— Если ты решила умереть голодной смертью из-за отсутствия доступа к телу Наратова, то это самая большая глупость из всех, которые ты можешь сделать.

— Причем тут Сергей? — Она поднимает на меня потерянный взгляд.

А ведь я не видел ее глаз уже очень давно. В последние недели львиная доля нашего общения приходится на телефонные разговоры. Еще реже мы пересекаемся в офисе, потому что находимся на разных этажах. Да и, чего греха таить, наш с Алиной воскресший из пепла роман, отнимает все мое время и внимание.

Как раз сейчас приходит сообщение от нее: спрашивает, где я и когда мы увидимся, потому что ее посиделки с подружками отменились. Я напоминаю, что сегодня у меня были планы и предлагаю прислать ужин из ее любимого японского ресторана. Ровно через три секунды она снова спрашивает, где я.

— Ты можешь ехать. — Голос Валерии заставляет меня отложить телефон. — Наверное, это что-то важное. У тебя было очень сосредоточенное лицо. Меня не нужно опекать. Ты и так сделал достаточно. Больше, чем кто-либо.

— Если мне нужно будет куда-то уехать — поверь, я это сделаю вне зависимости от твоего великодушного благословения. Ешь, Валерия, или все тренировки коту под хвост.

Она предпринимает попытку разделать стейк, но ей не удается даже это.

Ее руки с приборами так мелко дрожат, что приходится подвинуть к себе ее доску и разрезать мясо на несколько небольших ломтиков. Телефон начинает вибрировать, и я даже не удивляюсь, когда вижу на экране имя Алины. Я не ответил на ее сообщение сразу после прочтения, и она снова себя накручивает. В прошлый раз мы свернули не туда где-то на этом этапе. Нужно обязательно об этом поговорить, но точно не после первой ссоры в нашем новом «витке».

— Я отойду на минуту, а когда вернусь, хочу увидеть, что ты съела не меньше трети. — пытаюсь заставить Валерию взглянуть на меня, но она снова где-то глубоко в себе и ограничивается рассеянным кивком.

Выхожу из ресторана и набираю номер Алины. Меня снова тянет курить — дурная привычка, которую я подцепил именно в период нашего бурного романа. С таким трудом от нее избавлялся, и вот опять в шаге от того, что ни один наш разговор не обходится без лошадиной дозы никотина.

— Ты не ответил, — без вступления набрасывается Алина, как только берет трубку.

— Я занят, солнце. — Делаю вдох и контролирую дыхание. Говорят, так проще справиться с раздражением. — Мы же обо всем договорились, ты должна была провести выходные с подругами, я распланировал свои. Не моя вина, что у тебя все переигралось в последний момент.

Справедливости ради, это я подтолкнул ее к идее побыть раздельно друг от друга. Алина как-то пошутила, что из-за секса со мной скоро растеряет всех подруг, и я ухватился за эту идею. Потому что после нашего воссоединения все эти пять недель мы только то и делали, что трахались, вместе завтракали, потом занимались своими делами, переписываясь почти каждую минуту и снова встречались вечером, чтобы потрахаться

Первую неделю я был просто в угаре — мой член стоял от одного звука ее имени, от самой легкой, почти без эротического подтекста фотки. Потом эмоции немного улеглись, им на смену пришли воспоминания из нашей прошлой жизни, и мы как будто совершили квантовый скачок, вернувшись в ту точку, после которой все начало разваливаться. В итоге сейчас, в конце пятой недели, я чувствую себя так, будто мы не расставались вовсе, и вокруг нас неумолимо сгущается затхлый воздух тех же самых проблем — ее чрезмерная подозрительность, мой ебанутый характер, наши взаимные попытки не уступить свое и вместо этого прогнуть, проломить другого на уступки.

Нам нужно немного свободного пространства.

Или только мне?

— У Машки заболела такса, Олька снова бухая в дрова, — начинает перечислять Алина, хотя мне на хуй не сдались проблемы ее ущербных подруг. Вряд ли она удивит меня тем, что какая-то из них отказалась от снятого на двое суток «люкса» в СПА-отеле из-за непрочитанной книги или потому что пахала над продвижением личного бренда, или просто работала волонтером в приюте для животных. — Марину ее хахаль отвез загород.

Пока Алина перечисляет еще пару имен, я становлюсь так, чтобы через приоткрытую входную дверь видеть столик, за которым сидит Валерия. Она ставит локти на стол, роняет лицо в раскрытые ладони. Ее плечи подрагивают и, кажется, она плачет.

