– Зачем ты вышла? – прошептал Вяцлав, но не уклонился от моих прикосновений.

Кажется, я начинала видеть его настоящего. Испуганного мальчика, прячущегося за грубостью и излишней холодностью, но вместе с тем очень доброго, ранимого и заботливого.

– Хотела поддержать тебя. Я же тоже виновата, забыл? Значит, должна нести позор вместе с тобой, – тихо прошептала.

Не знала: вижу ли я его в последний раз, или мы сможем впоследствии поддерживать контакт. Неизвестность пугала меня, но я ничего не могла ни сделать, ни исправить.

– Спасибо, – кивнул Вяцлав. – Мне легче, когда ты рядом. Я чувствую себя не таким одиноким, – он приобнял меня за талию, а я не возражала: мне слишком нравились его прикосновения, как никогда в жизни.

Пока Альцина вещала что-то о правилах и законах МУТОВа, вела свою крайне занудную речь, мы тихо переговаривались.

– Не переживай, тебе вскоре назначат нового наставника. Постарайся не свести его с ума, – Вяцлав ещё умудрялся шутить в столь сложной ситуации.

– Не переживаю. И мне, кроме тебя, никто не нужен, – тихо ответила. У меня было только одно желание: вжаться в его тёплую грудь, обнять и не выпускать.

Мне было стыдно, что я так вела себя, будучи девушкой другого парня, но я ничего не могла с собой поделать. Я собиралась объясниться с ним сразу после собрания. И исключения Вяцлава.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ты просто не знаешь, насколько мне это приятно слышать, – прошептал и легонько коснулся губами моего лба.

Бросило в дрожь, потому что именно в этот момент Альцина повернулась к нам, сверкнув своим недобрым взглядом:

– Ярослава, Вяцлав, вы, смотрю, даже не будете отрицать ваши запретные отношения?

– А есть ли смысл, Альцина? Вы знаете и читаете меня гораздо лучше других, – смело ответил Вяцлав. – Я прекрасно знаю правила и осознаю свою ошибку. И понимаю, что должен покинуть университет, который стал мне родным домом.

– Очень смешно… – начала возмущаться Альцина, но парень нещадно её прервал:

– А я и не шутил. Я прекрасно понимаю, что должен прекратить обучение. Да, я сорвал все свои планы, загубил будущую карьеру. Но в чём таком я провинился? В том, что я, оказывается, тоже человек и способен любить? Впервые за двадцать четыре года я могу сказать, что счастлив. И это самое главное.

Красивая речь. Вот только на Альцину она не произвела ни малейшего впечатления. По её выражению лица казалось, что она вот-вот взорвётся от негодования.

И тут на сцену грациозно выскользнула Каролина. Она оглядела аудиторию, бросила короткий взгляд на нас, остановилась на Альцине. В руках подруги по-прежнему болтался тот самый медальон.

У меня во рту пересохло. Сердце забилось сильнее. Она что-то знала? Могла повлиять на решение Альцины, которая даже ректором не являлась, но явно заправляла всем?

Вяцлав дёрнулся, но не рискнул сказать хоть слово. Похоже, у него тоже не нашлось, чем возразить моей неугомонной соседке.

– Прошу, остановите весь этот фарс, – властно произнесла Каролина, сверкнув взглядом и уставившись в глаза Альцины.

Некоторое время две волевые и властные женщины просто смотрели друг другу в глаза, пока Альцина не сдалась, прошипев:

– Каролина, вернитесь в зал, вам здесь не место. Зачем вы прерываете столь важное собрание?!

– Очень даже место. Вы же не будете спорить с наследницей Добровольских? Уступите кафедру – пришло время занять моё законное место. Или вы будете спорить? Ваша клятва потеряла силу ровно секунду назад.

Её голос звучал уверенно. А я еле удержалась от того, чтобы не закричать: оказывается, всё это время я жила с наследницей Добровольских.

Я жила с будущим ректором университета, с наследницей могучего замка. 

Ярослава

Тут и там слышались удивлённые возгласы. Несколько секунд после в зале стоял лёгкий гул перешёптывания, а затем образовалась гробовая тишина. Общественность была не готова к такой шокирующей новости.

