Ната и Шура разожгли костер, начали готовить обед. Еще не закипела в котле вода, к поварихам примчался на «козле» бригадир.

— Девочки, заливайте костер. Видите, начинается.

Было так же тихо, только небо на юге покрыла желтая мгла. Пожелтело небо, потемнело солнце, из-за хоперских урочищ показалась крылатая туча.

— Начинается! — будто услышав слова бригадира, крикнул Ванятка. И снова замелькали снизу вверх косматые навильники сена.

— Начинается! — крикнул Лешка, сидя на волокушке.

Успели стащить волокушами валки, но не успели уложить в стога сено.

Туча росла. Вот она закрыла половину неба. Колыхнулся воздух, и мелкая, едучая, пахнущая химикатами пыль (где-то сделали опыление) начала лезть в глаза.

Илья Иванович подбежал к ребятам, выпряг лошадей к отпустил их на волю. Скирдовальщики спрятались под стога.

— Уходите отсюда! — закричал бригадир. — Завалит сеном! Все под кусты!

Кусты стелились по земле, над лугом поднялась сенная круговерть. Ветер срывал сухое сено со скирдов, разметывал кучи из-под волокуш. Стоявшая с сеном арба покачнулась, сначала тихо сдвинулась с места, потом, гонимая ветром, покатилась под гору, к озеру.

Ванятка выглянул из-за куста.

— Ребята! Арбу нашу угнало.

Кто-то сказал:

— Тормозов у нее нет, не ляжешь же под колеса.

Ванятка вскочил и рванулся вдогон уходившей арбе. Догнал, поймал дышлину. А остановить-то невозможно… И он, держась за дышлину, бежит несколько мгновений следом… Поравнявшись со стогом, резко повернул передок арбы, и она задом сунулась в сено.

Неожиданно радостное чувство испытывал Ванятка, лежа под кустом. Он знал, что любой из ребят не испугался бы выскочить в этот шторм, но ведь только ему пришло в голову спасти колхозное добро.

Желтый ураган пронесся по займищу, по озерам и, огромный, до самого неба, пошел степями на север. А над хоперским урочищем плыли самые обыкновенные дождевые тучи. Прямая молния пригвоздила что-то к земле, треснула над самыми верхушками дубов, надломилась и погасла. Прогремел гром. Редкий, крупный дождь тяжелыми каплями упал на землю. Все бросились под стога, у которых из-под дубовых слег торчали взъерошенные ураганом чубы.

Гроза снова рубанула с плеча. Теперь уже совсем рядом. Натка выглянула из своего укрытия, вскрикнула:

— Горит! Сено горит!

Все выбежали из своих укрытий.

Стог сена, к которому только что приткнулась арба, дымился. Огня еще не было видно. Илья Иванович схватил в руки вилы, побежал к стогу. Ванятка, еще возбужденный и чувствующий себя героем, обогнал бригадира, быстро взобрался на арбу с сеном. Схватил лежащие там вилы, всадил со всей силы в стог, вторые всадил выше, по ним, как по ступенькам, поднялся с третьими вилами наверх. Там, где только что курился дымок, уже показался язык пламени.

Ванятка не раз видел, как горит сено. В прошлом году даже сам помогал тушить у соседей. Он поднял вилы и со всего маху ударил по языку. Пламя осело и дыхнуло горечью дыма, искры, черная зола клубами поднялись над стогом. Приглушенное пламя вдруг снова стало расползаться.

Ванятка снова начал бить по сенному жару, который краснел, раздуваемый ветром, шипел, когда на него падали крупные капли дождя.

Вот рядом с Ваняткиными вилами опустились вторые вилы, третьи. Это Илья Иванович и Натка пришли на помощь.

А там, внизу, Лешка с другими ребятами уже катил к стогу телегу с бочкой питьевой воды.

Когда пожар был потушен, Илья Иванович сказал:

— Хорошо, что изнутри загорелось, не сразу пробилось наверх. Если бы сверху — вряд ли остановился бы.

Не прячась от дождя, Илья Иванович направился в будку. Достал авторучку, листок бумаги, стал писать. Как только гроза удалилась вслед за желтым ураганом, включил рацию:

— Алло! Алло! — кричал кто-то в приемнике.

— Слушаю, — спокойно сказал бригадир.