Да что, блять, случилось? Кто-то обозвал ее жирухой в спортзале? Вряд ли, Хмель бы за такое глаза на жопу натянул любому, независимо от массы и гендерной принадлежности. Валерию обидели в офисе? Сука, если так — узнаю, кто, и лично натолкаю полный рот хуев.

— Дим?!

— Я здесь, — спохватываюсь, что прослушал все, что она говорила последнюю минуту.

— Ты меня даже не слушаешь! Ты на своей волне, и до меня тебе нет дела! Снова!

— Алина, я действительно занят. Ты отвлекла меня от важного разговора, чтобы рассказать о проблемах своих подруг, половину из которых я даже в глаза не видел. Прости, но я пытаюсь держать в уме более важные вещи, чем то, кто ебёт Марину и депрессию Кати из-за ее болеющего астмой мопса. — Я снова заглядываю внутрь заведения, но на этот раз Валерия замечает мое внимание и мгновенно пересаживается спиной ко мне. — Черт.

— Я же пытаюсь… просто… рассказывать о своей жизни. — В голосе Алины появляются дрожащие плаксивые нотки.

— Я знаю, поэтому слушаю.

— Очень снисходительно!

Меня всегда бесила этот ее удивительный талант моментально перепрыгивать с одной эмоции на другую — плакать и тут же смеяться, быть милой хорошей девушкой — и за секунду превращаться в оторву. Думал, что со временем научусь предугадывать эти скачки и смогу обходить острые углы, но на данный момент мне ни разу это не удалось.

— Ты определенно хочешь поругаться, — озвучиваю напрашивающийся вывод.

— Нет, Дима, просто в очередной раз охуеваю от твоего безразличия!

— Прости, солнце, но мне реально насрать на всех твоих подруг. К моему отношению к тебе это не имеет никакого отношения, и если бы речь шла о геморрое твое любимого попугая, я бы, конечно, впрягся.

Я не собирался иронизировать, получилось как-то само собой.

— Я не виновата, что тупая овца и не могу поддержать разговор о твоих финансовых планах на следующий год! — На заднем фоне хорошо слышен чпокающий звук пробки, бряцанье стекла о стекло.

— Алина, ты обещала, что завязываешь, — предупреждающе хриплю в динамик.

— Ты обещал, что на этот раз все будет по-другому!!! — Она так орет, что приходится отодвинуть телефон подальше от уха, чтобы не оглохнуть.

— Это тоже пообещала ты.

В тот день, когда я сначала позвонил ей, а потом забрал из клуба, мы до самого утра просто сидели в моей машине и разговаривали. Вообще обо всем, обсуждали цвета проезжающих мимо тачек, форму ее ногтей, прошлое лето, планы на Новый год. Единственное, о чем мы точно не говорили — это о нашем прошлом друг без друга. Прошло чуть двух лет с момента, как она застала меня в постели с другой женщиной и, хоть это небольшой срок, мы оба успели натворить дел. Таких дел, обсуждение которых было бы равносильно новой ссоре.

Но я точно помню, что ни в ночь нашего примирения, ни после того, не давал никаких обещаний. Потому что не хотел загадывать наперед и не хотел торопиться. Хотя, вряд ли оказаться в койке на следующий день подходит под это определение.

Во рту горчит от мысли, что я снова пустил все на самотек, погнал по прямой, потому что не захотел сбросить скорость на нужном повороте.

— Ты сказал, что мы все исправим! — Я слышу, как она плачет в трубку.

— Алина, пожалуйста, успокойся. Давай ты сейчас просто ляжешь спать, а я завтра утром…

— Утром? Почему не сейчас, Дим?! Кем ты так страшно занят, что не можешь приехать к своей девушке?!

Понеслась.

Прошлый я послал бы Алину на хуй и бросил трубку. И забыл бы о ее существовании на неделю-другую, дал повариться в собственной истерике, остыть, испугаться, понять, что она во мне нуждается. А потом просто разрешил бы ей снова приползти в мою жизнь. И так раз за разом. Со временем промежутки «воспитания одиночеством» становились все больше, душевные терзания — все тише. Я очерствел настолько, что в периоды нашего очередного разрыва просто шел и снимал других девушек, искренне чувствуя себя свободным. Алина уходила в загул — это был ее способ избавиться от проблем и пережить горе. Но мы всегда снова возвращались друг к другу: бурно выясняли отношения, устраивали марафон миролюбивой ебли, и через несколько недель все снова повторялось.