Однажды вечером Пако принес рубашку и деревянные башмаки.

— Это тебе. Завтра Кадар скажет, что ты будешь делать.

Пленник отодвинул одежду и, отвернувшись, сделал вид, будто заснул.

Утром вместе с Кадаром в сарай зашёл крепыш с пышными светлыми усами.

— Этот? — Он указал на Аска.

Пако ушел раньше и кроме них в сарае никого не было.

— Дохлый какой-то. — Пренебрежительно процедил крепыш, не сводя глаз с пленника. — Поднимайся, хватит бездельничать.

— Я не раб, — угрюмо произнес пленник, поднялся на ноги и посмотрел на мужчину сверху вниз.

Крепыш не стал спорить, а коротко, без замаха ударил. Аск шагнул в бок, уходя с линии удара и, перехватив кулак, дернул его на себя. Мужчина не устоял на ногах и свалился на земляной пол сарая. Внезапно сильный удар по спине выбил воздух из легких Аска и он упал на колени. Кадар не остался в стороне, а от души перетянул пленника плетью, прежде торчавшей у него за поясом.

— Ты раб! И лучше! Запомни! Это! Побыстрее!!! — Приговаривал надсмотрщик, не забывая подкреплять свои слова новыми ударами.

Решив, что для первого раза достаточно, Кадар свернул плеть, заправил её за пояс и толкнул ногой Аска.

— Вставай, раб, и иди работай.

Избитый пленник медленно встал и упрямо повторил.

— Я не раб. Можешь прямо тут убить.

Крепыш давно поднялся и, казалось, равнодушно смотрел как надсмотрщик учит зарвавшегося раба, но после этих слов, он улыбнулся одними губами и сказал.

— Этому своей жизни не жалко. А чужой? Приведи Пако! — приказал он Кадару.

Тот усмехнулся и вышел из сарая.

— Не подчинишься, я прикажу на твоих глазах спустить шкуру с мальчишки. А потом прикажу вывесить его тело на стене замка, воронам клевать еще живую плоть, а ты будешь наблюдать за этим. А чтобы он быстро не сдох — его будут поднимать время от времени, давать еду и воду. Только тогда это же самое сделают с тобой. Согласен отплатить за его заботу такой монетой?

Пако буквально влетел в сарай от тяжелой оплеухи Кадара, одно ухо у него покраснело и опухло. Надсмотрщик достал веревку и стал привязывать руки мальчишки к крюку, вбитому в одну из стен. Пако ревел, кричал, что ничего не сделал, просил его отпустить. Глядя на мальчишку, Аск понял, что крепыш не шутил. Можно было бы наплевать на Пако и подождать своей смерти чуть дольше, чем рассчитывал, но тащить за собой к предкам того, кто к этому не готов, было негодным делом. Оставалось смириться до поры до времени, надеть маску покорности и дождаться удобного момента. Пленник опустился на колени и склонил голову.

— Отпустите мальчишку, — произнес он он.

Крепыш усмехнулся.

— Скажи-ка: я буду покорным рабом. Тогда отпущу.

— Я буду покорным рабом, — повторил Аск.

Мальчишка тонко выл.

— Ну, что отпустим? — хохотнул крепыш.

— Я плохо слышал, что он сказал, — в тон ему ответил Кадар и приказал: — Повтори громче!

— Я буду покорным рабом.

— Громче, я плохо слышу! — рявкнул надсмотрщик.

— Я буду покорным рабом! — крикнул Аск, подавляя ярость.

Крепыш за волосы поднял голову пленника и посмотрел в его глаза.

— Врешь, не будешь ты покорным. Сбежишь при первой возможности.

Аск сжал зубы и закрыл глаза.

— Отпусти пацана, — велел Кадару. — Он пока будет себя хорошо вести.

С этими словами крепыш отвесил Аску подзатыльник.

— Иди за мной, раб.

Мужчина шагнул к двери. Пленник последовал за ним, клокоча от гнева, но вскоре успокоился. По сути он впервые вышел из сарая, и сейчас с интересом оглядывался вокруг. Высокие стены окружали просторный двор с многочисленными постройками. Возле одной возвышалась дозорная башня, обеспечивая дополнительный обзор окрестностей, посредине был колодец, в углу большого двора — казарма, напротив которой, на вытоптанной площадке, тренировались наёмники.

— Таон, ты нам новое чучело ведёшь? — спросил кто-то из них у коротышки.

— Хозяин велит — будет чучело, — проворчал тот.