— Илья! Ты, что ль! Парамонов говорит.

— Я.

— Зову, зову тебя… Как вы там? Стога не развалило?

— Нет. А как мы тут — запиши.

Илья Иванович прочел написанное на листке и приказал Парамонову:

— Позвони в «Авангард» и передай редактору, все от слова до слова.

— Хорошо, — сказал Парамонов. — Сейчас передам.

— Да попроси его, чтобы насчет ребят ни слова не выбрасывали, особенно насчет Ивана Бугаева. Скажи, что это особенно важно.

— Скажу. А ты там у себя «молнию» выпусти.

— Договорились. У вас там все в порядке?

— На гумне один амбар раскрыло.

— Это не страшно. Накроем.

— А еще пшеница полегла мироновская.

Илья Иванович помолчал. Скверное это дело, когда ложатся хлеба. Колосья добрые, зерно веское, а взять его как? В прошлом году у Березовой балки вот так легли — пришлось пускать по следам комбайна косарей-ручников. Придется и в этом году.

НОЧЬЮ НА ГРОМКЕ

У Ильи Ивановича слово верное. Как только скирдовальщики положили последний клочок сена на стог, он погрузил на машину оставшиеся дубовые слеги, сказал колхозникам:

— Обещал я Анне Петровне помощь. Не дал ей хату помазать, а там еще и погреб завалился. Работы одному на целую неделю, а мне отрываться на столько нельзя. Может, заедем всей бригадой?

— Ой, что вы, Илья Иванович, — застыдилась Анна Петровна. — Мы сами. Погляди, какие у меня помощницы.

— Хорошие, — начали расхваливать девчонок скирдовальщики.

— Хорошие-то — хорошие, а на погреб мужчину надо.

— А мы сами дела мужские делаем, — подала голос Шурка. — И погреб сделаем сами.

— Шурка! — Анна Петровна строго взглянула на дочь. — Не встревай в разговор взрослых. Сколько раз тебе говорить!

Договорились так: сейчас Илья Иванович завезет и сбросит слеги, Ванятка и Лешка возьмут лошадей домой, а рано утром запрягут их в телегу и съездят за глиной к Громку. Натка и Шурка останутся поварихами…

— Противогаз неси, — сказал Ванятка Лешке.

— Утром захвачу.

— Утром будет некогда. Надо испытать сейчас.

— Да ведь ночь уже…

— Чудак. У нас лошади. Смотаем быстро.

Разве мог терпеть Ванятка до утра? Нет, если он задумал что, не отложит до завтра.

Лешка сбегал домой, взял противогаз и выскочил во двор. Мать заметила, окликнула из окна:

— Лешка! Ты куда на ночь глядя? Что же ты, негодник, совсем от дома отбился! Вернись.

Незаметно сунул противогаз в заросшую лебедой подворотню, вернулся, стал объяснять.

— Я к Бугаевым. Лошадей надо поить.

— Без тебя не обойдутся?

— Бригадир нам с Ваняткой велел. И сена скосить на ночь, им надо, — еще приврал для верности Лешка.

— Какой деловой стал. А дома палец об палец не стукнешь.

И началось: «кадушки рассохлись, сейчас же воды налей» (как будто нельзя налить завтра), «капуста уже два дня не поливалась» (сами не полили бы, наверно, дней десять), «сходи к Деминым, у них хорошая хлебная закваска» (наверное, жили бы без хлеба, не будь Лешки). Всегда вот так получается: когда тебе некогда от своих дел — наваливаются дела домашние.

Противогаз лежит, Ванятка ждет и, наверное, злится. А делать нечего: надо приниматься за работу.

Раздосадованный Лешка взял два ведра и пошел к колодцу.

Скрипит, то и дело кланяясь, журавец. Лешка переворачивает в кадушку одно ведро за другим. Вода гукает, падая в кадушку и выливаясь тонкими струями, шуршит по траве. Какое противное дело — наливать рассохшиеся кадушки. Все равно, что наполнять водой решето.

В левадах у моста послышалось цоканье копыт. Лешка догадался, что это едет Ванятка. Не дождался.

Ванятка привязал к плетню лошадей, пошел к колодцу.

— Сколько можно ждать, синьор? — сердито спросил.

— Да видишь вот…

— Вижу. Дай мне противогаз, я один катану на Громок.