- Почему жизнь? – Удивился богатырь.

- Потому, что мне от сюда уже никогда не выбраться, я растаю безвестно в этой серой неизбежности. – Вздохнула она, и вдруг ее голос стал жестким и волевым. – Но я не допущу такого. Аджу не тот дух, который смириться, не дождутся. Тебе и твоему брату, для перехода нужна будет энергия, а мое нынешнее тело и есть эта энергия. Я умру и отдам ее вам, оставшись в памяти. - Она перешла на полный ярости шепот. – Только пообещай, что убьешь эту лживую, жадную тварь - Чернобога.

- Могу только пообещать, что все для этого сделаю. – Вздохнул Федогран. – Но я не хочу, чтобы ты жертвовала собой.

- Можно подумать, что я буду тебя спрашивать. – Засмеялась ведьма, но в ее смехе не было радости. – Аджу не надо спрашивать разрешения, Аджу сама знает, как надо поступить. Только убей эту тварь. – Она замолчала и прыгнула в радугу. – Иди сюда, не стой. – Прозвучал ее угрюмый голос оттуда.

Федограну не хотелось ее смерти, но он так же понимал, что по-другому выбраться из-за кромки не получиться. Вот вроде сама ведьма виновата в том, что случилось, а все равно ее жаль. Глупая, одинокая, обманутая старуха, которая возомнила себя королевой, и только когда свалилась с пьедестала своего величия, осознала, что натворила. Раскаивается, и не хочет остаться в людской памяти монстром, даже ценой собственной жизни мечтает исправить мнение о себе. Он вздохнул и шагнул вперед.

Поток чувств захватил его, захлестнув волной, и перехватив дыхание. Оказывается, счастья то же бывает слишком много. Радуга заплясала на коже сполохами мечущихся цветов. Переливаясь изгибами прозрачного тела, потекла по человеку, ныряя со смехом в то, что называется на кромке водой, прямо под ноги.

- Садись и жди, не мешай мне. Когда придет время, ты это поймешь. – Произнесла Аджу.

Федогран молча повиновался, опустился в лужицу радуги, и стал ждать, изредка, с любопытством поглядывая на ведьму. Та лежала, не шевелясь, закрыв глаза, и только губы что-то беззвучно шептали, ведя диалог с невидимым собеседником.

- Старик молодец. – Неожиданно прозвучал ее голос. – Он сохранил жизнь в твоей голове. – Не ожидала такого от смертного. Видимо он действительно великий знахарь. Сейчас они остановятся на отдых, так, что приготовься. – Она не стала пояснять кто и почему, и снова замолчала, а Федогран не стал настаивать на пояснениях, и мешать колдовству.

Время текло, но ничего не происходило. Аджу то хмурилась, то улыбалась, то откровенно злилась, но молчала. Все чувства отчетливо читались на ее подвижном лице, так что Федограну казалось, что она ему что-то рассказывает.

Внезапно радуга лопнула. Именно лопнула, так как другого описания этого процесса не придумать. Рывком разлетевшиеся в стороны края, открыли вид на лес, и поляну, на которой горел костер и отдыхающие до боли знакомые путники.

Дежурил Амирдовлат, откровенно засыпая, и кивая головой, а рядом лежал на еловых ветках Вул. Он вздрагивал и вскрикивал во сне, но не просыпался. Федогран увидел и свое тело, бледное и обездвиженное, лишенное дыхания. Так мог выглядеть только труп, уж он-то насмотрелся на них за два года, не перепутаешь.

Картинка отдыха друзей виделось словно из-под воды. Изображение подрагивало, и то затягивалось рябью, то становилось гладким как зеркало.

Аджу призывно и громко свистнула и от головы оборотня потянулся тоненький голубой луч. Он неторопливо приблизился к раскрытому из кромки окну и уперся в прозрачную преграду. Замер, словно разглядывая задумавшись увиденное, и приняв решение, поднажал на ставшую резиновой и надувшуюся эластичным пузырем преграду. Он проткнул ее как шприц протыкает кожу, в руках опытной медсестры. Только вместо иглы в серую повседневность кромки ворвался огромный, родной волк, и кинулся на грудь парня лизнув в губы.

- Дружище. – Федогран прижал мохнатое тело к груди, не сдерживая рвущийся наружу радости.

