— Понял. Ща пригоню.

— У тебя как, маслины есть?

— Осталось чутка, но так, по мелочи.

— Лады. Хватай, че есть и к нам.

Мирон пикнул телефоном, спрятал его в трубку.

— Труба, мля, завет. Сука… Да еще и патронов нету. Осталось полторы обоймы. С оружием сейчас беда. Все эти армяне в себя, мля, сука… впитывают… как губка.

На миг, казалось, он забыл о моем существовании, стал причитать себе под нос, жаловаться. Потом опомнился, глянул на меня, замолчал. На секунду его угрюмое лицо ожесточилось.

— Вот видишь, Летов. Из-за тебя уже горят дома.

— Горят дома из-за вас, — сказал я холодно. — Не было бы все этой братвы, и дома бы не горели. Да и напомнить тебе, кто слил про стрелку?

Мирон помрачнел еще сильнее. Потом он молча вышел из машины и отправился к своей.

— А че, он что-нибудь сказал? Кто наехал? За что наехали? — Спросил Фима с заднего сидения моей машины.

— Нет, — проговорил я. — Мы договорились, что он все расскажет на месте.

На следующий день, в полдень мне позвонили на домашний. На проводе был тот самый молодой адвокат, офису которого Оборона обеспечила охрану.

Адвокат работал в городе совсем недавно и почти сразу пришел к нам. Насколько я знал, был у него какой-то стартовый капитал — деньги на аренду и охрану, но нормальных дел, на тот момент, он еще не вел.

Когда звонок поступил, я быстро связался с Женей и Фимой, заехал за ними, и мы отправились в район пересечения Розы Люксембург и Ефремова, туда, где и работал юрист. Там нас уже ждала братва, которая в этот самый момент прессовала бедолагу.

Насколько я знал, они не предлагали юристу крышу, и с чем был связан наезд, я толком не знал. У юриста от страха заплетался язык, внятно он ничего объяснить не мог, да и грубые голоса на фоне, покрикивавшие на парня, мешали воспринимать его слова. Тогда я решил, что разберемся на месте.

Когда мы подъехали к стоянке — карману у дороги, она была набита разномастными машинами: от жигулей до чьей-то бэхи. Офис пацаненка располагался в продолговатом пятиэтажном доме, построенном при Брежневе. Он соседствовал с немногочисленными магазинчиками, газетным ларьком, вклинившимся в автобусную остановку и, по иронии судьбы, со зданием прокуратуры.

Когда мы зашли в небольшое помещеньице, которое состояло из одного только маленького кабинетика, тут же наткнулись на троих крепких парней лет по тридцать и самого юриста.

Парень, лет двадцати пяти, одетый в деловой, немного не по размеру костюм, затравленно сидел за своим столом, больше напоминавшим старую школьную парту. Вокруг, на деревянных стульях, расселась братва.

Крепкие ребята разом глянули на нас, напрягись. Выглядели они, как обычно, очень фактурно. Первый, самый здоровый, носил кожанку на майку-алкашку. На голой шее болталась массивная золотая цепь. Ее большой медальон лежал на мощных грудным мышцах качка.

Второй, похудее и пониже, был одет в спортивное: черные мешковатые штаны с лампасами и сине-зеленую олимпийку. Более мелкий, чем первый, он все же оставался крупным парнем. На его лысой голове забавно оттопыривались уши. Какое-то маленькое, для комплекции бойца лицо смотрело на нас безэмоциональными глазками.

Последний был не меньше остальных, а в плечах даже шире, чем первый. Такой же короткостриженый, он носил на лице мощный раздвоенный подбородок и шрам от ожога на левом виске. Бандит надел футболку поло под коричневую, красиво потертую, кожанку.

— Так вот, значит, и крыша твоя прикатила, — проговорил шарамированный, вставая со стула, на котором сидел верхом.

— А я тебя знаю, — прищурился здоровяк в спортивках. — Ты ж этот… Летов. Начальник Обороны. Мужики, это тот самый Летов, прикиньте?

Все трое переглянулись.

— Я думал, он будет покрупней. И постарше, — низким глубоким голосом проговорил бандит в майке-алкашке.

— Здорова, пацаны, — проигнорировал я их слова. — Вы его крышу, что ли, просили?

Бандиты снова переглянулись.

— Ну просили, — хмыкнул шарамированный.

