- Погодь мужики. – Один из ватаги, остановил своих, подняв руки. – Охолонись. Вы случаем не Федогранова четверка будите? – Провел он оценивающим взглядом по братьям.

- Тебе-то что за дело? – Крутанул мечом Бер, остановил клинок около глаз и поправил указательным пальцем усы, рассматривая себя как в зеркало.

- Подожди медведь, подраться успеем. – Вул внимательно посмотрел на говорившего, невысокого мужика, с умными карими глазами из-под мохнатых черных бровей, остановившего нападение. – Тебе то какое дело?

- Медведь говоришь? – Хмыкнул тот. – Это тот, Бером которого кличут. А ты значит Вул. А вон того маленького задиристого шишка Илькой величают. Ну и наконец тот, у кого он на плече сидит и есть тот богатырь знаменитый, который Чернобогу по щам надавал, да бессмертного Кацикина упокоил? Федогран?

- От куда такие знания в вашей глуши? – Рассмеялся Илька.

- Да был тут один скоморох. Баяном назвался. Ладные сказки сказывал. – Хмыкнул тот. – Все мужики, драки не будет, мы чай смерти не ищем, да и со всем уважением к вам. Можете ехать, никто на пути не встанет, а можете и у нас в лагере отдохнуть, а уж завтра со с ранья в путь двинуть. У нас хоть и бедненько, но мяском с угольков угостим, взваром ягодным на мяте напоим, да тюфяки со свежей соломой под спину для ночлега дадим. Решайте?

- Пожалуй согласимся. Спрыгнул с Чепрака Федогран. – Заодно может и дорогу подскажите, вы же люди местные, должны знать, что тут да как?

- Убью гада!!! – Внезапно растолкал локтями своих собратьев, горя яростью, отправленный в полет Бером, очнувшийся бандит, решивший поквитаться со своим обидчиком, выскочил вперед.

- Успокойся Як. Не по зубам тебе этот парень. Будешь задираться, тебе его брат еще и нос отгрызет, Баян пел, что это у него лихо получается. – Улыбнулся черный, встав у того на пути. – Или ухо. Лучше протяни руку, и помирись. Я приглашаю богатырей в гости, и не гоже таить в душе злость да обиду.

- Медведь! – Восхищенно выдохнул тот, которого назвали Яком. – Правда чоли. – Он с таким выражением детской непосредственности посмотрел на путников, что Федогран невольно улыбнулся. – Если медведь, то тогда от него тумаки как пряники. Прости богатырь, не признал. – Протянул он здоровенную ладонь с узловатыми пальцами.

- Забудем. – Растекся в улыбке польщенный Бер и принял рукопожатие. Крепко принял, так что Як сморщился.

— Вот и чудненько. Айда к нам в гости. Бабы быстро на стол сообразят. Перекусите, отдохнете, за жизнь поболтаем, а завтра с утречка и в дорогу, помолясь. – Развел руки в приглашающем жесте черный.

- Никогда не знаешь, где найдёшь врагов, а где встретишь друзей. – Вздохнул Илька. – Все перемешалось и запуталось в этом мире.

Звали его Хлудом. Он сидел у тлеющего костра, угрюмо рассматривая уголья и рассказывал слегка хриплым, полным горечи, тихим голосом. Непростой человек с тяжелой судьбой, бывший крестьянин, у которого жену сожгли на костре, обвинив в приверженности к старой вере, она из пламени, сквозь крик боли, прокляла мучителей и призвала мужа отомстить. Он не мог поступить по-другому и увел деревню в лес, возглавив разбойничью ватагу. Это был именно тот, кто тогда, на дороге смог остановить назревающую драку, одним только словом.

- Не было у нас другого выхода, как только уйти. – Вздохнул он. – Ты спрашиваешь, как все началось? А с того, что наш старый князь, Свист, в харчевне столицы поставил главным своего кума, человека с бегающими глазами, толстяка, доброго с виду, Истома. Кто же знал, что так все обернется.

Всегда улыбающийся, никому и никогда не перечащий, со всеми соглашающийся, этот добряк, о чем бы с ним не говорили, подводил к тому, что все у нас плохо, все неправильно, и что боги наши забыли нас. И ведь всю правду говорил тать, ни капли лжи, все как есть, но как-то после таких разговоров горло прополоскать хотелось, и умыться водичкой ключевой. На столько погано на душе становилось.

