Теперь он точно умрет. Я в этом уверена.

Я бросаю коробку в багажник машины и пробираюсь к водительской стороне. Как только дверь закрывается, я упираюсь лбом в руль и издаю низкое "ухххххх".

Мне двадцать пять, и я безработная. Что, черт возьми, мне теперь делать?

К тому времени, когда я приезжаю домой, я в ярости. Как эта компания посмела избавиться от меня как от ненужной траты, как будто я не отдала им несколько лучших лет своей жизни?

Я врываюсь в свою квартиру, бросаю коробку с письменными принадлежностями на кухонный стол и захлопываю за собой дверь. Солнце ярко светит сквозь открытые жалюзи, и, когда я достаю шнур, чтобы закрыть их, мне приходится прикрывать глаза. Я не привыкла быть дома в это время суток — обычно я по локоть погружена в электронную почту или беру кофе у штатного бариста в холле нашего здания. Я теряю счет времени, когда нахожусь на работе, гудя от энергии оживленного офиса, находясь в постоянном потоке входящих задач, которые держат меня в напряжении весь день. К тому времени, когда я выхожу из здания, небо чаще всего становится пурпурным. В действительно продуктивный день оно становится абсолютно черным.

Но сегодня утром оно было ярко-голубым, и я ненавидела каждую минуту дороги домой. Мне было противно видеть соседей, обрезающих свои розы, ходоков, возвращающихся со своего ежедневного маршрута, чтобы весь день заниматься бог знает чем. Почему эти люди не на работе?

Я живу в этом районе Кремниевой долины только потому, что он близко к офису, а не потому, что люблю его. Я чувствую знакомую тоску по дому, которую привыкла отгонять от себя за годы, проведенные вдали от Нью-Йорка. Если бы я была на работе, с горечью думаю я, то была бы слишком занята, чтобы думать об этом.

Я оглядываю свою квартиру — место, которое я видела уже много раз, но никогда не останавливался, чтобы обратить на него внимание. Стены выкрашены в непритязательный бежевый цвет, а диван — угольный трехместный, который достался мне вместе с квартирой. Да и вся мебель тоже. Я никогда не задумывалась об этом, потому что не проводила здесь много времени. Но сейчас…

Неловкость пробирает меня до костей от осознания того, что у меня ничего не запланировано на оставшееся время… ну, сколько бы времени мне ни потребовалось, чтобы найти другую работу. Не помню, когда в последний раз у меня было столько свободного времени, простирающегося передо мной, как бескрайний горизонт. Кого-то такая перспектива может привести в восторг, но только не меня.

На самом деле я чувствую себя неважно.

Я падаю на диван и тянусь к ноутбуку, отчаянно желая что-нибудь сделать. Начну с того, что выложу свое резюме. Будучи ассистентом, я обзавелась множеством контактов, так что у меня нет недостатка в людях, к которым можно обратиться. Чем раньше я начну, тем лучше. Мне следовало сделать это несколько месяцев назад. Нет, Деб была права — много лет назад.

Моя роль помощницы Деб должна была продлиться всего полгода, может быть, год. Я согласилась на эту работу, полагая, что меня повысят, как только я проявлю себя, и Деб при каждом удобном случае говорила мне, насколько ценным сотрудником она меня считает, что хочет повысить меня как можно скорее. Это не ее вина, что я оказалась здесь. Это моя. Когда исполнился год, я должна была начать активно искать новые роли. Я должна была понять, что, несмотря на лучшие намерения Деб, повышение не упадет мне на колени, сколько бы инициативы я ни проявляла, сколько бы ночей ни работала.

Мои пальцы зависли над клавишами, пока я обдумывала варианты. Я не хочу устраиваться на другую работу ассистентом. Я квалифицированный менеджер проектов, и пришло время получить работу, которую я заслуживаю. Это будет не так просто, как устроиться еще одним ассистентом, но я должна бороться за это. Мне надоело, что мои таланты не используются.

На самом деле то, что меня отпустили, может быть, и к лучшему. Замаскированное благословение и все такое.

