Когда в конце февраля две тысячи двадцать второго года со Дня возвращения Короля начался наш локальный апокалипсис, на улицах вдруг стало много бездомных собак в ошейниках. Ухоженных и ещё вчера сытых. Они бродили по тротуарам глядя на мир ничего не понимающими безумными и грустными глазами. И явно не могли найти себе места, потому, что это место не нашлось для них в срочно едущих на запад телегах обывателей, тех самых, что ещё вчера собирались “резать рохню”. Собак мне жалко. Людей — нет.

На чём я вообще остановился? Я имею в виду ту часть повествования, которая происходит в наши дни. А! Я закончил осмотр выставленных на показ трупов монстров на главных улицах Минас-Тирита. После этого мне надо было навестить родственников, живущих в пригороде.

Они, как и их соседи, живут в частном доме. И вот, когда “началось”, одна из соседок предложила мужу сделать бомбоубежище из выгребной ямы: выкачать оттуда зловонную жижу и разместиться там. Всё лучше, чем погибнуть от роханских бомб. Да, во время войны первым гибнет разум. Впрочем, никто эту идею не реализовал. Скажу больше, никогда не видел, чтобы кто-то из моих родственников или их соседей в случае объявления тревоги или даже в первые дни, когда от грохота своих же урук-хайских катапульт и археспор тряслись деревянные перегородки, бежал в бомбоубежище. А ведь почти у всех есть подвалы. Нет, они даже окна не заклеили скотчем. Может, чтобы не показывать свой страх соседям. Может, из стадного инстинкта: “никто не делает, и я не буду”. А может, как я уже объяснял, потому, что в душе все понимали — специально по ним стрелять не будут. Специально, конечно, не стреляли бы. Но на войне может быть всякое. А стеклянные окна вылетают на раз. Для этого даже не нужен особенно сильный взрыв. Я это сам сотни раз видел. А ведь осколки стекла могут поранить не хуже шрапнели.

Итак, мне предстоит поездка за город. Общественный транспорт отпадает. Уже начался очередной виток принудительной мобилизации. Первыми под удар попали пригороды и маршрутные повозки. А снова попасть в этот ад мне не хочется. Такси? Такси отпадает. И вот почему.

Я уже ездил однажды по делу на такси. Вёл его воняющий потом гоблин, судя по акценту, приехавший из дружественной Урук-хайе горной страны. Он хвастался, что сын на войне и что вот когда нам поставят обещанных монстров, вот тогда и будет “пэрэмога”. Правда, всё это уже же было, когда поставят: Байрактары, Химер, Гепарды и так далее. На это я ему возразил, что таким образом война будет идти до последнего урук-хайца. “Ну и что? — ответил таксист. — Так и надо!”. Таксисты, как известно, те ещё провокаторы. Он же рассказывал, что все роханцы мелкие, как тараканы. Лезут ночью, а отбивают их атаки наши чудо-богатыри — все высокие, крепкие и бородатые. Он заткнулся только тогда, когда я прямо спросил, согласен ли он пожертвовать жизнью сына, чтобы наказать конунга Рохана, с которым, по его мнению, не стоит идти на переговоры.

Как раз с таксистом мы проезжали мимо огромного пропагандистского мурала, намалёванного на торце дома в старой части города. Мурал изображал голого по пояс урука в камуфляжных штанах. Этот имбецил пинал ногой маскота медведя в красных штанах. Маскот, держащий в руках серп и молот, падал на спину. Его голова отваливалась, показывая скрытый под ней череп. Почему урук — имбецил? Нет, это не моё определение. Это такой стиль рисунков, когда ноги изображают нарочито большими, а головы слишком маленькими. А вот зачем делать отсылку к Мордорскому Союзу, будто славные потомки древних уруков сражаются с красной угрозой? Это парадоксально, так как сам Рохан советской страной не является. Зато все палантиры в руках урук-хайцев сделаны в коммунистической империи Хань.

Теперь ясно, почему такси для меня не вариант?

Но у меня же есть своя небольшая колесница! Сейчас она, правда, на ремонте. Но самое время заехать и забрать красавицу. Я уже несколько раз мог это сделать, но друг, директор СТО, всё время куда-то уезжал, а я хотел заодно пообщаться с ним. У меня, конечно, были догадки, куда он ездит. Они только укрепились, когда я зашёл в офис, расположенный над стодолой, где ремонтировали телеги и колесницы. На столе у друга, тускло поблескивая сталью — только у военных предметов есть этот особый колор, стояли отстрелянные крупнокалиберные болты.