Говорил гладко, не осуждая старых устоев, но получалось так, что сгнило все и железная рука нужна, и лучше если новым, справедливым богом ведомая, тем, кто каждому по заслугам воздаст. И ведь не предлагал ни законы менять, ни князя свергать, ни капища рушить. Глазки застенчиво опускал, а люди, после речей таких, выводы делали, и получалось так, что мол сами все удумали. Гневом пылали и справедливости требовали.

Первым бучу поднял Красимир. Страшный человек, злобный, завистливый и умный. Работать не любил, а вот жить красиво ему нравилось.

Татей тогда в лесу изловили. Коней те крали, да обозы деревенские грабили. Руку им правую за это рубить было положено, но на их счастье, Красимир, вступился. Защитником обиженных несправедливостью власти стал.

Обвинил князя, что мол это он довел этих несчастных до нищенского состояния, и им место не в лесу, а в дружине, так как они не крестьяне, а воины, приучены к подвигу ратному, а ни за сохой стоять, да на сенокосе горбится, и что вообще хватит молиться старым, мертвым богам, когда есть реальный, часто посещающий Явь Чернобог. Только с такой, новой верой можно справедливость в жизни найти.

Поддержали его. – Вздохнул Хлуд. – И самое поганое, что сделала эта дружина. Не вся, конечно. Много воинов против встали, да куда там. Приказы сотника исполнять привыкли, а тот Свиста предал. – Князя на копья подняли, и Красимира править поставили, старых идолов порушили, тех волхвов, что отказались кровавые требы новому небожителю нести, пожгли на кострищах из изваяний божественных сотворенных, как покойников, только живьем. Крестьян, да горожан в слуг безропотных превратили, если что, на алтарь новому богу в виде жертвы. Куда денешься, не воины они, а те, кто их защищать клялся, их же и поработил. Странная справедливость.

Страшные времена пришли в наше княжество. Истома главный служитель Чернобоговский теперь стал. Вот тут-то его нутро гнилое и вылезло. С улыбкой и шутками очередной жертве, на алтаре, горло перерезал, крови радовался. А Красимир жестко подавлял с дружиной, ему посягнувшей, любые волнения. Полилась кровушка, как водица, особенно кромочникам, да духам доставалось. Домового, что у князя бывшего в хоромах жил, выловили и сожгли, после этого остальные попрятались, или сбежали. Страшно в городе стало, как на погосте.

Вот мы в лес и ушли. Не в силу такое терпеть. Люди мы, а не скоты.

- Так сами-то от них ничем не отличаетесь. Разбойниками стали, по лесам прячетесь да люд мирный грабите. – Нахмурился сидящий неподалеку Вул.

- Не грабим мы никого! – Взвился Хлуд. – Только обозы княжеские да воинов его. – Сами с этого живем, да того, кто в деревнях остался поддерживаем, чем можем. Видишь же на сколько бедно у нас? Тати, они побогаче живут. Вы воины с виду, вот мы и обознались, напали.

- Не знаю, чем вам помочь. – Федогран выглядел расстроенным и хмурился, ему было искренне жаль этих бедолаг которых предали те, кому они доверяли.

- Ничего тут не поделаешь, сами гниду не разглядели. Не просим вас ни о чем, и помощи не требуем. Вас только четверо, а там дружина. Какие бы богатыри небыли, а не сдюжите вы с силой такой.

- Что-то у меня кулаки зачесались. – Зло стрельнул глазами Бер. – Не ужели сделать ничего нельзя? Не уж-то так оставим? Не накажем пакостников?

- У меня то же зуд какой-то нехороший. – Шишок перескочил на плечо медведя. – Не верится мне, что вся дружина предала. Должен же кто-то верным остаться? Надо с ними поговорить, да на свою сторону переманить.

- Много таких. – Кивнул Хлуд. - Но в них веры нет, словно стержень вынули. Новому богу они через принуждение, скрипя сердце молятся, с его требами кровавыми, а то, что старые умерли, их убедили. Дружинники один раз глупость сделали, переворот поддержали, а теперь растерянны, и не знают, что дальше... Время назад не вернешь. Лидера у них нет. Возглавить некому. – Хлуд с намеком и ожиданием посмотрел на Федограна.

— Это только твои слова. – Вул выглядел задумчивым и говорил тихо. – Это только твое мнение. Правда может быть совсем иной. Я не говорил, что ты врешь. – Остановил он попытку возмутится атамана. – Но ты можешь ошибаться. Нужно узнать, как обстоят дела на самом деле.