Исполнителей, точнее исполнителя, нашли быстро. Им оказался некий Балагуров Антон Валерьевич, тридцати лет отроду, именно он запускал дрон со взрывчаткой. Вообще, — учитывая что территория академии надёжно прикрывается многочисленными системами защиты, — в том числе и от беспилотных средств, такое должно быть технически невозможно, но в этот раз что-то там оказалось отключено.

Искали кто виноват — не нашли. Во всяком случае, официально. Чужой по определению не мог залезть, значит был кто-то из местных, а сор из избы министерство обороны выносить не любит.

Разумеется, говорить про «свою» бомбу, не стал, и даже не подходил к ней. Лежит себе и лежит.

Невзначай интересовался «майором Шутихиным», так оказалось что никакого майора не было, посылку принёс незнакомый военный в звании сержанта, попросил передать и сказать что от майора.

И опять же, по инструкции такого быть не могло, любой попадающий на территорию предмет должен быть обязательно проверен, но кто на инструкции смотрит?

В общем, с этой стороны концов найти не удалось, но даже если бы получилось определить личность «гонца», наверняка это так же был бы простой исполнитель.

Расплатившись с водителем, я вышел из машины и неторопливо побрёл к кпп.

На вторую встречу не успел, а теперь и спешить было некуда, остаток увольнительной выдался на редкость пустой, да и не хотелось ничего делать.

Махнул пропуском на турникете, кивнул дежурному, и так же неспешно продолжил свой путь.

Идти прилично, потому что нас, всех владивостокских, с началом учебного года не только поселили черти куда, а ещё и выделили в отдельный Владивостокский филиал. То есть по факту мы учились в Московской академии, а в документах во всех так и числились во Владивостокской. Отсюда и все странности. Ладно хоть с учебой проблем нет, — думал, глядя на возвышающийся впереди учебный корпус.

Всё что здесь давали, когда-то уже проходил, поэтому учусь легко, но стараюсь не выделяться. Так, серединка на половинку. Здесь же почти как в армии, найдут «талант», и давай гонять в хвост и в гриву. Умеешь рисовать? — Стенгазета ждёт. Разбираешься в музыке — отвечаешь за творческие мероприятия. Ну а если способность к предмету какому почуют — вообще не слезут.

Поэтому старался с хорошими оценками не частить, регулярно разбавляя их трояками, а иногда и неудами.

А вот устроенный генералом экзамен ничего общего с учёбой не имел. То что он назвал тестами, представляло собой набор бессмысленных картинок, из которых требовалось выбрать понравившиеся.

Но что там могло нравиться? Не имеющие ничего общего со здравым смыслом, какие-то кривые линии, палки и кружочки. Иногда кляксы. Поначалу я ещё пытался усмотреть логику, но потом плюнул, наобум «протыкав» весь тест.

И, что не удивительно, прошёл. И я, и товарищи мои, и ещё человек пятнадцать с курса.

Несмотря на бессмысленность отбора, выглядела эта затея вполне реально. В меру здорового снобизма, в меру армейской прямолинейности. Всего в меру. Не знай я о реальном положении вещей, подумал бы что всё по-настоящему.

«Вы будете первой экспериментальной группой!» — говорил огромных размеров ротмистр, когда собрал нас всех вместе в актовом зале.

«Новая программа обучения, новый подход к теории и практике!» Вы должны гордится тем что вам выпала честь быть первыми!

Говорил он ещё долго, хотя, как мне казалось, сам слабо понимал для чего отобрали именно нас.

Так-то, оно не сложно, по задумке генерала мы должны показать выдающиеся результаты, чем дать основания для всеобщего внедрения новых методик. Но это для меня не сложно, я в теме, а для остального военного сообщества выглядит инициатива, конечно, не особо привлекательно.

Но главное было сделано. Мы, и я в том числе, получили определенную свободу, и доступ к технике. Не после третьего курса, как полагается, а сразу, буквально с первых дней официального учебного года.

Событие, для прошедших отбор, замечательное, поэтому понятно что все участники «эксперимента» радовались такому повороту, каждый считал себя особенным — ещё бы, из целого курса выбрали именно его. Но были и те кто не проникся нашей радостью. Встречались эти люди и среди курсантов, и среди офицеров. Причём, не сказать чтобы не часто, — примерно каждый второй.

