— Хорошее воспитание, — слегка, одними губами улыбается мужчина, наблюдая за тем, как я разделываюсь с мясом. — И образование, я полагаю?

Прожевываю и называю университет, где последние два года изучала маркетинг и экономику. Которые всегда давались мне с трудом, но отец настаивал, потому что хотел приобщить меня к управлению семейным бизнесом. А Сергей любил пошутить, что, если мне не понравится рулить наследством, он готов взвалить на себя эту тяжелую ношу на правах законного мужа.

Я смотрю на свою руку с зажатой салфеткой и снова вспоминаю, с каким отвращением он сбросил ее со своего рукава. И аппетит куда-то улетучивается, хотя желудок продолжает протестующе рычать и требовать еды.

— Сколько языков ты знаешь? — продолжает допрос незнакомец. Мою предыдущую реплику не удосужился прокомментировать даже икотой. — Два? Три?

— Английский, французский, польский, итальянский. — Перевожу дух и буквально заставляю себя протолкнуть в горло следующий ломтик мяса. Оно приготовлено великолепно, по всем канонам, несмотря на то, что заведение явно не пользуется спросом и относится к «двухдолларовому ценнику». Но воспоминание о Сергее буквально все превращает в пыль. — Могу говорить на арабском, румынском, португальском.

Обычно, когда я озвучиваю свой солидный языковый запас, у людей случается очень бурная реакция, но мой собеседник лишь сдержано кивает и, немного помолчав, говорит:

— Значит, мы будем полезны друг другу.

— Может, хотя бы скажешь свое имя? — наконец, интересуюсь я.

— Дмитрий.

— Дмитрий… и все?

— Пока — да, — загадочно ухмыляется он.

— Обычно, у людей есть еще и фамилия, и отчество.

— Кстати, Валерия, самое время придумать твою.

Что такое он мелет? Видел же мои документы.

— Полагаю, когда спустя какое-то время твои вещи выловит какой-то старый рыбак, у всех сложится вполне оправданное мнение, что Валерия Александровна Гарина не вынесла мук совести и тяжкого бремени. — Дмитрий замолкает и долго держит паузу, предлагая мне пошевелить мозгами и додумать очевидный вывод.

Я понимаю, куда он клонит, но все равно тяну время с ответом.

От моей смелости не осталось и следа. И идея «умереть» и родиться заново — а именно на это он намекает — кажется откровенно пугающей. Пока я Валерия Гарина — я существую хоть в какой-то плоскости: у меня есть официальное свидетельство о рождении, куча обязательных документов, которые подтверждают мое физическое существование. Перестав быть Валерией Гариной — кем я стану?

Вопрос против воли сам срывается с губ. Но так даже лучше — будет интересно понаблюдать за реакцией моего «доброго волшебника».

— Кем захочешь, — он говорит это будничным тоном, как будто подобные метаморфозы — привычное дело. Кто знает — может, в его мире именно так? — Или ты предпочитаешь продолжить существование с полным комплектом того пиздеца, который жрешь большой ложкой? Думаю, твой отец не желал бы своей дочери такой судьбы.

— Ты ни черта не знаешь о моем отце, — сразу выставлю иголки, хотя его тон и поведение не дают повода думать, что дальше последует длинная лекция о том, каким нехорошим человеком был мой папа и как он хотел бы отыграть все назад, и не становиться на скользкую дорожку грязных денег.

В последнее время все только и делают, что корчат из себя «мимопроходивших» святых.

«Святых» с тяжелыми поражениями памяти, забывших, как обивали пороги нашего дома и клянчили деньги на подержание бизнеса, на старт нового проекта и на прочие радости жизни. Тогда происхождение этих денег их не сильно беспокоило.

— Я с ним пересекался, но мне показалось, что он был достаточно уверенным в себе человеком. Борцом.

— И к тебе тоже приходили с обысками? Ты тоже подписывал разные откровенные показания о том, что лично, собственными глазами видел, как Александр Гарин забирал деньги у бедных и тратил их на золотые унитазы?

— Нет.

— Значит, ты ни черта не знал о моем отце.

