— Дина. Вот ты где.

Его пальцы обхватывают мое запястье, и я поднимаю взгляд — нечеткое пятно его лица висит надо мной на недосягаемой высоте, Иван тянет меня за руку, и у меня темнеет в глазах. Я вцепляюсь в него, с трудом выговаривая слова:

— Где ты был? Я так напилась. Мне страшно.

Голая лампочка под ободранным потолком. Его серые глаза напротив моих.

— Тебе плохо? Хочешь прилечь?

— Мне очень страшно. Пожалуйста, не оставляй меня. Не оставляй меня тут. Ты же не уйдешь сейчас?

— Нет, я не уйду.

Мы идем в гостиную, переступая через сидящих на полу людей. Телик включен без звука, но музыка орет на полную. Иван находит свободное место на диване, и мы втискиваемся между сосущейся парочкой и лежащим в отрубе хозяином квартиры. Вокруг меня движутся размытые пятна человеческих тел, и я закрываю глаза, чтобы отключиться от этой визуальной пытки. Остается только темнота, ощущение его тела рядом, я утыкаюсь лицом ему в шею и шепчу:

— Мне страшно. Я не хочу умирать.

Я сижу под горячим светом софитов, и мне хочется сдохнуть. Голову ломит от похмелья, свет ламп пробивается даже сквозь закрытые глаза, выжигая мозги, или то, что от них осталось. Вот бы сейчас прилечь, но мне нельзя шевелиться — я позирую для нашей группы на рисунке. Годный лайфхак, если не хочешь рисовать — модель получает пятерку за свою работу, и я, пользуясь этим, часто вызываюсь побыть натурой. На мне раздельный купальник — все-таки меня рисуют мои же одногруппники, и мне нужно соблюдать приличия. Приоткрыв глаза, фиксирую взгляд на больших настенных часах — я сижу тут всего сорок минут, но мне кажется, что уже прошла целая вечность.

Я смотрю на своих одногруппников, и ненавижу каждого из них. Они разглядывают меня, как редкое насекомое — внимательно изучают мое тело, чтобы потом задокументировать его фрагменты на листе ватмана формата А2. Анатомический рисунок. Как же мерзко это звучит. Я делаю вдох, и пытаюсь сохранить позу, в которую меня посадил наш преподаватель в начале пары, но через несколько минут сдаюсь.

— Можно, я выйду?

— Да, конечно. Перерыв!

Сую ноги в кроссовки, накидываю на себя тонкий халат и выхожу в коридор. Боже, как хочется курить! В пачке осталась одна сигарета, и я аккуратно, стараясь не сломать, вытаскиваю ее.

— Привет. Ты что, сегодня ночевала в универе?

— Очень смешно. Нет, я просто проспала и приехала в домашнем.

Ромка подносит к моему лицу зажигалку, и я вспоминаю лето, которое было, кажется, сто лет назад.

— Симпатичный халатик.

— Спасибо. Могу устроить так, чтобы тебе выдали такой же.

С наслаждением затягиваюсь, выпуская дым ему в лицо.

— А что ты тут забыл? Тебя же отчислили.

— Пришел, чтобы прикурить тебе сигарету.

— Ага, точно.

Мы молча курим, улыбаясь друг другу. Кажется, меня понемногу отпускает. Вот если бы еще немного бухнуть…

— А что ты делаешь после пары?

Ромка прищуривается:

— Ну, с тобой бухаю, да?

— Какое заманчивое предложение. А знаешь что? Похуй. Пойдем бухать прямо сейчас. Иначе я умру.

Тушу сигарету в жестяной банке, вставленной между перилами лестницы. Хорошие идеи всегда приходят внезапно, правда? Я запахиваю халат и открываю дверь, ведущую в коридор:

— Ты идешь?

Ромка пожимает плечами и следует за мной, беря меня под руку.

— Куда поедем?

— А какие у тебя есть варианты?

— Ну, есть один.

Мы спускаемся по лестнице и выходим на улицу. Я стреляю сигарету, и закуриваю снова уже на крыльце универа, кивая знакомым, пока Ромка вызывает такси. Тут никого не удивишь девушкой в халате — подумаешь, натурщица вышла покурить, обычное дело. Мы садимся в машину, и я даже не спрашиваю Ромку, куда мы поедем. Мне совершенно похуй. Центр города сменяется спальником на окраине, я смотрю в окно, представляя людей, которые живут в чреве этих бетонных коробок, спят, едят, занимаются любовью, растят своих детей, и понимаю, что у меня нет такого места — места, которое я бы могла назвать своим домом. Мне хочется остановить машину, выйти и побежать, просто бежать по улице, бежать, пока не кончатся силы. Вместо этого я сжимаю Ромкину руку, проглатывая горький ком в горле.