Поверить не могла! Я пыталась разыскать наследника, а наследница всё это время жила со мной под боком!

Вяцлав только крепче обнял меня, словно чувствуя, что чуть-чуть и я рухну к его ногам. А мне очень хотелось упасть, закрыть глаза. А открыв, осознать, что этот день был всего лишь сном. Адским кошмаром.

Альцина, нехотя спустилась с кафедры, уступив Каролине место. Поверить не могла: студентка девятнадцати лет скоро станет законным ректором. Это же… невозможно? Да, в мире простых людей, но в мире волшебников…

Каролина прикусила нижнюю губу, тяжело вздохнув. Она явно не знала, что сказать, хоть и готовилась к этой речи почти год.

Легенды не врали. История магического мира была правдива, как никогда. Добровольская существовала, и я видела её воочию.

– Я знаю, вы шокированы. Мне всего девятнадцать. Я планировала обучиться на профессора, пройти все муки и радости обучения: от основного курса до профессорского. Узнать, как тяжело в магистратуре быть наставником. Испытать на своей шкуре, каково это, но, – Лина прервалась, словно слова давались ей нелегко.

Рванулась, желая обнять подругу, но Вяцлав не дал: он понимал насколько важно Лине в одиночку пройти этот непростой путь. А мне хотелось облегчить боль каждого, кто был мне близок и дорог.

– Но какой во всём этом смысл, если я уже сейчас понимаю, насколько неправильны правила МУТОВа? Насколько они некорректны по отношению к возлюбленным, любовь которых под запретом? Чем «любовь» неправильна? – последний вопрос Лина с вызовом задала Альцине и уставилась на неё, словно женщина была нашкодившим котёнком.

Испытала дикий кайф от этого.

– Если правило было введено ректоратом того времени, значит, так было нужно. Это правильно. Это твоё наследие, Каролина. Ты одна из Добровольских, – холодно отчеканила Альцина, удержав спокойное лицо.

– Да, и я чту традиции. Возможно, в ваших глазах я маленькая, зазнавшаяся девочка, к тому же избалованная своей силой и внезапно свалившейся на меня властью, но я осознаю свою ответственность. И мне совершенно плевать на ваше устаревшее мнение, – Лина отвернулась от профессора и обратилась к аудитории: – Я разобралась в данном вопросе. Запрет был введён в 1726 году моим предком, по одной очень простой и удивительной причине. Первокурсники в основном были пятнадцатилетние и не умели контролировать себя. Заклинаний контрацепции тогда ещё не было изобретено, и на выходе мы получали что?

Лина сделала многозначительную паузу, а я восхитилась её умению выступать и держать публику в напряжении. Она явно была на своём месте. Словно рождена для этого.

Она и была рождена для этого.

– Не утруждайтесь, в 1720-х годах студенты чуть не сорвали обучение: среди первокурсниц основного курса и магистратуры было большое число беременных. Нужна ли была руководству такая статистика?

Каролина сделала перерыв, позволяя присутствующим пошуметь, обсуждая новую шокирующую информацию.

– Разве это причина открываться и ставить под удар весь университет? Ты же понимаешь, что из-за твоей халатности защита МУТОВа пала? Твоя защита пала. И то, что случилось с твоей матерью, может повториться и с тобой, – бросила Альцина, скрестив руки на груди.

Я не понимала, о чём говорила преподавательница, но была готова сделать всё, что в моих силах, чтобы защитить подругу.

– О, прекратите, – отмахнулась Каролина. – Не вы ли постоянно затыкали меня, когда я вносила любые предложения по коррекции учебного процесса?

– Не ври. Благодаря тебе мы сделали упор на Эсперанто, – Альцина сдавалась, видя, что проигрывает. – К тому же, ты была заинтересованным лицом год назад. Брендон…

Вздрогнула, услышав знакомое имя, набившее мне оскомину. Вот и очередная тайна раскрылась…

Каролина жёстко оборвала пламенную речь преподавательницы:

– Это не единственное, что стоит доработать в процессе обучение МУТОВа. Только спорить с законным ректором вы больше не будете. Альцина, объясняю вам доходчиво: вы больше не главная в этих стенах. Но я благодарна, что вы почти двадцать лет управляли замком и справлялись лучше, чем мог кто-либо другой.