наг.

— Из самострела сложно, — прокомментировал Белый. — Только если ты — стрелок. У таких глаз-алмаз. А вообще стреляют несколько человек. Скажем, отделение и залпом. Или нужна аркебуза. Это как самострел, только стреляет пачкой шариков вместо одного болта. Как на охоте за обычной птицей.

Мы уже и не чаяли когда-нибудь увидеть нашу птичку. Обстрел смолк, и на время всё успокоилось. Уже выбрались из своего укрытия, и тут увидели его. Вернее, их двоих. Первый — высокий лысый мужчина с седой бородой. Сколько ему на самом деле лет, было непонятно. Несмотря на бороду, шёл он бодро. В скорее худощавой фигуре угадывалась недюжинная сила. Лицо было одновременно и привлекательное, и отталкивающее. Возможно, из-за пронзительных голубых глаз. За плечами он нёс боевой самострел. А в руке — нашу пробитую стрелой птичку.

Рядом с мужчиной шёл стройный юноша. По крайней мере, нам сначала так показалось. До тех пор, пока мы не заглянули в его холодные зелёные глаза и не увидели его короткие седые волосы. На левой щеке — шрам, отчего казалось, что он всё время зло ухмыляется. Как позже выяснилось, его позывной был Кири.

Мы опешили. Кто это такой, что так запросто несет нашу птичку в наш же лагерь? Тот, кто её сбил? Или просто нашёл? Первым, естественно, не выдержал Джабба.

— Ну ты, дуриан! — закричал он, преградив дорогу седобородому. — Это ты сбил мою птичку?

— Она не сообщила, чья есть, — ответил тот с каким-то странным акцентом.

Кажется, дунландским. Вроде как звонко и, одновременно, шепеляво. В этой войне с Роханом дунландцы — наши друзья. Но, наверно, только потому, что всегда соперничали с роханцами. Обвиняли тех в имперских амбициях, и жалели о своей утраченной империи, всё время пытаясь её восстановить. Рохану удалось то, что не удалось им самим. Из-за этого дунландцы злились ещё больше. А когда наше правительство объявило старика Шарку героем Урук-хайи, первыми возмутились не роханцы, а дунландцы. Ведь это, по большей части, их соплеменники пострадали от таких героев, лучше всего сражающихся с “мирняком”.