В Новгоре их встретили новостью, что пришел Чащун, и ждет у воеводы в доме. «Подождет», — решили братья, старших, конечно, уважать надо, но и жен своих обижать не гоже. Не убегут дела, да заботы, они не радость, не скоротечны. С дороги надо сначала любимых обнять, да расцеловать, встречи порадоваться, а потом уж новыми неприятностями озаботиться. А с чем еще мог старый лесной дух в гости прийти как не сними? Обождет, не обидится, он, конечно, дядька нетерпеливый, но умный. Сообразит, что да к чему.

Алинка встретила, на радость Ильке блинами. Обнялись счастливые молодые, за столом посидели, за руки держась, поболтали, чаю попили, да и выгнали шишка вон. Пусть погуляет, не растает на свежем воздухе. Им вдвоем побыть хочется. Ночь провести. Третий лишний в таких делах. Ночь пролетела как на крыльях. Не выспались, конечно, но разве это важно?..

Чащун сидел на лавке окутанный клубами дыма и насупившись рассматривал сучки в досках на полу. Федогран пришел первым и остановился на пороге, не зная, как обратить на себя внимание, дух жизни ничего не замечал, погруженный в собственные мысли. Парень многозначительно покашлял, но это не произвело никакого впечатления. Сзади в спину подтолкнули и на плечо Федограна легла тяжелая ладонь.

- Чего это с ним. – Прозвучал удивленный голос Бера.

- Не знаю. – Богатырь ответил не оборачиваясь. – Пошли с ним рядом присядем, придет в себя, ответит.

Они вошли и молча опустились рядом, с двух сторон от задумавшегося духа. Через некоторое время в дверном проеме появился Вул.

- Привет, братья, и ты будь здрав дух жизни. – Радостно поздоровался он, но обратив внимание на безучастного старика и удивленно добавил. – Чего это с ним?

- Не знаем. – Пожали синхронно те плечами. – Мы пришли, а он вот так вот сидит, и только дым пускает.

- Еще бормочет что-то. – Прислушался Вул, окунув голову в облако дыма.

- Не мешайте, он с богами разговаривает. – Вылез откуда-то Илька. – Они все, кого природа по темечку стукнула так себя ведут. - Вздохнул он и засмеялся, карабкаясь на свое любимое место на плече Федограна. – Хорошо хоть не буйный.

- Отрежут тебе когда-нибудь язык, балабол. – Улыбнулся парень. – А я подержу, что бы не брыкался.

- Нет, не сможешь. – Вздохнул шишок.

— Это от чего же. – Сощурился Федогран ожидая подвоха.

- Пожалеешь. Ты же жену любишь? – Вновь вздохнул коротышка.

- Ну? – Богатырь насторожился.

- Так вот, если мне язык оттяпать, то некому ее блины хвалить будет. Ты не в счет. – Третий раз вздохнул проказник, и всем видом изобразил стеснение, еще немного и покраснеет.

Наступившую было настороженную тишину взорвал дружный хохот. Казалось, даже стены смеются. Чащун наконец очнулся и недоуменно огляделся:

- Вы чего это? На до мной что ли? – Стрельнул он глазами.

- Конечно над тобой, тут же больше никого нет. Развел в руки стороны Илька, но тут же был схвачен вытянувшейся рукой колдуна и погрузился в облако дыма, перед глазами старика.

- Я тебе уши оторву, негодник. – Пробасил Чащун.

- Простите дедушка, я больше так не буду. – Запричитал шишок плаксивым голоском, в котором, однако, не было ни капли раскаяния.

- Тьфу. Скоморох. – Не выдержал дух жизни кривляний, улыбнулся и вернул Ильку на место, так, что показалось воткнул ногами в плечо. – Давно вы здесь? – Обратился он к остальным.

- Нет. – Ответил за всех Вул. – Только зашли.

- Как съездили?

Братья рассказали про свои приключения, чем порадовали старика.

— Это хорошо, что духи на нашу сторону перешли. – Улыбнулся он и одобрительно закивал. – Очень хорошо. Это хоть немного ослабит Чернобога. Единственная радостная новость за последнее время. – Сказал, внезапно нахмурился и стал серьезен. – Но мало. Я ведь спал, когда вы пришли. Не удивляйтесь. Две седмицы на ногах. Сил никаких нет, а энергия из скрижали Рода больше не поступает. Вот и не выдержал. – Он вздохнул. – Видимо скоро конец нам. – И замолчал, опустив голову.

