Белый принял мешок и сразу забросил его в большой открытый кузов самоходной телеги. Я старался не смотреть в ту сторону, когда услышал его голос.

— Ты и ты — со мной! — скомандовал командир.

И Наг с Джаббой неохотно сели в кузове рядом с телом. Я поднял голову и встретился глазами с Белым.

— И ты…, — указал он на меня.

Командир сел за руль, а я расположился рядом с водительским сиденьем. В таком составе импровизированная похоронная команда двинулась от нашего блокпоста в сторону тыла.

Под впечатлением от задачи, которую нам предстояло выполнить, ехали молча. Пока не увидели стройную фигуру, идущую с нашей стороны по обочине асфальтированной дороги в том месте, где гигантский мост, по которому мы ехали, сливался с очередной возвышенностью. Наша телега притормозила, и мы узнали Кири. Его самострел был у него за спиной, а в руках Кири держал какой-то холщовый мешок. Голова помощника бестиария была опущена так, будто он что-то обронил и теперь разыскивает свою пропажу.

— Подбросить куда? — спросил Белый, останавливаясь возле Кири.

Тот поднял лицо и отрицательно покачал головой. Я обратил внимание, что его волосы немного отросли, и небольшая чёлка выбивается из-под шлема. Отчего тонкое лицо Кири могло бы даже сойти за женское, если бы не этот пронизывающий ледяной взгляд и жесткие складки у рта. Ну и шрам. Впрочем, привидится и не такое. Женским обществом мы тут не избалованы. Я мысленно одёрнул себя от подобных сравнений.

— Что ты тут делаешь? — спросил Белый.

Кири приподнял мешок, и в нём что-то глухо и угрожающе звякнуло.

— Покажи, — попросил Белый, выходя из телеги, и Кири развернул горловину.

Заглянув туда, наш командир удовлетворённо кивнул.

— А-а-а-а…, ясно, собираешь урожай, — констатировал он, — ну-ну…

— Что там? — с любопытством спросил я.

— Лепестки, — ответил Белый, когда мы тронулись в путь. — Это такие бестии, которых забрасывают из катапульт в наш тыл. Наступишь на такой лепесток и, считай, калека. Если повезёт. Так что Кири правильное дело делает. Любой наступить может. Я и ему… подпишу, что акцептовал.

Белый невесело улыбнулся.

Много дней и даже лет спустя, когда я впервые увидел монстров, проезжающих по этому же мосту, но уже в пределах Минас-Тирита, то удивился, как страшно и инородно выглядят эти огромные тёмные и скрежещущие басом силуэты среди жилых кварталов. Я ехал в своей колеснице. А они двигались, погасив свет, в сторону фронта по противоположной стороне дороги, выдыхая клубы чёрного густого дыма с характерным маслянистым запахом.

Сейчас мы тоже встретили двигающихся навстречу нам боевых единорогов мало чем отличимых от вражеских циклопов. Разве что тем, что над головой у них развивался двуцветный урук-хайский флаг. А вместо черного глаза — огромный рог выполняющий ту же функцию. На голове переднего из них сидел воин. Он помахал нам рукой. Мы посигналили ему.

Вдруг что-то взорвалось справа от телеги. По моим ощущениям, буквально у меня за спиной. Телегу подбросило и повело. Белый едва справился с управлением. Трясущееся транспортное средство пришлось остановить.

— Что это? — спросил я. — По нам стреляют?

— Колесо пробило, — ответил командир. — Сейчас выйдем, проверим. Но выходи осторожно. На дороге могут быть те же лепестки.

— Все живы? — спросил Белый у сидящих в кузове Нага и Джаббы, когда вышел из телеги.

— Не все, — ответил Наг. — Мы с Джаббой живы, она — по-прежнему нет.

— Ясно, — пробурчал Белый опускаясь на корточки перед разорванной покрышкой и, то ли комментируя увиденное, то ли отвечая на чёрный юмор Нага.

Я подошёл, осторожно ступая и глядя себе под ноги. Встал рядом.

— Это действительно был лепесток, — сказал Белый, указывая на разорванную в клочья резину. — Дайте сюда запаску!