Мне уже почти удалось убедить себя в этом, когда зазвонил телефон. На экране высвечивается имя отца, и внутри меня поднимается отчаяние.

Черт. Кого я обманываю? Это не гребаное благословение.

Я откладываю ноутбук в сторону и тянусь за телефоном, сглатывая внезапный комок в горле. — Привет, папа.

— Привет, Сладкоежка.

Я фыркаю от его утешительного голоса. Как будто он знает.

— Я звонил тебе в офис, но ответил кто-то другой и сказал, что ты там больше не работаешь.

Так, значит, он действительно знает.

— Что происходит?

Я прочищаю горло. — Я… эм… да.

Из всех людей, которым я должна рассказать об этом, мой отец был бы абсолютно последним в моем списке. Я надеялась, что мне удастся найти другую работу достаточно быстро, чтобы даже не говорить ему об этом. Тогда я могла бы вскользь упомянуть об этом после, например, что да, мне предоставили потрясающую возможность в новой компании, и как это здорово!

Вместо этого мне пришлось сказать ему, что его единственный ребенок, его гордость и радость, теперь безработный. Ненавижу так его подводить.

Мое лицо пылает от стыда, когда я бормочу: — Меня отпустили сегодня утром. У них сократили бюджет, и…

— Что? — Голос отца повышается в недоумении. — Как они могли потерять одного из своих самых перспективных руководителей проектов?

Я закрываю глаза, мой желудок сворачивается в тугой клубок. Боже, я самая плохая дочь на планете, потому что не только я не занимала должность руководителя проекта, но и мои родители считали, что я занимаю ее.

Это не моя вина. То есть я виновата, но на самом деле это недоразумение, которое я никак не могу заставить себя исправить. Я сказала родным, что устроилась на работу помощником руководителя проекта, но папа не расслышал и решил, что я сказала, что являюсь руководителем проекта. Я вздохнула, чтобы поправить его, почти забавляясь тем, как будто читаю сценарий из эпизода "Офиса", но когда он продолжил говорить, как он гордится мной и как деньги, потраченные на колледж, того стоили, я не выдержала и не сказала ему, что нет, я не управляю интересными проектами, а приношу кофе тем, кто этим занимается. К тому же, рассуждала я, они и так скоро повысят меня, так что не было смысла разочаровывать его.

А потом, знаете ли, прошло четыре года, и вот мы здесь.

В общем, все было напрасно. У меня нет ни работы, ни перспектив. У меня есть несколько контактов, которые, скорее всего, ничего не дадут, и я потратила годы своей жизни впустую. Может, я еще не совсем там, но отсюда мне хорошо видно дно.

— Эм, насчет этого, — начинаю я, делая глубокий вдох. Уф, это нелегко. Мой отец — успешный адвокат, который воспитал меня в духе того, что я должна много работать и добиваться всего сама. Сказать ему, что те прекрасные вещи, которые он думал обо мне с момента окончания школы, были основаны на лжи… Я бы предпочла выступить с гимнастикой в обнаженном виде перед переполненной публикой в Мэдисон-сквер-гарден.

— Подожди секунду.

Я слышу, как закрывается дверь в его кабинет, как знакомо скрипит его кожаное кресло, когда он устраивается перед своим огромным дубовым столом. Я была в папином офисе всего один раз, много лет назад, но ощущение от него осталось в моей памяти. В адвокатской конторе царила атмосфера важности, словно работа, которую они выполняли, имела значение. Это заставило меня понять, как сильно я хочу заниматься работой, которая тоже имеет значение.

Я вздыхаю, чувствуя, что мне нужно выговориться. Если я не расскажу ему сейчас, то не расскажу никогда. А я уже достаточно долго живу с этой неправдой.

— Папа…

— Знаешь, что я думаю, Вайолет? К черту их. Если они не видят, что упускают, это их упущение.

— Спасибо, папа. Но…

— Какие у тебя планы на будущее?

Я замялась. Иногда разговор с отцом заставляет меня чувствовать себя скорее свидетелем, которого допрашивают на суде, чем его дочерью.

— Я уже рассылаю свое резюме и связываюсь со знакомыми, которые у меня есть.