Осторожно выглянув из своего укрытия, мы обнаружили бестиария, который стоял за лафетом похожей на самострел-переросток баллисты, до этого укрытой в придорожной посадке, и подносил к ней очередной болт размером с копьё. Мгновенно переведя взгляд вдаль на циклопа, мы увидели, что тот пятится назад и прячется за гребнем холма.

Несколько минут ничего не происходило. Взмокший Джабба, по лицу которого катились струйки пота, сдвинул шлем на затылок, освежая запревший лоб. В этот момент перед насыпью, без всякого предупреждения, вырос очередной огненный шар и взметнул очередной фонтан гравия и земли в небо. Мы тут же втянули головы в укрытие, как сурикаты в саваннах Харада. Бестиарий выстрелил в ответ, но стрела из его баллисты не попала в циклопа. Тот вылез из-за своего холма чуть в стороне от того места, где был раньше. И бестиарий просто не успел как следует прицелиться.

— Хурма! Хурма! Хурма! — я услышал, как рядом кричит Джабба.

Обернулся и увидел, что всё его лицо залито кровью. Настал мой черед применить навыки хиллера. Первый раз на этой войне.

Правда, рана Джаббы оказалась просто царапиной. Когда я вытер кровь с его лица, то обнаружил лишь глубокое рассечение на лбу. Видимо, отброшенный взрывом камушек угодил в свободное от шлема место. Вот вам и урок — никогда не снимайте шлем и носите его правильно. Пусть даже очень жарко. В итоге, я залепил рану широкой белой накладкой, приклеив её пластырем к вискам.

А, тем временем, бой продолжался. Циклоп вылезал из-за холма каждый раз в непредсказуемом месте, так, что бестиарий не успевал прицелиться, выпуская стрелы почти наугад. Но и циклоп не мог толком пристреляться, мигая свои единственным глазом и разрушая полотно дороги тут и там.

— Вон! Смотри! — мы обернулись на зов Нага.

Он указывал за наши спины туда, где в сторону огромного бетонного моста бежал Кири.

— Испугался? — немного удивился Мани.

Помощник бестиария добежал до одной из огромных железных арок над мостом, к которой крепились ванты. Не все подобные конструкции сохранились. Но эта была в порядке, так как на ней располагались антенны палантирной связи. Эти вышки берегли обе противоборствующие стороны. Ведь и те, и другие пользуются палантирами даже на войне, в том числе и для чисто военных нужд, вроде координации и связи.

Кири начал ловко карабкаться, закинув свой самострел себе за спину.

— Кажется я понимаю, — кивнул Белый.

— Что? Что? — хором спросили мы.

— На самом деле у циклопа есть ещё один глаз. Стеклянный, — ответил он. — Его не видно издалека, но именно им он и целится. Если выбить этот глаз, то циклоп, понятно, останется жив. Но ослепнет и станет бесполезным для метания своих огненных шаров. До тех пор, пока глаз не заменят.

Мы кивнули. И дальше молча наблюдали, как Кири, взобравшись на вершину, пока сам бестиарий перестреливался с циклопом, снял со спины самострел, аккуратно прицелился и, когда циклоп скрылся с точки зрения стоящего на дороге бестиария, но остался видимым для сидящего выше Кири, выпустил свою стрелу.

Самого попадания мы не видели, но циклоп исчез и больше не появлялся. А когда стало ясно, что и не появится, перед Белым возник бестиарий, протягивая свою бумагу.

— Подпиши, что акцептовал, — попросил он.

— Извини, не могу, — к нашему удивлению командир развёл руками. — Монстр жив.

— Без ока, — со своим неповторимым акцентом возразил бестиарий, — не опасен.

— Я бы рад, ты понимаешь, — заупрямился Белый. — Но сейчас с отчётностью строже. Хоть бы какое вещественное доказательство. А так не могу… извини.

Бестиарий ничего не ответил, молча развернулся и ушёл.

Где-то под утро, когда особенно темно перед тем, как вскоре будет светать, наш командир Белый, спящий у себя в блиндаже, почувствовал прикосновение к плечу. “Наверно мышь”, подумал он. Ведь эти зверушки частые гости в наших убежищах и не стесняются лазить прямо по спящим. Но фонарик включил. И увидел, что рядом с его кроватью сидит Кири. Тот молча протянул разбитый стрелой стеклянный глаз циклопа. В другой руке он держал бланк, который до этого требовал завизировать бестиарий.

