— Серьезно, Вайолет, будь осторожна…

Я хватаю другую травинку и бью по ней двумя руками, вымещая свою злость на ничего не подозревающем растении. Что-то вонзается в мою ладонь, и я удивленно отшатываюсь назад, теряя равновесие. Мои руки мотаются по сторонам, лестница падает из-под ног, и я наблюдаю, как в замедленной съемке я отклоняюсь в сторону от кирпичной стены.

— Черт!

Голос Кайла звучит как далекое эхо, пока я падаю, зная, что это будет больно.

Но я не падаю на землю. Вместо этого меня останавливают в воздухе руки Кайла, проносящиеся подо мной. Моя голова ударяется о его грудь, он отступает на шаг, но держит меня.

Я вцепилась в его рубашку, сердце бешено стучит, дыхание сбивается на короткие резкие всплески. Слезы неожиданно наворачиваются на глаза, и я зарываюсь лицом в его плечо, чтобы успокоиться. Его руки крепко обхватывают меня, и на краткий миг я надеюсь, что он никогда не отпустит меня.

Когда я наконец поднимаю взгляд, глаза Кайла широко раскрыты, а грудь под ним вздымается. — Ты в порядке?

Я быстро киваю, сердце все еще колотится.

— Да, — отвечаю я. — Я в порядке.

— Хорошо.

Его беспокойство быстро сменяется хмурым взглядом, когда он ставит меня на шатающиеся ноги. — Я говорил тебе быть осторожной. На лестнице всегда должны быть три точки опоры. Ты могла сломать себе шею.

Несмотря на адреналин, все еще бурлящий в моих венах, я стиснул зубы. — Все было бы в порядке, если бы ты не пришел сюда, чтобы накричать на меня.

— Я не кричал. — Как ни странно, он сохраняет ровный голос. — Я просто попросил…

— Скорее, потребовал, — огрызаюсь я, прерывая его. Я отрываю взгляд от его каменного лица, чтобы осмотреть укус на руке. По ладони течет кровь, и я закрываю ладонь, гримасничая, надеясь, что Кайл не заметил.

Но он заметил.

— Эй. — Его голос смягчается, все следы раздражения исчезают с его лица, когда он тянется к моей руке. — Ты порезалась.

— Все в порядке, — говорю я, отдергивая руку и поворачиваясь к дому.

— Вайолет. — Кайл встает на моем пути, положив руки на бедра. — Это не нормально.

Я поднимаю взгляд и вижу, что на его лице написано беспокойство, а его глаза смотрят на мою левую руку. Что случилось с тем ворчливым ублюдком, который пришел сюда читать мне нотации?

— Тебе больно, — пробормотал он, снова потянувшись к моей руке. Я разжимаю ладонь и позволяю ему осмотреть повреждения. Его пальцы грубые и мозолистые, но они нежно касаются моей кожи, посылая мурашки по руке. Меня трясет, но я не могу понять, от его близости или от того, что чуть не упала насмерть. Каким-то образом это ощущаются почти одинаково.

Взгляд Кайла переходит с моей руки на лицо, оценивая его. В его зеленых глазах плещется беспокойство, и у меня щемит сердце.

Не будь со мной милым, — тихо прошу я. Если ты начнешь любезничать со мной в таком виде, это будет конец игры.

— Пойдем. — Он машет через плечо в сторону дома. — У меня там есть аптечка. Давай приведем ее в порядок.

— Мне не нужна твоя помощь. — Я бросаю на него вызывающий взгляд, прекрасно понимая, что веду себя как грубиянка, но слишком боясь поддаться его доброте. — Я сама справлюсь.

— Конечно, справишься, — говорит он снисходительным тоном, каким разговаривают с ребенком. — Но я все равно помогу.

Я следую за ним в дом, через подвал. Он жестом предлагает мне сесть на мой надувной матрас, который я сегодня не сдувала, потому что знала, что они работают наверху. Он протягивает мне мочалку, чтобы я прижала ее к ране, пока он сходит за аптечкой. Эту же салфетку я использовала на его лбу после того, как швырнула в него телефоном в первую ночь здесь, и я вспоминаю тот момент, его слова.

Каждый раз, когда ты смеешься или улыбаешься мне…

Боже, как бы я хотела, чтобы он закончил это предложение.