А на первом же занятии случился конфликт. Одному из старшекурсников не понравилось присутствие «салабонов» — дословно, и он открыто высказался по этому поводу. Разумеется, мы смолчали, но вот наш офицер — тот самый ротмистр, сурово отчитал выскочку.

И всё бы ничего — отчитал и отчитал, что тут такого? Но это не понравилось находившемуся неподалеку куратору обнаглевшего курсанта.

Слово за слово, и дело почти до драки дошло, слава богу, растащили их вовремя, не случилось.

А мы с тех пор занимались отдельно, в самом дальнем углу полигона.

Копались в устройстве машин, разбирались в боевых возможностях, «катались» на тренажёрах, изучали взаимодействие с другими родами войск.

«Всё равно не пойму, зачем так спешить?» — говорил наш ротмистр, аргументируя тем, что пока мы не сможем свободно владеть «силой», прогресса не будет.

Ну выучишь ты теорию на зубок, ладно, только без практики, какой от этого толк? На тренажёрах воевать?

И по-своему он был прав. Толку от этих знаний, без способности «чувствовать» машину, не было совершенно никакого. И вот тут всё зависело от меня. Эдика с Виталием я уже подготовил, оставалось только чуть-чуть подтолкнуть в правильном направлении. С остальными сложнее, но тоже ничего сверхъестественного. Как говорится — глаза боятся, руки делают.

Но если наш ротмистр просто не понимал сути, то были и прямые противники эксперимента. Как в стенах академии, так и много выше. Только если «высокие» напрямую не лезли, то местные старались во всю.

Не скажу чтобы такое внимание очень уж мешало, но иногда напрягало. Особенно это касалось некоторых благородных, по каким-то причинам невзлюбивших нашу группу.

Одним из таких деятелей был поручик Дунаев, инструктор по энергетике. Казалось бы, какое ему дело? Учишь курсантов работать с щитами, и учи себе, так нет, каждую тренировку этот умник начинал с лекции какие мы выскочки и уроды.

И ладно бы знания давал, но ведь нет, занятия проводил тупо для галочки. Мы то бегали, то приседали, а то и просто бестолково стояли в ожидании.

На вопросы — когда же начнется обучение, ухмылялся только, и говорил что-нибудь обидное.

Ещё один подобный субъект, преподаватель по тактике; майор Погорелов. Седой как лунь, возрасту соответствующего, поначалу вёл себя нормально, даже дружелюбно где-то, но стоило указать на ошибку в расчётах — и доказать наглядно, тоже стал нос воротить и при любом удобном случае делать гадости.

И не то чтобы такие дела сильно напрягали, но хотелось, конечно, нормальных, рабочих отношений. Мне-то ладно, меня учить не надо, а вот для остальных вставляемые в колеса палки были чувствительны.

И если тактика — чёрт с ней, дисциплина не самая первостепенная, то отсутствие прогресса с щитами, уже ощутимо.

Поэтому надо было что-то менять.

— Господин поручик, вы занятия нормально проводить когда думаете? — дождавшись появления Дунаева, поинтересовался я, чем вызвал недовольное шипение стоящего за спиной Эдика. Не скажу что всегда, но тот частенько чувствовал моё настроение, вот и сейчас сделал правильные выводы.

— Тебе-то, какая разница? — удостоив меня недовольным взглядом, буркнул поручик.

— Да уже полтора месяца занимаемся, а вы даже азов не даёте…

— Солдат спит, служба идёт. Или ты предъявить мне хочешь?

Я промолчал.

— Так иди, жалуйся. Рапорт на имя начальника академии, а лучше министра. Пиши только грамотно, если умеешь, конечно…

Вообще, в этом учебном заведении, как, в принципе, и в подобных ему, обращаться к курсантам следовало на вы. Этому неписаному правилу следовали практически все преподаватели, но нет правил без исключений, одним из которых и был наш поручик. Невзлюбил он нашу группу с самого момента знакомства, сразу же обозвав чем-то вроде недоделанных обезьян. Да, будь среди нас отпрыски благородных фамилий — а меня за такового здесь упорно не считали, может отношение и было бы иным, но таких не имелось, поэтому поручик и расслабился.