А ещё я помню, как следил за небом из такой баллисты, глядя на волшебное блюдечко, по которому по кругу бегало яблоко. Яблоко прорисовывало зелёные всполохи и точки. И требовался большой опыт, чтобы отличить объекты один от другого. Всякие облака и даже дома создавали помехи. А теперь представьте, что вы в условиях реальных боевых действий, когда лучше перебдеть, чем не до бдеть. От этого зависит ваша жизнь. Очко-то, жим-жим. Ведь назгул тебя тоже видит. И тоже может завалить противобаллистной стрелой.

По палантиру потом врали, что у нас вообще нет таких баллист. Ерунда! Я знал, что есть. Хотя бы даже те, на которых мы учились в ВУЗе. Да и потом, когда Дракон войны действительно расправил крылья, эти баллисты в мгновение ока массово появились в Урук-хайской армии. И никто не вспоминал о том, что говорили когда-то.

А людей, которые погибли ни за что, конечно, жалко.

А что дачи? Дачи, как дачи. Есть дома побогаче, натуральные усадьбы, которые соседствуют с развалюхами, что вот уже лет тридцать не обновлялись. В первых, конечно, есть чем поживиться. И тут дело не в том, что солдаты такие плохие. В нормальной жизни мы все знаем, что воровать — нехорошо. Но на войне рамки дозволенного сильно смещаются. Что такого, если ты что-то возьмёшь в пустом доме, по сравнению с тем, что ты стреляешь в людей, пусть даже считаешь их орками? Солдат воспринимает дачи, да и вообще жилой сектор, как свою законную территорию, где он для своих насущных нужд может использовать всё, что угодно.

И вот, что я ещё заметил: больше всего других людей мы обвиняем в своих грехах. Смешно было слушать, как наша пропаганда обвиняет врага в том, что “эти животные снимают всё — от унитазов до стиральных машин”. Тут дело даже не в очередях с награбленным на наших почтовых отделениях, о которых я уже упоминал. Стиральная машина в полевых условиях нужна для кустарного производства самогона. Да, да!

Сердобольные женщины, кроме вязаных носков и кикимор, передают нам, добровольцам, банки с вареньем. Это мило. Но, добрые женщины, зачем солдату банка варенья?! Не передавайте их. Ведь как делали мы: берётся украденная стиральная машинка и подключается к водяной или ветряной мельнице. Внутрь заливается варенье и засыпаются сахар и дрожжи. Всё это вращается. Потом сцеживается, и получается забористая брага, которую бойцы от скуки и страха употребляют перорально.

— Батальон “Аватар”, — вздыхал, глядя на это дело Джабба.

— Почему, “Аватар”? — спрашивал я.

— Потому, что синие, — пояснял гном.

Сам Джабба никогда не пил. Зато постоянно курил. Заедал всё это, как Мальчиш-Плохиш, коробкой печенья и бочкой варенья. Того самого, что не успело исчезнуть в очередной центрифуге. Его отпускало, и Джабба курил опять.

Что касается Нага, то для него не существовало никаких ограничений. Особенно нашего товарища понесло после того случая, когда мы утопили тело девушки. Он употреблял всё. Обезболы в своей аптечке у него давно закончились.

Однажды я возился в блиндаже со своими вещами, а рядом сидел Джабба и бурчал в своей обычной манере.

— Мордорские солдаты полностью воевали на том, что им передали по ленд-лизу. Ничего своего, — говорил он. — Даже пуговицы и те производили в Валиноре.

— Уверен, — отвечал я, — эти пуговицы даже сами стреляли и ходили в атаку. От нас скрывали…

В этот момент я услышал за своей спиной голос Нага:

— Слышь, хиллер, ты же хиллер?

— Чего? — с удивлением переспросил я, оборачиваясь. И встретился с его пустыми стеклянными глазами.

— Хиллер, а хиллер, — говорил зомби, который когда-то был Нагом. — У тебя обезбол есть? Дай-ка.

— Нет, не дам, — ответил я. — Лишнего ничего нет. Обезболивающие для раненых. Ты ранен?

— Ранен, — ответил Наг. — В самое сердце. Обезбол дай, а?

— Нет, — твёрдо ответил я и хотел отвернуться, показывая, что разговор окончен.

Но в этот момент клацнул затвор самострела и готовая сорваться с тетивы стрела упёрлась мне между глаз.

— Хиллер, а хиллер, — за стрелой была тетива, за тетивой цевьё и приклад, а дальше холодные и пустые, как у рыбы, глаза Нага.