И Джабба протянул ему из кузова полностью готовое запасное колесо. Там лежало несколько подобных. Что значительно больше, чем в такой же телеге мирного времени. Покрышки на войне — расходный материал. Они лопаются постоянно. Если не от такой вот нечисти на дорогах, то от осколков и прочего мусора. Не говоря уже о том, что часто приходиться ездить по бездорожью.

Ещё около получаса мы потратили на замену колеса, с усилием откручивая приржавевшие болты, а затем закручивая их обратно. И только потом продолжили свой путь.

Белый свернул с моста на одном из многочисленных съездов. Кажется, этот поворот был не сильно востребованным. Мы проехали ещё какое-то время и остановились возле небольшого озера. Впрочем, озером эту лужу-переросток назвать можно было с большой натяжкой. Почти по всему периметру его берега поросли густой растительностью и покрылись вязкой тиной. Проход к воде был только с нашей стороны. И то был завален каким-то мусором, а углублённый берег отгорожен от дороги утопленным в почву бетонным блоком. Кажется, это озеро тоже когда-то было частью той бывшей полноводной реки, что когда-то текла под гигантским мостом.

— Вытаскивайте, тут мы её и похороним, — скомандовал Белый.

Джабба первым выпрыгнул из телеги. А Наг начал подавать ему завернутое в чёрный мешок тело. Я же, наступив на высокое колесо, заглянул в кузов в поисках шанцевого инструмента. Но не обнаружил ничего, кроме коротких сапёрных лопаток. Ну что ж, надо было позаботиться об этом заранее. Но как-то на эмоциях вылетело из головы.

— Вот, — протянул я лопатки товарищам, которые стояли возле лежащего на земле мешка, — придётся копать этим. Ничего лучше нет.

— Нет, копать мы не будем, — неожиданно объявил Белый.

И мы с удивлением посмотрели на него.

— А что тогда? — удивился Джабба. — Ты же говорил, что мы похороним её “по-людски”.

— Хоронить мы никого не будем, — отрезал командир. — Наша задача — избавиться от тела.

— Разве это не одно и то же? — удивился я.

— Избавиться от тела, не так просто, как это показано в валинорских фильмах, — ответил Белый. — Горит оно так себе. В любом случае остаётся пережаренный “шашлык”. Ведь человек, по большому счёту, это жидкость в кожаной оболочке. Уж вы мне поверьте. А столько кислоты, как иногда показывают, ни у кого нет. Разве что на химическом заводе. Так что избавиться от тела — это проблема.

— Ну а почему нельзя просто закопать? — не сдавался Джабба.

— Глубоко закопать у нас не получится, — возразил командир. — А даже если получится, могила будет заметна. Её смогут найти, раскопать.

— Ну и что? — не понял Наг. — Она же враг. Хотела, чтобы нас разбомбили.

— Это ты военному прокурору расскажешь, — огрызнулся Белый. — Оно тебе надо?

— Так зачем надо было говорить нам про похороны? — опять Джабба.

— Завтра к нам должны приехать журналисты с камерами. Надо было оставить тело возле блокпоста? — повернулся к нему Белый. — Начнутся лишние вопросы. Мы же не сдали её в военную комендатуру.

Все замолчали, опустив головы.

— Короче, так, — продолжил Белый с нажимом, — надо её утопить так, чтобы не всплыла.

— Привяжем кирпич к ногам? — спросил Наг.

— Кирпич может отвязаться, а верёвка перегнить, — возразил Белый. — Да у нас и нет ни того, ни другого. Я не брал с собой, чтобы не возникло вопросов. А вам, мужики, я доверяю.

— Как утопить так, чтобы не всплыло? — обратился командир ко мне. — Ты же у нас хиллер. Должен разбираться в подобных вещах.

— Я прошёл короткий курс ПМП, — ответил я, — в университете на хиллера не учился. И вообще не согласен с тем, что надо топить.

— А, ну окей, — кивнул Белый. — Пусть все узнают. Там, на гражданке, не поймут. Поднимут вой. Это не им сидеть в окопах под обстрелами, которые наводят такие вот. Такие, кого ты пожалел. Хочешь остаться чистеньким? Рук не замарать? Или хочешь, чтобы твоих боевых товарищей посадили? А воевать кому? Тем болтунам из тыла? Нее… они тоже мараться не захотят. У них лапки. Им легче в социальных сетях флажок на аватарку поставить. В лучшем случае, откупиться через волонтёров для очистки совести.