— Александр, — я кивнул на притихшего за столом юристика, — под нашей охраной. Ну, давайте решать вопрос, раз уж начали.

— А это точно Летов? — Засомневался браток в спортивках. — Про Летова говорят, что он, типа, Косого замочил. Уж не похоже, что такой пацан мог самого Косого укокошить.

Я нахмурил брови. И правда. Среди братвы ходили робкие слухи о том, что это именно я прикончил Косого. Откуда они просочились, я не знал. Да и относился к ним, по большей части, безразлично. Жить не мешали. Однако братва, которую приходилось частенько встречать на улицах города, бывало, узнавала меня и смотрела теперь как-то иначе. Почтительнее, что ли.

— Да не. Летов это. Летов, — покивал майка. — Я его уже видал. Один разок. Он это.

— Давайте к делу, пацаны, — прервал я их. — Вы чьи будите?

— С кирпичного, — бычьим голосом ответил шрамированный.

— И что наш юрист вам сделал?

— А пускай сам и расскажет, — пробасил майка, обернулся на перепуганного юриста.

Все бандиты обратили свои взгляды на паренька. Я кивнул Жене, и мы с мужиками прошли вглубь кабинета. Все собрались вокруг стола бедного юриста, но обе группы: наша и с кирпичного, все равно стали друг от друга на почтительном расстоянии.

— Я… я сделал все, как договаривались, — задрожал голосом юрист Саша. — Я же предупреждал ее, что она обратилась слишком поздно… Там мало что можно было сделать…

— Кончай мямлить! — Заорал на него майка, и парень аж вздрогнул, даже руки вскинул, прикрывая голову. — Болтай толком! Ни черта ж непонятно!

— Саша, — вклинился я, — говори спокойно и с самого начала. Ты под нашей защитой, и никто не сделает тебе ничего плохого.

Братки бросили на меня хмурые взгляды, но смолчали.

Юрист опустил взгляд в столешницу, сглотнул, собираясь с силами.

— В общем… Три недели назад ко мне обратилась женщина. По фамилии Никитина. Анна Ивановна. Обратилась, потому что ей пришла повестка в суд. Судили ее сына — Никитина Никиту Сергеевича.

— Кагарыч, — буркнул один из братков.

— Че? — Глянул на него я.

— Кагарыч. Погоняло у него такое.

— Странное, — глуповато заулыбался Фима. — А че не Никитич?

Женя метнул в него строгий взгляд, замолчи, мол, но браток все равно ответил:

— Он когда к нам пришел, курил, сука, как паровоз. И отхаркивался всегда с таким смешным звуком: кхагар-кхагар… Вроде того.

— Два года ушло, что б из этого дрыща человека сделать, — вставил свои пять копеек браток в спартанках. — Отучили его пить, курить. В качалку загнали, что б поднабрал массы. А погоняло осталось.

— Продолжай, Саша, — сказал я.

— На момент обращения, — немного испуганно заговорил юрист, — Никитин уже пять месяцев находился в СИЗО, а предварительное следствие окончилось. Прокурор подписал обвинительное заключение, и дело передали в суд. Я взялся за это дело. Очень уж Никитина просила. Плакала. Но предупредил, что вытащить его, скорее всего, не выйдет. Слишком поздно уже.

— Так нахрена ж брался, сука? — Рявкнул на него шрамированный. — На#уя бабло брал⁈

Саша втянул голову в плечи, вжался в свой стул.

— Тише, — глянул я на здоровяка. — Вы ж разобраться хотите? Тогда давай послушаем.

— Эта падла бабло с людей дерет, а работы не делает, — сплюнул прямо на пол майка.

Когда я снова подбодрил юриста, он несмело продолжил:

— Статья там была — разбойное нападение группой лиц по предварительному сговору. Судили его и еще нескольких человек. Четверых всего. Троих — по двум эпизодам, Никитина — по трем. Грозило им всем по десять лет.

Саша скуксился, как бы ожидая от кого-то из братков новой вспышки гнева, но те молчали, тогда юрист снова заговорил:

— Дело вел я, и в результате, — он сглотнул, — в результате Никитин получил три года по одному эпизоду, по двум оправдали. Остальные получили восемь и десять лет.

— Ты матери его обещал, что поможешь… — Опустился к нему шрамированный, — что вытянешь Кагарыча с тюрячки. И че? Вытянул?