— Где был? — с наивным видом спросил я, когда мы вышли на улицу и взяли кофе в картонных стаканчиках. Кафе на СТО уже начало работать. В первые дни осадного положения, когда роханские регулярные части стояли буквально на пороге Минас-Тирита, и многие жители в спешке покинули столицу, оно было закрыто. — На военных сборах?

Кот ломался не долго. Зря меня в своё время не взяли в СБУ. А ведь в институте я был на собеседовании. Впрочем, героям тяжело держать такую информацию в себе. Вот тогда я узнал позывной моего старого друга — Кот. “Почему не Кит? — спросите вы. — Ведь “кит” — это кот на урук-хайском.” Я тоже спросил. Оказалось, что даже его сын путался: Кит в значении кот или Кит в значении кит. Решили оставить Кот. Всё прямо по Булхакову. Хорошо, что Кот его не читал.

Оказалось, что Кот записался в какой-то полуофициальный “Рух опору” — предполагаемое партизанское движение на захваченных Роханом территориях. В будущем. За два выезда по неделе каждый он прошёл небольшой курс подготовки как раз на той военной части, возле которой в первый день я гулял с Варгом и куда прилетело что-то серьёзное. Звуки выстрелов в этом лесу были слышны и до начала полномасштабной войны.

Я уточнил, давали ли ему военный билет. И вот почему: без военного билета ты не комбатант, на которого распространяется какая-нибудь конвенция, а просто бандит или мародёр. Никто не несёт за тебя ответственность. Противник запросто может расстрелять. А твои не выплатят никакой компенсации. Такое удобное пушечное мясо. Именно в такой роли выступали мы с Джаббой, Нагом и Белым в своё время. Коту билет не дали. Но, по его словам, где-то там он есть в списках, но очень секретных, чтобы враг не догадался.

Я обратил внимание, что он носит карманный складной нож. Мы разговорились, и Кот решил похвастаться другим “наградным” ножом, который, по его словам, ему дали в знак того, что он адекватно прошёл эту самую военную подготовку. Нож красивый: гарда, длинное чёрное лезвие с тем, что называют “кровотоком”, хотя это просто паз для облегчения клинка. Форма “сакс” — односторонняя заточка и острие в виде плавника рыбы. Такая форма известна, поди, пару тысяч лет и появилась как раз у одноимённых дунэдайнских племён — саксов. Этот нож — холодное оружие. И статья. Но не в журнале.

Кот божился, что нож — это не знак какого-то посвящения (в чьи-то ряды). И я ему верю. Я, вообще, доверчивый.

Когда я попросил разрешения сфотографировать понравившийся мне клинок, Кот чего-то застеснялся.

— Зачем? — спросил он.

— Просто так, — ответил я.

Он разрешил, но попросил закрыть пальцем выгравированное название подразделения, его символ и девиз. Нет, не “Моя честь — это верность”, как многие могли бы подумать. Хотя, чего-то такого я ожидал. Ведь однажды, когда приехал к нему на СТО, Кот зиганул вместо “здрасьте”. Я тогда сделал вид, что это шутка.

Мы там, на передке, конечно, не всегда сидели на одном месте. И тоже ездили на телегах и колесницах. Да не просто так, а по делу. Вот однажды Белый дал команду собираться. Это должно было быть нечто вроде “стрелки”, сродни тем, что были широко распространены в девяностые. Вопреки киношному мифу, далеко не все они заканчивались перестрелкой. По большей части — это деловая встреча, бизнес-переговоры, на которых решались вопросы. Пусть и спорные. И пусть сами переговоры часто носили довольно жёсткий характер.

Так было и в этот раз. Дело в том, что у нас появился свой маленький бизнес. За умеренную плату мы помогали некоторым предпринимателям провозить свои товары через линию соприкосновения, как в ту, так и в другую сторону. В связки с представителями той стороны, разумеется. Ведь Минас-Моргул фактически был в блокаде. И на этой границе, помимо вояк вроде нас, в последнее время появились самые настоящие пограничники. И вот один из таких отказался пропустить телегу с грузом предпринимателя, которому покровительствовал наш командир. Следовало на месте выяснить, что к чему, и постараться договориться. Но для солидности и подкрепления своей переговорной позиции Белый снарядил целую штурмовую команду. Мы запрыгнули в несколько телег, на одной из которых был установлен крупнокалиберный скорпион. Ещё одна везла целый эхинопс с иглами. На остальных разместились бойцы с самострелами. Телеги эти, естественно, были выкрашены в защитные цвета и украшены белой трёхперстной Дланью Сарумана. Вернее, вольными интерпретациями на её тему. Так, одна из них представляла космический истребитель Х-крыл из того же фильма, откуда Джабба взял свой позывной. Другая была составлена из трёх самострелов АК ещё мордорского образца.