- Он может тут присутствовать только в образе зверя. – Хмыкнула довольная результатом ведьма. - Бери его за холку, и уходи, я сейчас растяну проход для твоей души, а брат твой и так выскочит. Только не отпускай проводника, иначе растворишься в пустоте. И не смотри ты на меня так. Все правильно. – Она хмуро улыбнулась. – И ты оборотень не зыркай глазами. Я виновата в том, что случилось, и исправляю свою ошибку. Вспомните в молитвах старую Аджу. Помяните добрым словом ведьму.

Федогран подошел и обнял ее, обхватив рыжую кудрявую голову.

- Спасибо и прости. – Голос его дрогнул.

- Все, уходи. – Оттолкнула его старуха. – Хватит сопли размазывать. – Голос ее прозвучал грубо, но глаза налились слезами. Богатырь взял волка за вздыбленную холку, и тот потащил его к проходу, который становился все прозрачнее и прозрачнее, увеличиваясь в размерах, а в это время Аджу, таяла. Тело ее истончалось, теряя цвета и плоть, как снежинка на солнце.

- Убей его богатырь, и помни старуху. – Прозвучали последние слова и мрак накрыл сознание нашего героя.

Тело било мелкой дрожью лихорадки, и покрывалось мелкими каплями липкого пота, мгновенно высыхающими из-за высокой температуры. Окружающее пространство плавилось рябью в слезящихся, красных от полопавшихся капилляров глазах, дыханье хрипело надорванными легкими отхаркиваясь розовыми ошметками, а сердце колотило барабаном в грудную клетку, намереваясь или выскочить или разорваться, но он был счастлив, он вернулся.

Взволнованная, но довольная улыбка склонившегося Вула, с воспаленными недосыпанием, глазами, суета Амирдовлата, щупающего пульс, прикладывающегося ухом к груди, и сующего в рот горлышко фляги с тошнотворной, горькой гадостью, которую он называл «лечебным зельем», запахи костра и леса, восход солнца и облака в бесконечном океане голубого неба, все такое родное, знакомое. Вот, ради чего стоит жить, то, ради чего можно и умереть. Но только не сейчас. Нет, не дождетесь.

Умереть от лихорадки это слишком просто, это значит доставить радость врагу и предать своих. Предать братьев, предать поверивших в него духов, предать богов, предать правду. Предать, в конце концов, отдавшую себя в жертву ради него, Аджу. Предать самого себя, себя такого, каким он стал в этом мире, такого каким он есть.

Федогран попытался приподняться, но руки знахаря жестко ухватили за плечи и уложили, с руганью, обратно.

- Куда собрался?! – Рявкнул Амирдовлат. – Лежать. Встанешь, когда я позволю. Мне плевать какой ты там есть герой и князь. До полного излечения я твой хозяин, и ты будешь слушаться. Если ты загнешься, не дай такого боги, меня порвут на сотни маленьких Амирдовлатов, да и сам я себе этого не прощу, так что моя жизнь на прямую зависит от твоей. На-ка вот, хлебни. – Он насильственно воткнул в рот парня горлышко фляги. – И не морщись, это теперь, до полного излечения, для тебя будет самым сладостным нектаром. Привыкай.

Тягучая, желтая горечь влилась в рот. Федогран поморщился, но проглотил.

- Ну вот и умница. – Улыбнулся знахарь. – А теперь спать.

- Успею еще. – Отодвинул в сторону слишком заботливого врача-садиста богатырь, и перевел взгляд на Вула. – Какими судьбами ты тут оказался, брат?

Тот внимательно посмотрел в глаза и рассмеялся:

- Тебе на помощь приехал. Дружину Подгорья, как ты и приказал, из Слави привел, зашел в пещеру Ешпора, а там двое братьев без памяти, все в черных пятнах, кругом уныние и слезы, а тебя нет, ты, оказывается, болезнь убивать поехал, ну я на коня и следом, в дорогу. Один – это хорошо, два лучше, а три — это вообще замечательно.

У Агач-киши, дорогу к склепу разузнал, пришлось припугнуть, у них вождь дюже недоверчивый и упертый, приезжаю, а там…

Лежит твоя тушка бездыханная, а над ней какой-то старик бормочет, прыгает, по груди кулаками колотит, мнет, да еще творит непотребное – целует гад. Что я еще мог подумать?..

Хорошо не сильно ударил. Некому было бы тебя сейчас лечить. Это потом я понял, что он тебя к жизни пытался возвратить, а когда, увидел такое непотребство, желание убить паскудника, разум затмило, ну я и приложился слегка.