После третьего или четвертого звонка дверь открывается, хозяин квартиры выглядит так, как будто он только что проснулся, и я сразу отмечаю, что он вчера бухал — следы похмельной усталости ни с чем не спутаешь. Я захожу в квартиру, скидывая кроссовки в прихожей.

— Влад, это Дина. Дина, Влад.

— Угу, очень приятно.

Влад обалдело смотрит на меня:

— Ром. А это… Почему она в халате?

Ромка выгружает на стол закупленное в магазине бухло.

— Ну так. У них там, в универе все так ходят.

Я подключаюсь к разговору:

— Нет, Ром, не так. У меня просто нет одежды. Я бомж.

Я обвожу взглядом его небольшую студию, и мне в голову приходит замечательная идея.

— У меня и дома нет. Кстати, можно у тебя пожить?

Влад откупоривает бутылку, в воздухе разливается кисло-сладкий запах вина.

— Живи, если хочешь. Я все равно сейчас один живу.

— Да ладно, серьезно? Ты шутишь, да?

— Нет, правда, можешь пожить у меня. Я заебался бухать в одного.

Я не верю своим ушам.

— А завтра можно приехать?

— Да.

Рома переводит взгляд с меня на Влада — мне кажется, что такого развития событий он точно не ожидал. И, наверно, ему не нравится то, что сейчас происходит. Влад достает пачку сигарет, и закуривает прямо в гостиной.

— Блять, а у тебя еще и курить можно прямо дома? Это идеальное место!

Влад смеется:

— А у тебя много вещей?

— Одна сумка и ноут.

***

Мы спим в одной кровати — просто спим, с самой первой ночи, как я стала жить у него. Сигареты на завтрак, кофе на обед, коньяк на ужин — наши интересы совпадают. Я подкуриваю ему сигарету, и взъерошиваю его волосы:

— Поедем сегодня в «PV»?

— Едь одна. Я не хочу. Буду пить дома.

Влад — растрепанный романтик с разбитым сердцем. Как и все романтики, он прячется под толстой маской цинизма, но я-то вижу, какой он на самом деле — потерявшийся во враждебной вселенной маленький принц. Все в тусовке думают, что мы вместе, но, на самом деле, мы просто соседи. Влад часто уезжает из дома поздно вечером, а потом возвращается утром еще более взъерошенный, чем обычно, и спит до обеда. В такие ночи я еду в клуб — я все так же не выношу оставаться дома одна.

— Поехали. Будет весело. Или ты опять пропадешь на всю ночь? Как ее зовут?

— Никуда я не пропаду. Я завтра с Салосом с утра еду за грибами.

— За «этими» грибами?

— Блять, ну а за какими?!

— Ясно. Я тоже хочу! Разбуди меня, если я приду поздно.

— Нихуя. Проспишь, и я уеду один.

— Влад, ты мудак.

— Вали давай в свой «PV».

Уже одеваясь, я слышу, как он откупоривает следующую бутылку. Ну, посмотрим, кто завтра проспит.

***

Стараясь не обращать внимание на гул в голове, я, присев на корточки, раздвигаю мокрую траву дрожащими пальцами. Я все еще не протрезвела, и, кажется, я уже жалею, что я поехала с ребятами в этот сомнительный трип.

— Смотри, Влад, это же они?

— Да.

Над нашими головами проносится электричка, и я зажимаю уши руками — пиздец, я сейчас сдохну. Поляна в тени железнодорожного моста, грибное место, куда нас привез приятель Влада, уже оккупировано стайками грибников — таких же, как и мы, торчков, ищущих еще один способ разнообразить свою реальность. Мои глаза уже давно адаптированы к ночной жизни — глаза вампира-тусовщика. Я размазываю по щекам слезы:

— Блять, мне противопоказан солнечный свет.

— Покажи, сколько нашла?

— Немного.

— Держи мои.

В нескольких десятках метров от нас какая-то девушка раскрывает над головой кислотно раскрашенный зонт — психоделическая радуга. Наркоманы, блять. Влад высыпает мне в ладони горстку псилоцибов. Кажется, Макс их употреблял. Макс. Его имя всплывает из темноты моего сознания, как что-то, относящееся к другой жизни. Я закрываю глаза, и топлю воспоминания о нем, его голосе, его глазах, утрамбовываю их обратно, в глубину своей памяти. Так, о чем это я? Ах да, грибы. Я съедаю сначала один, потом второй, потом…