Тем временем подошла моя очередь, и я оказался перед стойкой кафе. За спиной девушки-баристы (как сейчас правильно говорить — баристорки) стояла колонка, из которой доносились звуки радиоволны названной в честь ещё одного летающего монстра: "Радио-Байрактр". Это сейчас модно. Так называют не только радиостанции, но и детей. Если мальчик, то тот же Байрактар, а если девочка, то Джавелина. А что? Красивое имя.

Музыка прервалась новостями, в которых диктор наигранно жизнерадостным голосом сообщал о чём-то плохом, что произошло "на Рохане". Именно так: не "в", а "на". Эта шутка, обыгрывающая устоявшееся выражение "на Урук-хайе", видимо, казалась кому-то очень смешной.

Заказав своё традиционное “валиноро-с-молоком”, я обратил внимание на стекло, под которым лежали сладости. Кроме разного рода тортиков и пирожных, созвучных по названию с именем одного из арнорских королей, здесь лежали актуальные патриотические пряники. На одном из них с помощью глазури был изображен стоящий на берегу моря воин в доспехе и показывающий знак победы из двух пальцев плывущему вдалеке кораблю. Под всем этим подпись: “Роханский военный корабль, иди на х…”. Заканчивалась надпись ругательным словом. Впрочем, не стоит обращать внимания на то, что в кафе дети. Они давно втянуты взрослыми в свою игру. Само выражение — известный мем. Его пишут не только на пряниках, но и на плакатах вдоль дорог, клеят на заднее стекло самоходных повозок и колесниц. Забывая, что сразу после того, как тот самый воин произнёс, ставшую крылатой фразу, он, благополучно, с чувством выполненного долга, сдался в плен.

На другом прянике изображён всадник назгула с таким же победным жестом и надписью: “Я вирю в прывыдив”. Что на урк-хайском означает: “Я верю в привидения”. Это было отсылкой к ещё одном пропагандистскому мифу об урук-хайском назгуле, сбившем десятки роханских коллег. Причём, от сообщения к сообщению, число сбитых вражеских назгулов росло всё больше и больше. Всадника называли “Прывыд Минас-Тирита” (“Призрак Минас-Тирита”). Наверно потому, что его никто никогда не видел. Потом, даже сами пропагандисты признали, что это был фейк. Но всегда будут люди, которые верят.

Впрочем, у нас “на нуле” (на переднем крае обороны) свои призраки…

Белый подошёл, когда Наг вёл “среди меня разъяснительную работу”.

— В урук-хайском языке падежей больше, чем в любом другом, — рассказывал он. — Например, там есть… там есть… не помню, как это в падежах называется… но говорят “я був пишов”…

— Ага, — кивнул я, — так сколько там падежей?

— Ну, я точно не помню…

— Ты это сам придумал или рассказал кто? — уточнил я — А то ты и повторить толком не можешь.

— Мне рассказали, — ответил Наг, — но источник надёжный.

— Ок, — согласился я. — Если урук-хайский такой “чудовый”, что же ты его не используешь?

От потери лица Нага спас наш командир.

— Мужики, — обратился он к нам, — нужны добровольцы, чтобы вытащить тело с поля.

Мы сразу поняли, о каком теле идёт речь. О трупе той самой девушки, которую мы вынудили бежать по загаженному смертоносными тварями полу. Все опустили глаза. Никому не хотелось рисковать.

— Это нужно, чтобы похоронить её “по-людски”, — не отступал Белый.

— Я пойду, — спокойный голос бестиария раздался за нашими спинами.

Мы обернулись и невольно расступились, когда он сделал шаг вперёд.

— Хорошо, — кивнул Белый. — Тебе зачтётся. Принесёшь мне какой-нибудь бланк… подпишу, что акцептовал.

— Нужен дужий пакет, — сказал человек с белой бородой и со своим уникальным акцентом.

— Будет тебе пакет, — согласился Белый.

А потом мы смотрели, как бестиарий осторожно идёт по засиженному монстрами полю, аккуратно делая каждый шаг. Очень спокойно и размеренно. Кажется, даже с закрытыми глазами, прислушиваясь лишь к одному своему внутреннему голосу. Обратно он двигался уже с чёрным целлофановым мешком на плече, ставя ноги точно в те места, куда наступал до этого.