Кайл снова появляется с аптечкой и опускается на кровать рядом со мной. Матрас сдвигается под его весом, заставляя меня наклониться ближе. Мне следует отодвинуться, но я не хочу. Я чувствую его запах — сочетание землистого, мускусного одеколона и чего-то лесного, возможно, опилок. Это его запах, понимаю я. Он такой идеальный.

Мягким движением он берет мою руку в свою и поворачивает ее так, чтобы моя ладонь оказалась сверху. Я смотрю, как он осторожно очищает порез, который, к счастью, не слишком глубокий. Должно быть, это был шип или что-то в этом роде на одном из сорняков, с которыми я боролась.

Он ничего не говорит, пока работает, но сейчас слова и не нужны. Не от того, что он так нежно прикасается ко мне, не от того, что он уделяет внимание работе, не от того, что я чувствую его тепло рядом со мной, на моей кровати.

Я закрываю глаза, на мгновение представляя, каково это — сократить расстояние между нами, накрыть его рот своим и притянуть его к себе.

Пока он так бережно перевязывает мою рану, я не могу вспомнить, из-за чего я так злилась снаружи. Все, что я могу вспомнить, — это милую версию Кайла, того, кто сделал мне стол, помог убедить папу в реставрации, того, кто смеялся и флиртовал со мной в "Джо" и почти пригласил меня на свидание.

Он бы пригласил. Я уверена в этом. Я всегда была в этом уверена, несмотря на его отрицание, и всегда жалела, что папа не появился в тот момент.

Я смотрю на нежные руки Кайла, и мое сердце бьется в ровном ритме. Я обманывала себя, что не была увлечена им все это время, будь то прическа или нет. Легче было отрицать, когда он вел себя как придурок, и уж точно легче было притворяться, пока он не привел себя в порядок.

Но сейчас, когда он сидит здесь, такой добрый и заботливый, выглядит так чертовски хорошо и пахнет каким-то сексуальным лесом…

Черт. У меня большие проблемы.

15

Кайл

— Хорошо поработали сегодня, ребята.

Я закрываю дверь, когда Райан и Фил уходят, радуясь, что пора закругляться. Это был долгий, жаркий день, когда я восстанавливал дубовую лестницу на верхнем уровне, и я готов выпить.

Я вспоминаю свой дом на озере Коббосси и жалею, что не могу прямо сейчас окунуться в прохладную воду. Я не так уж сильно возражал против возвращения в Нью-Йорк, как думал — особенно здесь, в Хайтс, — но я скучаю по красоте Мэна и удобству жизни у озера летом. Я не могу искупаться в реке.

Ну что ж. Холодное пиво и хорошая еда будут кстати.

Войдя в гостиную, я застаю Вайолет за разглядыванием холодных обрезков пиццы, оставшихся от обеда, который она заказала для команды на сегодня. Я морщу нос. Это была дерьмовая пицца шесть часов назад; вряд ли она стала лучше с тех пор.

— Ты уверена, что тебе стоит это есть?

Она хмуро смотрит на меня. — Не надо меня стыдить.

Я отшатываюсь в шоке. — Что?

— То, что я ем, не твое собачье дело. Ладно, да, возможно, мне следует питаться лучше, учитывая, что это — она шлепает себя по заднице — не становится меньше. Но сейчас у меня нет времени…

— Стоп, стоп, стоп, — говорю я, поднимая руки и делая шаг назад. Черт возьми, я забрел на минное поле.

— Я не имел в виду… — начинаю я, но не знаю, как сказать ей, что я спросил, потому что беспокоюсь о ней, а не потому, что думаю, что с ее телом что-то не так. Я никогда не видел, чтобы она ела — даже за обедом с родителями она просто толкала еду по тарелке, — а теперь она думает о том, чтобы съесть что-то настолько отвратительное? Она заслуживает того, чтобы кто-нибудь отвел ее в элегантное место, а еще лучше — приготовил для нее. Она заслуживает большего, чем отвратительная холодная пицца на ужин.

А что касается предположения, что у нее слишком большая задница… просто нет. Я не могу оторвать глаз от ее идеальных пропорций с тех пор, как мы познакомились. Я бы все отдал, чтобы погладить ее великолепный зад, даже если бы я считал себя придурком. Я не могу, черт возьми, сдержаться.

Она все еще смотрит на меня, а пицца с каждой секундой выглядит все менее аппетитно. Она была не в духе всю неделю, с тех пор как мы поссорились во дворе, но, черт возьми, ей повезло, что я был рядом — она могла серьезно пострадать.