Лошадей с собой не взяли, и правильно сделали, не приспособлены эти животные к скалолазанию. Позаботиться о них, на время отсутствия богатырей, взялся отец невесты Ацамаза, заверив, что все будет хорошо, и что для него это дело привычное.

В первый день поднялись до уровня таяния ледников, и остановились на отдых. Вечер вступал в свои права, постепенно погружая мир во тьму. Лезть дальше не имело смысла. Горы не любят спешки, и могут огорчиться, поломав как минимум торопыгам ноги о камни, а как максимум отнять жизни, свернув шею в какой-нибудь пропасти.

Разожгли костер, распределили дежурства и легли спать.

Федогран долго ворочался. Тяжелые мысли не давали уснуть. Все ли он правильно делает? Главной целью его жизни в этом доисторическом мире, стала борьба с Чернобогом.

Почему? Ведь не он так решил? Никто не спрашивал согласия. Вытащили из теплой постели, вырвали из привычного, уютного мира, школьника, неприспособленного к таким испытаниям, к такой жизни, сунули в боль и страдания, поставили задачу, и будь добр исполняй. Зачем?

И ведь самое удивительное — это ему нравиться. Ту жизнь, размеренную, уютную, он уже и не вспоминает, если только иногда, когда выпадают вот такие вот минуты покоя, мама с папой, всплывают в его памяти размытыми, полузабытыми лицами.

Теперь тут его дом. Жена… Как она там, его Алинка? Скоро она станет матерью, а он отцом… Надо все сделать так, чтобы его сын жил в мире, где нет этого нового порядка, построенного на лжи и алчности, чтобы ему не пришлось браться за меч, и воевать с подлостью. Чтобы сын вырос достойным человеком, мужчиной, князем…

Федогран не заметил, как уснул, и снилась ему свадьба. Счастливая Алина. Живой, с кружкой меда в руках Яробуд произносящий тост «за здравие». Нянчащиеся с его сыном, улыбающиеся мама и смеющийся отец с погремушкой в руках, «агукающий» внуку. Поднимающий братину, подмигивающий и счастливый, живой, как тогда у костра Ягиры, великан Кром.

Все живы и все счастливы. Как все-таки хорошо жить в сказке, где добро побеждает зло и где смерть не настоящая. Жаль, что реальность другая, и многих из тех, кто дорог парню, уже нет на этом свете, а те, кто есть далеко.

Так может его и призвали сюда, в этот забытый потомками мир, чтобы сказка стала былью?..

Федогран проснулся и открыл глаза. Серый рассвет, накрытый густым туманом, зарождал новый день. Костер горел, стреляя искрами сырых дров, и звучала грустная музыка свирели.

Ацамаз сидел на камне, погруженный в себя, и закрыв глаза, тихонечко играл. Волшебные звуки переплетались нежностью, тоской, страданьем и счастьем, а из глаз музыканта текли слезы.

- Ложись, отдохни, я тебя сменю, мне все равно не спится, – Федогран присел рядом.

- Не хочу, — вытер глаза отвернувшийся Ацамаз. – Как ты думаешь, мы сможем победить?

- Не знаю. – честно ответил богатырь, — но все для этого сделаю.

- Знаешь… - задумался музыкант, — победа не принесет мне радости. На той стороне стоят те, с кем совсем еще недавно мы делили хлеб, и называли друг друга друзьями… Теперь мы враги… Как, так произошло?

- Новый бог пришел в этот мир и принес свои порядки, а мы поддались искушению, и пошли за ним. Мы хотели перемен. Старые боги закостенели, и стали ленивы, перестав обращать внимание на мир яви, погрузившись в себя. Нам же хотелось заботы и внимания, хотелось лучшего, вот и намолили мы себе нового кумира, придумали сказку, не осознавая, что с его появлением, в мир выплеснулись и все пороки, которые в нас жили, но подавлялись старыми устоями. Хотелось лучшего, а получилось то, что мы имеем.

- Ты прав. – Бесшумно подползла Руймон. – Простите, что невольно подслушала. Но мне то же не спиться. Мы сами виноваты в том, что случилось. И люди, и боги, и мы, духи. Мы поддались искушению, и сами создали то, что нас убьет. Может старый мир и не был идеален, но он хотя бы был честен. Новый мне противен, и я жизнь положу, чтобы все вернуть назад. – Она задумалась. – Спасибо тебе богатырь. Даже если мы и не победим, то ты хотя бы принес нам надежду и цель. Объединил нас. Я этого никогда не забуду.

