Наверно, съели бы кошки ручных скворцов, если бы птицы прятались от людей. Но они проголодались и стали приставать к людям. Один сел на плечо прохожему мужчине и сказал:
— Пятнадцать тридцать девять.
Прохожий сначала испугался, остановился, не знает, что ему делать. А скворец опять повторяет: пятнадцать тридцать девять. Догадался прохожий и к телефону-автомату пошел. Набрал номер и спросил:
— Вы птиц в доме не держите?..
Второй скворец оказался еще любезней. Он сел на плечо девушке и сказал:
— Я вас люблю. Пятнадцать тридцать девять.
Девушка тоже догадалась и позвонила хозяину.
Так и нашлись пропавшие скворцы. А если бы они не умели говорить, то непременно их съели бы кошки.
…Ванятка и Лешка ехали следом на «Беларуси».
— Подсвечники мы все равно искать будем! — сказал Лешка Бугаеву.
— Обязательно будем, — с готовностью согласился Иван.
«НЮРА»
Смотреть громковские находки пришли все кочкинцы. Даже на селезневской свадьбе не было столько народу. Пришла и бабка Домашка. Ната допытывалась у нее:
— Может, помнишь, у кого такая лодка была?
— Да мало ли их было таких? Они и сейчас кое у кого есть.
С большим трудом добрался до школы Семен Игнатьевич Сажин, первый колхозный председатель. И ему учинили допрос.
— Не помню, чья, — сказал дед Семен. — Вроде бы как моя. Может, и не моя… А насчет этой пишущей машинки…
— Печатной, — поправила Ната.
— Насчет печатной — верно говорят про Бугаева. Способный он был до дерева и вообще способный. Даже печати умел делать, комарь носа не подточит. — И, закашлявшись, рассмеялся, вспомнил что-то. — Один раз подделал печать, уж и не помню, какую. А приспособил к хорошему делу. Объявился в наших краях человек, странник вроде. В Солонцах арестовали. Оказалось, что это большой революционер и его давно искали. Мы узнали про эти дела. Раздобыли бумаги нужные, написали благодарственное письмо приставу за усердную службу, а еще написали указ передать арестованного вахмистру Соколову, мне значит, для препровождения преступника в волостное полицейское управление. Обе бумаги печатью Бугаева скрепили…
— И освободили его? — спросил Ванятка.
— А как же. Печать верная.
Все это хорошо, важно. Теперь Натке захотелось выяснить, кто же был этот большой революционер? Дед Семен, как освободил его, вскоре сам попался. Потому что за арестованным приехали и в самом деле. Одураченный пристав стал по хуторам рыскать, искать фальшивого вахмистра. Наткнулся на Семена Сажина и опознал.
Тот революционер Сажину не открылся, встреча должна была произойти у Бугаева, но не получилась…
Пришла бабка Бугаиха. На нее была большая надежда. Но…
— Не помню, детки, не помню, чья лодка, — с сожалением сказала Бугаиха. — Стара стала.
— Но у вас такая лодка была?
— Была, была. В половодье на острова за сеном на ней ездили, за дровами-сушняком ездили… — сказала и ушла.
На повороте около правления колхоза Бугаиха остановилась и долго стояла, что-то вспоминала. Вспомнив, торопливо вернулась к школе.
— Вспоминаю, доченька, — сказала. — На лодке то ли на носу, то ли на хвосте ножом было вырезано: «НЮРА». В честь меня, значит, лодку назвал…
— На носу, конечно, на носу, бабушка! — обрадовалась Ната и побежала в класс. Выскочила со щеткой в руках, принялась обметать уже хорошо обсохшую лодку, повторяя про себя «Нюра». Будто без этих повторений слово не объявится.
Объявилось.
— Бабушка Нюра! Бабушка…
Бабушка Нюра уже была далеко.
— Бабушка! — Ванятка рванул вслед. Нагнал, остановил. — Бабушка! Наша лодка!
— Нашлась? Ну слава богу! Теперь в половодье и ты будешь за сушняком ездить.
— Эх, бабушка, бабушка, — огорченно махнул рукой Ванятка. — Все ты забыла.
— Забыла, Ванятка… Ты хоть бы за целый день ложку щей проглотил.
— Не хочу я твоих щей!..