— Иди давай! — прикрикнул крепыш на Аска и сильно толкнул вперед. Пленник не удержался и свалился под ноги наемникам.

— Вот чучело, — произнес один из них, и ощутимо пнул его по ребрам.

— Вставай! — приказал Таон и подкрепил свои слова ударом плети.

Аск медленно поднялся. Крепыш привел его в конюшню, длинное каменное строение со сводчатым потолком, деревянными перегородками разделенное на отдельные стойла. Их встретил высокий седой крепкий мужчина в штанах из тонкого шерстяного сукна, в высоких мягких сапогах и шерстяном камзоле. Он хмуро посмотрел на раба и неприязненно спросил:

— Получше работника не нашлось, что ли? Доходяга какой-то, его же ветром шатает, как он с лошадьми будет управляться?

— Бери, что есть, Ядкар, — фыркнул крепыш. — Не нравится — иди к барону, жалуйся, может, кого другого даст.

Аск слушал этот разговор и еле сдерживался, чтобы не кинуться на этих двоих. Он сжимал кулаки и смотрел под ноги, стараясь не слышать цинизма, с которым о нем здесь говорили. Его цель оставалась прежней: сбежать при первой же возможности, а пока следовало делать все, чтобы не привлекать внимания. Наконец Таон ушёл. Ядкар еще раз смерил Аска взглядом с головы до ног и кивком головы позвал за собой.

— Спать будешь тут. — Он указал на пустующий денник. — Соломы принесешь, попоной покрой. За лошадьми ходил раньше?

— Думаю, да…

Конюх удивленно поднял брови и Аск объяснил:

— Я после ранения ничего не помню.

— Научишься, дело нехитрое. Будешь лениться или вредить лошадям — выпорю.

— Я это уже понял, — мрачно ответил пленник.

Как выяснилось, в конюшне работало еще двое крестьян из села, принадлежавшего барону. Они являлись в замок утром, когда опускался мост через ров, привозили сено, чистили лошадей, выводили их на прогулку. Аску досталась самая грязная работа: чистить денники, носить воду, выгребать навоз из конюшни. Несколько раз ему на глаза попадался Пако. Мальчишка выглядел опрятным в исправном, чуть великоватом сюртучке с чужого плеча, и полностью довольным жизнью.

Осень медленно, но верно вступала в свои права, погода стала чаще портиться, затяжные дожди сменяли заморозки, лошадей стали накрывать на ночь попонами, про Аска же, казалось забыли, он так и ходил в холщовых штанах и рубашке, деревянные башмаки от холода тоже не спасали. Пленник рассудил, что по такой погоде побега от него точно никто не ожидает и, как только убедился, что все заняты своими делами, направился к воротам, рассчитывая покинуть замок, а дальше — будь что будет. Ему удалось без помех выйти за ворота и ступить на мост надо рвом. Ошейник он заблаговременно замотал найденной тряпкой, вместо плаща приспособил сложенный углом мешок из-под зерна, внешним видом он напоминал оборванцев, которые изредка приходили просить милости у барона, поэтому никто на него внимания не обращал. Аск уже в душе радовался, что сумел покинуть замок незамеченным, как все его тело скрутила невыносимая боль и он рухнул на землю, не в силах сделать ни шагу. Плечо левой руки будто жгло огнем, этот огонь не давал пошевелиться. С трудом нашел силы проползти пару шагов прочь от замка, но новый приступ боли сковал тело так, что даже дышать было больно. Сколько он так пролежал под холодным дождем — Аск не знал. Мало ли бродяг валяется по дорогам.

Только когда начали сгущаться ранние сумерки, к нему подошли, не церемонясь подхватили под руки, потащили по камням двора, по лужам к столбу, врытому напротив конюшни. Привязали за руки так, что едва мог дотянуться пальцами ног до земли, сорвали с плеч ветхую рубашку. На плече вилась затейливая вязь, невидимая до этого момента рабская печать. Аск с горечью осознал, что с такой печатью ошейник — просто лишний. Наемники лениво переговаривались между собой о том, что у Реста баба обнаглела и не пускает его пропустить кружку-другую в таверне, что у Тео пес совсем плох, хромает и почти не встает, видать сдохнет не сегодня-завтра, а какой нюх имел отменный. Новость о том, что рабу не удалось далеко убежать, даже не заслуживала разговора, были другие, более интересные темы. А потом свистнула плеть, рассекая воздух и впиваясь в спину, после чего погасла и перестала гореть чертова печать на плече.