Сашка испугано покачал головой и быстро-быстро заговорил:

— Там нельзя было вытащить! Доказательств много, вину он не признал! Но только по одному! Одному эпизоду! Остальные два на него хотел навесить прокурор, да только на том основании, что Никитин был знаком с остальными подсудимыми! Потерпевший не мог даже назвать количества нападавших! Вот его прицепом по более тяжелой статье и отправили!

— Брехня, — забасил майка. — Ты Николаева Сергей Владимировича знаешь?

— З-знаю…

— Николаев вытянул нашего Муху. Оправдали! Хотя Муха измочалил фраера одного так, что тот до сих пор через трубочку жрет! И были там и доказательства, и свидетели! А один х#й, Муху освободили прямо в суде! Так то — адвокат так адвокат! А ты говно какое-то!

— Кончай оскорблять, — холодно сказал я.

— А то че? — кивнул на меня набычившийся майка.

— Косой, — я хмыкнул, — тоже меня оскорблял.

Бандит нахмурил брови, скрипнул зубами, но смолчал. По-бычьи выпустил носом воздух.

— Ну ты ж видишь, Летов, что он базарит? Нах#й он тогда такой нужен, раз уж нормального человека с зоны вытащить не может?

— Он сделал много, — покачал я головой. — Если б ни он, ваш Кагарыч уехал бы не на три года, а на десятку.

— Х#йня! Николаев…

— Вот и обращались бы к Николаеву, — отрезал я. — Почему пришли к нему?

— А тебе какая разница, к кому пришли⁈ — Набычился второй, шрамированный. — К кому пришли, к тому пришли. Короче, так. От него надо было, чтобы Кагарыч на свободе ходил. Ходит? Нет. Пусть бабки возвращает.

— Договор есть? — холодно проговорил я, проигнорировав агрессию шрамированного.

— Есть! — Закивал Саша, — сейчас!

Он полез в серую папку с тесемками, стал там рыться.

— Вот!

Юрист протянул мне лист печатного на машинке текста. Я кратко пробежал пункты в договоре.

— Предмет договора — защита в суде. Он на суде был? Был. Защищал вашего? Защищал. Какие претензии? Так он еще и постарался, да так, что ваш Кагарыч через три года уже снова будет на свободе. Милиция хотела на него лишнего навесить. Вы б адвокату еще спасибо сказали.

— А ты че, умный самый, Летов? — Начал закипать браток в спортивном. — Будешь тут командовать, кому нам говорить спасибо, а кого п#здить?

— Если вы так за Кагарыча печетесь, чего ж он у вас в СИЗО сидел пять месяцев? Чего ж не вы пришли к юристу, а мамка его, да еще когда уже поздно было? А?

— Слышь, че базаришь так? Че, типа, мы за братву не стоим? — На меня попер майка.

Он сделал два широких шага ко мне, и Женя с Ефимом тут же оказались по оба моих плеча.

— Давай, — я заглянул братку в глаза, — сделай еще шаг ближе.

— И че будет⁈ — Выдохнул он гневно.

— А вот узнаешь.

Мы застыли друг напротив друга. Я, держа руки в карманах, сжимал там свой ПМ.

— Слыш, Мухтар, остынь, — вмешался шрамированный. — Если он так дерзко базарит, пусть отвечает перед старшим.

— Мы стрелу тебе забиваем, понял? — Засопел майка по кличке Мухтар.

— Никаких проблем, — холодно проговорил я. — Когда, где?

— Сегодня. Форштадт. Шесть вечера.

— Я очень расстроюсь, если тебя там не будет, — хмыкнул я.

— Угу, — браток направился к выходу и повел за собой остальных, — и адвоката этого с собой возьми. Вопросы к нему будут. Да и к тебе тоже.

Ночью того же дня

Мирон застрелил водителя, и тот завалился на диванчик своего газона-дежурки. Бандит быстро спрыгнул с подножки кабины, огляделся. Вокруг суетились мясуховские. На асфальтированной площадке, у задней части армянского магазинчика одежды, лежали мертвые люди.

Это были бойцы из банды Маленького Чобы, которых мясуховские застали у магазина, загружающими старенький газон.

Сначала мясуховские, по поручению Горелого, собирались обстрелять магазин одежды, который принадлежал Чобе, с фасада: выбить витрины, разнести фасад, ну а на сладкое — закинуть внутрь пару коктейлей Молотова.