Никто не произнес ни звука в ответ. Тишина наступила в тереме, и только неугомонный сверчок, сверлил где-то под потолком бревно. Все смотрели на уставшего, ставшего сразу каким-то маленьким, сморщенным и несчастным духа жизни, и не смели помешать его горестным думам.

- Но я пришел, не что бы жаловаться. – Поднял он наконец глаза. – Я за вами. Ягира ждет нас у себя в лесу, на поляне у костра. Время пришло. Пора. Собирайтесь в путь. С воеводой и князем я все решил, они вас отпускают. Прощайтесь с женками, завтра поутру выезжаем.

И еще вот что. – Он вновь замолчал, собираясь с мыслями, словно не решаясь сказать то, что хотел. – У тебя Федогран пацан родится, а у тебя Вул – девка. Дайте им сразу имена. Пусть женки запомнят. Мало ли что. Подстрахуйтесь, чтоб ваша воля дома осталась. – Он встал, окутавшись дымом. – Идите, более не держу. У вас один день, да одна ночь остались.

Здесь все было, как и раньше, ничего не изменилось. Все тот же незатухающий никогда, плюющийся в небо искрами костер на поляне в темном, дышащим смертью ельнике, все тот же ствол поваленного, подгнившего дерева, и все те же два бомжеватых персонажа сидящих на нем и неторопливо беседующих. Федогран непроизвольно улыбнулся, вспомнив как он первый раз сюда попал почти два года назад.

Испуганный пацан, выдернутый из теплой постели, из спокойного, благополучного с виду мира, и заброшенный в далекое прошлое волей богов и силами духов. Сколько же всего пришлось пережить с тех пор… Спроси его теперь, хочет ли он вернуться назад? Нет. Не хочется вновь стать инфантильным потребителем жизни. Здесь есть то, чего там не было: свой дом, жена, друзья… Друзья – эта мысль пробежала темной волной воспоминаний, на ставшем в миг угрюмом лице.

Здесь, на этой поляне, он убил собственными руками друга. Того, кто пожертвовал жизнью ради него. Последнего из волотов, благородного Крома. Того, кто показал на деле, что такое долг и что такое честь, и как к этим понятиям надо относиться. Такое невозможно забыть, и такое невозможно предать. Это навсегда останется в памяти кровоточащей занозой совести.

- Что встали, как не родные? Проходите, да присаживайтесь к костру, разговор будет серьезный. – Вернул из грустных воспоминаний Федограна в действительность, скрипучий голос Ягиры.

– Все очень плохо. – Продолжила она когда все расселись, и даже костер перестал стрелять искрами, словно прислушавшись к старой ведьме. – Видимо последние события подстегнули нашего врага к активным действиям. Думаю, что он испугался. Если раньше изменения происходили медленно, постепенно, десятилетие за десятилетием перекрывая поток силы из скрижали Рода, то теперь это полностью остановилось. Нет больше силы у богов.

Они полностью обессилили. Пока это еще не заметно, но если присмотреться, то можно все же увидеть. Молнии уже не такие, как раньше, они стали жиже, восход блеклым, а месяц по ночам тусклым. Объяснила мне все изменения Морена, она единственная из всех, кто из богов еще может преодолеть грань между Явью и Правью, остальные слегли.

Но, к сожалению, скрижаль Рода, это еще не все беды. Сила богов подпитывается не только ей, есть еще вера жителей Яви, но и она то же ослабевает. Влияние бога лжи расползается по земле как зараза, верой в него. Войска Чернобога подминают под себя государства и княжества, силой насаждая новую религию. Рубят старых идолов и ставят новых. Приверженцам старой веры некуда больше нести требы и молится. Они бы и рады, даже под страхом смерти, но нет больше кругов веры. Порушены.

Черный бог не боится вмешиваться в дела людей и духов. Ему плевать на устои и традиции. Он несет новый порядок, основанный на физической силе, по-новому трактуя понятие справедливость. – Она вздохнула и замолчала, нахмурившись и посмотрев на костер так, словно он был источником всех бед. – Нам осталось недолго. – Вновь заговорила она, не отрывая немигающего, задумчивого взгляда от огня. – Если это не остановить, то скоро все закончится. Пора выполнить то, ради чего призвали тебя в этот мир, Федогран. – Повернулась она к богатырю и посмотрела с такой мольбой в глазах, что сердце у парня сжалось.