Мир, воссозданный Гюго в поэзии 30-х годов, является перед нами драматичным и контрастным; он как будто весь состоит из резких и непримиримых антагонизмов: гармонический гимн, выражающий голоса природы, и горестный вопль, исходящий от человечества; ничтожные и близорукие короли и угнетаемые ими народы; пышные празднества богачей и нищета бедняков, стоящих под их окнами; пьяная оргия баловней судьбы и зловещий призрак смерти, отрывающей свои жертвы прямо от пиршественного стола («Пиры и празднества»); богатые и избалованные поклонением женщины высших сословий и презираемые нищенки, которых голод выгнал на панель («Бал в ратуше»). Этому контрастному восприятию мира соответствует и новое цветовое оформление стихотворений. От многоцветной феерии «Восточных мотивов» поэт переходит к резкому противопоставлению белого и черного, тени и светотени. Одновременно с этим и графические зарисовки, которые Гюго делает во время своих путешествий 30-х годов, выявляют яркие световые пятна, непомерные рельефы, громадные растения, похожие на животных, монументы или старые разрушенные города, стремящиеся вверх, обнаруживающие тенденцию к вибрации, движению, переходу в какие-то иные контрастирующие с ними формы.

Говоря о политических и социальных мотивах, которые занимают такое значительное место в поэзии Гюго 30-х годов, совершенно неправомерно было бы, однако, представить эту поэзию как исключительно общественно-политическую. В 30-е годы происходят большие события и в его личной жизни: разлад с женой и любовь к актрисе Жюльетте Друэ, которая останется нежной и преданной подругой поэта на протяжении почти пятидесяти лет, вплоть до своей смерти. Интимным переживаниям сопутствует появление прекрасных лирических стихотворений Гюго, то проникнутых печалью от сознания бренности человеческих чувств («О письма юности»), то озаренных радостью взаимной любви («Чтоб я твою мечту наполнить мог собою», «О, если я к устам поднес твой полный кубок», «Раз всякое дыханье», «О, если нас зовет в луга цветущий май» и другие). К интимной лирике этих лет относятся и проникнутые нежностью стихотворения, посвященные детям («Когда дитя появится», «Впустите всех детей»), и стихотворения, говорящие о разнообразных душевных настроениях и мечтах поэта («Когда вокруг меня все спит», «Когда страницы книг» и другие). Путешествия вдвоем с Жюльеттой по Бельгии, Бретани, Швейцарии, Провансу, долине Рейна дают ему новый источник впечатлений. Он делает много зарисовок, открывает для себя в музеях картины Дюрера, Рембрандта, Ван-Дейка, углубляющих его видение природы и человеческой души.

Природа — ее звуки, запахи, краски — играет огромную роль в поэзии Гюго. В стихотворении «Пан» из сборника «Осенние листья» он настойчиво призывает поэтов слиться с природой, научиться понимать ее голоса. В стихотворении «Как хорошо в саду!..» (сборник «Внутренние голоса») поэт признается, что часами наблюдает «и ласточек полет, и трепетанье клена». В стихотворении «В саду на улице Фельянтинок в 1813 году» (сборник «Лучи и тени») говорит о том, какое огромное значение имела природа в формировании его детского мира.

Поразительно живой и интимно близкой человеку вырисовывается природа в поэтических сборниках 30-х годов. Это уже не блещущий театральными эффектами Восток, а благоухающие долины родной Франции, пестрящие цветами, цветущий май, который зовет поэта в леса и луга, «листва, таящая и песнь, и ароматы», жемчужная капелька воды, отражающая синеву небес, «холмов далекая гряда» и «светом солнечным пронизанный простор» — таков мир, окружающий здесь человека. Сборники 30-х годов обогатили французскую поэзию яркими и точными пейзажными зарисовками. Ясность рисунка, внимание к игре солнечного луча, к пластической позе или движению живого существа сочетается в стихотворениях Гюго с поэтической одухотворенностью создаваемой картины. Природа в этих композициях дышит миром и согласием всех живых существ, она полна любви и благожелательности к человеку, как в стихотворении «Успокоительная картина» (сборник «Лучи и тени»):

В стихотворении «Грусть Олимпио» (сборник «Лучи и тени»), представляющем, пожалуй, наиболее совершенный образец интимной лирики Гюго первого периода, поэт стремится возродить «образ прошлого, любви воспоминанья» среди долин, лугов и лесных чащ, где когда-то он встречался с подругой.

Обширен диапазон поэзии Гюго. Порой в ней воспевается тончайший трепет чувств, пробуждение цветка или улыбка ребенка, порой слышится грозная поступь целых эпох и народов. И как для одного, так и для другого поэт находит свою, наиболее выразительную и оригинальную поэтическую форму.

Многообразие дум, чувств, переживаний поэта, заключенных в его поэзии, рождает и многообразие жанров и интонаций, взволнованно-лирических, громовых и негодующих, нежно шутливых или меланхолических. Формы и ритмы стихотворений 30-х годов прекрасно согласуются с вдохновением поэта. У Гюго мы встречаемся с необыкновенным разнообразием ритмов различного рисунка, самых простых или очень сложных; чтобы достичь максимальной экспрессивности и выразительности стиха, он искусно комбинирует восьмистрочные строфы с шестистрочными или четырехстрочными, и в самой строфе — длинные строки с краткими (как мы видели в его «Гимне»); он прибегает то к возвышенному ораторскому стилю («Не смейте осуждать ту женщину, что пала»), то к нежному лиризму:

Знаменательно, что именно многообразие и многожанровость поэзии Гюго высоко оценил его современник Бальзак: «Что поистине поразительно в нашем великом поэте, это живое понимание всех жанров: он — первый наш лирик… но он владеет и фантастическими причудами муз средневековья, он знает секрет множества форм, процветающих у труверов и в романсеро, с его уст слетают припевы в духе Маро; он играет рифмами, как играли поэты XVI века; он, если б захотел, сочинил бы песенку не хуже Беранже», — говорил Бальзак в «Письмах о литературе, театре и искусстве» (15 июля 1840 г.), восхищаясь «поразительным чувством образа», «богатством палитры», «силой описаний», «яркости, тонкости, законченности, величием и простотой», достигнутыми Гюго в его поэзии[17].