Правда, пока бригада ехала на дело, они заметили одинокий грузовик-дежурку, заехавший прямо за магазин. Недолго думая, бригадир распорядился следовать за машиной.

Когда они нырнули на задний дворик магазина, увидели, как армянская братва собирается грузить в причалившую машину какие-то ящики. Мясуховские убили всех, расстреляли из автоматов Калашникова, не покидая машины.

Когда пальба затихла, отправились искать и добивать раненых.

— Гля, че тут! — Заорал один из братков, роющихся в картонной коробке, одной из тех, которые собирались грузить.

— Че? — Спросил Глыба — здоровенный мужик и их бригадир.

— Трава тут! Гашиш, видать!

— Че, план? — Удивился другой боец.

Заинтересовавшийся Мирон пошел к грузовому кузову-домику дежурки.

— И че делать? — Спросил браток, подняв голову от ящика.

— Грузите все, что есть в газик, — решился Глыба. — И с#буем отсюда вместе с травой, пока шухер не подоспел.

Вечером на форштадте было прохладно. Большой холм, ведущий к некогда серьезным военным укреплением, теперь обзавелся дорогой, которая тянулась к одноименному поселку.

С высоты форштадта было видно весь город. Армавир блестел в закатном солнце, белел своими девятиэтажными домами, пестрел улочками.

— Ну и где они? — спросил Степаныч.

Мы были уже в сборе. Приехали на стрелку на трех машинах: пассат, чероки одного из знакомых Степаныча и буханка, которая везла людей. Всего нас было семнадцать человек и все — сотрудники Обороны.

Когда машины пацанов с кирпичного стали прибывать, оказалось, что людей там не меньше. Подъехавшие иномарки: от пассата, до паджерика, выстроились в ряд на пустыре, вытоптанном у гравийной дороги.

Бандиты стали выгружаться. Я заметил там и тех троих, что были у юриста Саши сегодня днем. Сам адвокатик, кстати, тоже приехал с нами. Трясясь от страха, он стоял рядом со мной и, с ужасом в глазах, смотрел на все увеличившуюся компанию бандитов.

Потом, среди кирпичников появилась… женщина. Невысокая и полненькая, лет пятидесяти, она растерянно смотрела по сторонам, когда один из братков выводил ее из машины. Я сразу понял, что бандиты притащили сюда мать Никитина.

— А ты куда прешь? — Заорал вдруг кто-то из братков.

Возле старенькой БМВ началось странное копошение, привлекшее мое внимание.

— В тачке сиди!

Я напряг зрение. Сумерки еще только подступали, и потому я успел рассмотреть, кого же бандит заталкивал в машину.

Широкоплечий браток положил большую кисть на голову… того самого детектива Вадима, и с силой пихал его обратно в салон своей БМВ.

— Сиди, а то башку пробью! — Орал браток.

— Ваня, ты че там разорался? — Закричал вдруг крепкий, но невысокий мужчина из кирпичного.

— Да это, Федр Михалыч… — браток немного растерянно обернулся к позвавшему его бандиту. — Детектив этот ссаный из машины выходить намылился! Высадить не успели!

Мужика, которого братки звали Федр Михалыч, я знал. Это был лидер банды, которого остальные бандиты города чаще всего называли кличкой Моргун. По фамилии Моргунин. Сам же Федор Михалыч себя по кличке никогда не называл. Он вообще всячески боролся с любыми проявлениями «блатняка» в банде. А отношения к себе требовал, скорее, как к тренеру.

Пацаны с кирпичного были вообще не типичной для Армавира ОПГ, но что они оставались при этом ОПГ не вызывало сомнений.

Моргун запрещал своим людям пить, курить и тем более принимать наркотики. Регулярные тренировки в спортзале и на свежем воздухе были обязанностью каждого участника группировки.

В отличие от Михалыча, чалящегося в СИЗО, который среди своих старостаничников тоже пытался вести «пропаганду ЗОЖ», но сам ей не соответствовал такому образу жизни, Моргун строго придерживался своих принципов. И также строго требовал их исполнения и от остальных.

Хотя кирпичный был довольно немногочисленной бандой и редко лез в город, подмяв под себя, в основном промзону, отдельные ее бойцы внушали уважение.