— Обезбол дай!

Это очень неприятное чувство, когда на тебя наставляют самострел.

— Наг, ты это…, — попробовал урезонить товарища гном.

— Джабба, не лезь, — оборвал его Наг.

— Ну так как? — медленно протянул наставивший на меня оружие человек.

В этот момент на готовую сорваться стрелу легла огромная ладонь.

— Боец, отставить, — Белый медведем тихо вырос из-за спины Нага.

Никто не заметил, как он подошёл.

Наг скривился и постарался, было сделать какое-то движение, но командир давил авторитетом и не только.

— Отставить, я сказал, — вторая рука легло на плечо солдата, пока первая медленно отвела самострел в сторону стены.

— Иди освежись, — скомандовал Белый. — Можешь прогуляться в посёлок.

Наг что-то недовольно пробурчал, но командира послушал. Дальнейшие его приключения мы знаем с его слов. Дело в том, что Белый неспроста предложил Нагу прогуляться. У нас выпивки на тот момент не было. А в посёлке была почти нормальная жизнь: шумел базар, работали заведения. Я ещё тогда понял, что люди приспосабливается ко всему. На соседней улице может идти перестрелка, а тут как ни в чем не бывало пьют кофе и даже играют дети на улице. Спустя восемь лет в нашу “новую эру” я стоял в очереди за цветами к Восьмому марта под аккомпанемент грохота археспоры, которая посылал свои иглы в сторону врага буквально с соседней улицы. И грохотало так, что живот подскакивал к горлу. А ведь раз была очередь, значит я, как минимум, был не один такой смелый.

На рынке Наг приобрёл большую банку с самогоном. Но сдачи у торговца не было. И в качестве оной Наг получил два ручных кувшинчика с огненными ифритами. Такие не только кидают во врага, но и используют, чтобы ставить растяжки в кустах.

Железным кувшинчикам Наг только обрадовался. И, подкрепившись, решил отправиться в местный клуб, где на входе его остановили стражники и не пустили внутрь под предлогом того, что тот, мол, рожей не вышел и вообще пьян.

— У меня золотая карточка члена клуба! — возмутился Наг. — Пропуск на VIP-места!

— Покажи, — ухмыльнулась стража.

Улыбки тут же исчезли с их лиц, когда Наг достал одного такого ифрита и выдернул предохраняющую от взрыва чеку. Осталось разжать руку и вырвется пламя. Так его и пустили на танцпол.

Была глубокая ночь, когда нас с Джаббой, стоящих на карауле в окопе, выдернул из полудрёмы сторожевой сигнальный феникс, который яркой кометой взмыл в небо над полем слева от наших позиций. Это значило, что кто-то крадётся к нам через это пространство, и в темноте зацепил растянутый шнур.

Сон, как рукой сняло. Безбородый гном тут же схватился за оружие и выпустил очередь из стрел в том направлении, откуда взлетел феникс. В ответ нам тоже послали несколько стрел, которые со свистом пронеслись у нас над головой.

— Огонь по полю, вызываю огонь по полю! — закричал Джабба в свой палантир, требуя, чтобы батарея катапульт забросала ДРГ противника фаерболами.

— Оставить! — донеслось откуда-то с поля. — Мужики, это я! Свои!

— Кто я?! — выкрикнул Джабба.

— Наг! Это я — Наг!

В этот момент мы действительно узнали голос нашего друга.

— Игуанодон! — выругался гном.

— Оставить огонь по полю, — уже в палантир. — Ложная тревога.

Тогда-то мы узнали о похождениях Нага. После того, как он пьяный ввалился в наш окоп.

— А что со вторым ифритом? — уточнил я, дослушав рассказ Нага.

— А вот он! — Наг достал железный кувшинчик.

— Вот, шо, хлопцы, — он опять вспомнил, что нужно говорить на “родном” языке. — Пиду я у полэ да поставлю растяжку там, где сюда прошёл. Шоб нихто больше.

Мы пытались его отговорить и предлагали сначала лечь проспаться, но куда там. Разве пьяному что-то докажешь? Утром Наг проснулся и первым делом отправился на поле. На этот раз не ставить огненного демона, а справить естественные потребности. И забыл, что вчера сам его, это поле, загадил. О том, что он это забыл, мы догадались, услыхав звук взрыва. Когда подбежали, было понятно, что никакой хиллер Нагу уже не поможет. Тело сложили в чёрный целлофановый мешок, а в рапорте Белый указал, что Наг геройски погиб, выполняя разведывательное задание.