Новый день рассеял туман поднявшимся над горами, проснувшимся солнцем. Позавтракали не прожаренным мясом барашка, добытого заботливой Руймон, запили заваренным в котелке взваром, со сбором душистых трав. Собрались и пошли дальше, поднимаясь все выше и выше. Туда, где царила вечная зима.

Снег в середине лета… Это нормальное явление для суровых мест. Сюда на прогулки не ходят. Снег под ногами хрустит. Пронизывающий до костей ветер, гоняет поземку. Солнечные лучи, играя искорками отражений, слепят сощуренные глаза, но не согревают, а воздух становиться жидким, и что бы им надышаться, надо чаще и глубже делать вдох.

Ноги от усталости наливаются свинцом, не поднимаются, хочется сесть, прямо на засыпанный поземкой, торчащий из сугроба, памятником усталости, валун, и ничего не делать. Тихо и спокойно умереть прямо тут. Надоело все. Устал. Но надо идти.

Там, в пещере, владыки подземного мира, остались братья. Они умирают, и спасти их может только он. Так что сжать волю в кулак, стиснуть зубы и двигаться, даже уже ничего не соображая, переставляя сведенные спазмами ноги, по белой бесконечности. Пробиваться сквозь затуманенное усталостью сознание, и идти к цели.

Впереди, как обычно, Руймон. Для нее словно не существует усталости. Она двигается, оставляя за собой на снегу глубокий змеиный след, оглядывается ободряюще улыбаясь обветренными губами. Сколько же в ней воли…

Следом Ешпор. Вот ему действительно трудно. Привыкший к мракам и теплу подземелья, и недолюбливающий свет, он шагает вперед, и не переставая брюзжит себе под нос проклятья.

Сзади Ацамаз. Устал, это видно. Скрипит зубами, хрипит простуженным горлом, перекатывает желваки скул, содрогается холодом от каждого порыва ветра, но идет не отставая. Настоящий воин. Настоящий мужчина.

Сколько же в них во всех жизненной силы, сколько упрямства, сколько веры в своего нового вождя, в Федограна. Таких не сломить трудностями, такие пойдут до конца, их нельзя предать. И он шел, спотыкался, падал, скулил про себя стиснув зубы, но шел. Только вперед, туда, где сквозь затуманенный усталостью взгляд, покачивается спина впереди идущего Ешпора. К поставленной цели. К спасению братьев, или смерти.

- Там, чуть выше, будет грот, — Остановилась змея, дышит тяжело, ей то же трудно, хоть она и делает вид, что все хорошо, — можно остановиться, и переночевать. До конечной цели оттуда недалеко. Я думаю, что нам, измотанным дорогой, не следует вступать в бой. Мы же пришли не умирать, а побеждать.

- Согласен, — кивнул Федогран, почувствовав предательское удовлетворение от предстоящего отдыха, подло улыбнувшееся в душе, — нам действительно нужен отдых. Завтра с утра продолжим с новыми силами.

Ночевали на голых камнях под низким, покрытым изморозью, сводом темной пещеры. Слава богам ветер здесь не пронизывал насквозь промерзшие тела, и то хорошо, хоть какая-то защита. Перекусив хрустящим льдом мясом, взятым с собой про-запас, на последней стоянке, и запив водой из обледенелых фляг, распределили дежурства, расслабляться нельзя, враг рядом, и легли спать, обнявшись, и согревая друг друга теплом собственных тел. Костер развести было не из чего, ввиду отсутствия дров, но даже если бы было не так, то все равно спали бы без огня, дым привлечет ненужное внимание, а им этого не надо.

Проснулись со скрипом застывших суставов. Согрели себя интенсивными приседаниями и похлопываниями по плечам, перекусили, грызя промерзшее мясо, попить удалось лишь снегом, растопив его во рту, вода во флягах окончательно замерзла.

Идти, по заявлениям Руймон, оставалось недалеко. Цель близка. Всего несколько сотен метров на одеревеневших ногах.

Горын сидел на камне у входа в свое логово, и сощурившись улыбался, рассматривая непрошенных гостей.

Жуткое двухголовое создание, когда-то охранявшее Калинов мост, и предавшее своих богов, он нисколько не волновался, видя перед собой врага. Слишком эти пришельцы казались ему никчемными: жалкими, покрытыми потрескавшейся коркой льда, с синими от холода лицами и выглядевшими смертельно уставшими. «Не бойцы». – Подумал он и довольно потер друг о друга шестипалые ладони с черными кривыми когтями.