ЧТО БЫЛО ПОЛВЕКА НАЗАД
Вот и закончилось лето. Всего одно лето. Натка повзрослела. Только Шурка осталась прежней. Поглядела на солонцовского шофера и надула губы.
— Изменница ты, Натка.
— Никакая я не изменница, — возразила старшая сестра. — Просто мне повезло. Буду ехать в кабине и бесплатно…
— Нет, ты — изменница.
— Ты же сама первая нарушила договор.
— Когда?
— А на Чертовом озере. Помнишь? Ты сама бегала за Ваняткой, чтобы щуку помог вытащить.
— Это не в счет.
— Нет, в счет.
— Нет, не в счет. Щуку мы не смогли бы вытащить.
— То-то. Не смогли. А договор все равно был нарушен. Вообще наш договор был глупый. Есть дела, которые могут делать только мальчишки, а есть — которые мальчишки не могут, зато умеют девчонки.
Шурка молчала. Она думала о том, права Натка или нет.
Пришел Лешка.
— Ты оставишь нам Степку? — спросил он.
— Оставлю. Только кормите его получше и разговаривайте с ним почаще, чтобы не забывал человеческую речь.
— А он не улетит осенью?
— Нет. Он уже зимовал здесь. Привык. Вообще птицам не обязательно улетать. Если бы корму для них хватало, они зимовали бы здесь.
— Ну, ты уж скажешь, — засомневался Лешка.
— Ничего не скажешь. Это точно. Прошлый год мы ездили на зимние каникулы в Москву. Я видела в Останкинском мясокомбинате скворцов. Они там тысячами зимуют. Зачем им улетать: корма на комбинате вволю, есть где спрятаться от холода. Вот и живут. Только не поют песен.
— Ну что, поехали? — спросил шофер.
— Поехали. — Натка села в кабину и, вспомнив про Шурку, подозвала. — А вы помогайте друг другу. Ты — Лешке, Лешка — тебе.
— Купи мне там акваланг, — попросил Лешка.
— Возьми пока мой.
— Учись хорошенько, — наказывала мать. — Да письма пиши, не забывай.
— А травы, травы-то, — вспомнила бабушка Домашка, когда завыл стартер, и побежала в сарай.
Она принесла несколько сумок с надписями.
— Это горец. Хорошо кровь останавливает. А из этого валерьяновый отвар делать. Нервы успокаивает.
— Бросай, бабушка, в кузов. Врачи знают, что к чему, — торопила Ната бабушку.
— А вот это шалфей, — продолжала бабушка. — Полоскание хорошее из него получается.
— Поехали! — нетерпеливо газанул шофер, и бабушка разом бросила сумки, свертки, пакеты.
Едва отъехали от дома, увидали Ванятку Бугаева. Он выходил из поросшего лопухами и коноплей переулка. Он тоже, как и Натка, переменился за лето, посерьезнел, особенно за последние дни.
Как тут не посерьезнеть, когда в его жизни произошло столько перемен. Опять написали о нем в газете. И фотографию поместили. Правда, написали мало: лишь то, что он нашел лодку, больше было о большевике Бугаеве. Но разве убавилось бы гордости у любого кочкинского мальчишки, если бы он так неожиданно стал внуком смелого деда.
А дед Ваняткин, как рассказывает корреспондент, был очень смелым, только об этом никто не знал. Только и было известно кочкинцам, что подстрелили его на охоте…
Корреспондент все узнал. Он даже нашел того большевика, которого Сажин и Бугаев с фальшивыми документами освободили из-под ареста. Еремин его фамилия. А живет он в Волгограде. Так вот этот Еремин и рассказал корреспонденту все, как было.
Прав был Илья Иванович, когда говорил на Громке, что, возможно, Ваняткин дед смастерил печатный станок. Так оно и было.
Большевики послали Еремина на Хопер, чтобы объяснил казакам правду про царя, про войну с Германией, которую вел тогда царь, про большевиков, которые боролись с царизмом. Ходил он из хутора в хутор, рассказывал, людей надежных для большевиков подыскивал. После того, как его освободили из-под ареста, он жил у Бугаевых в омшанике. Там, в омшанике, сидя днем со свечкой, писал прокламации. Бугаев развозил их надежным людям.