В ответ на мою злость, Дмитрий в очередной раз просто безразлично пожимает плечами. За все время нашего короткого знакомства, я всего раз видела в нем проявление обычных, живых эмоций — когда он отчитывал кого-то по телефону, хотя и тогда это выглядело скорее как вынужденная необходимость.

— Однажды, Валерия, твой отец дал мне совет, благодаря которому я стал тем, кем стал.

Кусок мяса буквально застревает у меня в горле, и когда я закашливаюсь, Дмитрий любезно протягивает мне сперва стаканчик с кофе, потом — салфетку, и снова надолго теряется в телефонном разговоре.

Его откровение рождает в голове много разных мыслей, но отчасти объясняет резкую смену настроения в мою сторону, когда он узнал, чья я дочь. Именно тогда он перестал наблюдать за мной как за отбившимся от стаи лемингом, и как будто увидел человека за грязью и немытыми волосами.

Может, вот такие совпадения и называют «знаками судьбы»?

Может, Дмитрий говорит правду, и мой отец должен был однажды сделать ему добро, чтобы потом, спустя много лет, он вернулся и помог его дочери выбраться из задницы почти в буквальном смысле этого слова?

Пока Дмитрий снова с убийственным холодом казнит кого-то на том конце связи, я раздумываю над тем, как же теперь меня зовут. Мне нравится мое имя, и я не думаю, что так уж принципиально его менять. Тем более, так меня назвали в честь бабушки по материнской линии, о которой я слышала столько невероятных историй, что любила заочно даже несмотря на то, что она не дожила до моего рождения всего один год. Значит, остается отчество и фамилия?

Перебирая в голове разные варианты типа «Ивановых, Петровых, Сидоровых», понимаю, что это как-то банально. Когда можно выбрать буквально все, что угодно — разве правильно выбирать из чего-то привычного?

— И так? — Дмитрий заканчивает словесную экзекуцию, поправляет пиджак и устремляет на меня непроницаемый взгляд.

— Валерия Дмитриевна Ван дер Виндт, — произношу с некоторой опаской. В моей голове все это звучало гораздо более благозвучно.

Я небезосновательно жду издевку, но он лишь кивает.

— Хорошо. Стильно.

— Хорошо… и все? — Верится с трудом. Я выбрала себе нидерландскую фамилию — не так уж много людей в нашей стране записаны таким образом в паспорте. — Даже ничего не скажешь?

Он снова прикладывает телефон к уху, и пока ждет ответ, говорит:

— Урок первый, Валерия Ван дер Виндт — никогда не жди ни одобрения, ни осуждения. То, что хорошо или плохо — решать только тебе, а не людям вокруг. Люди будут приходить в твою жизнь, потом уходить из нее, потом снова возвращаться, или уйобывать в закат с концами; кого-то ты сама научишься посылать на хер. Но всегда и везде у тебя будешь только ты сама.

Мой первый урок «новой жизни».

Один из множества других, которые сделают Валерию Ван дер Виндт тем, кем она стала — расчетливой бессердечной сукой.

Глава первая: Лори

Настоящее

Я еще раз осматриваю маленькую стоянку, на которой мой «РенджРовер» смотрится как слон в посудной лавке, окруженный парой «китайцев» и одним стареньким «европейцем». Строго говоря, «лучше не придумаешь» для моей маскировки. Я нарочно искала место на другом конце города, максимально далекое от тех областей и «тем», которые рулят моей жизнью. Простой фитнес-зал— то, что принято называть «качалка для суровых мужиков». Никаких тебе СПА, белковых коктейлей, массажей и прочей херни, которая обычно задирает ценник на абонемент минимум вдвое. Пару дней назад, когда я заехала на пробную тренировку, мне здесь понравилось: необходимый набор тренажеров с потертыми, юзаными ручками, четыре стойки с гантелями на любой вкус, кроме совсем уж крохотных. Большая отдельная зона для кроссфита. Парочка боксерских груш. Штук пять велотренажеров. Душевая, просторная раздевалка. Кажется, раньше это был супермаркет, но я с трудом представляю в этих кирпичных стенах полки с чем либо, кроме банок спортивного питания.