По возвращении из хаджа Хайям обосновался в уединенном доме в деревушке под Нишапуром. Он не был женат, не имел детей. Жил замкнуто, каждую минуту ожидая репрессий.

Наиболее вероятной датой кончины Хайяма принято считать 4 декабря 1131 г. Поэт в этот день читал «Книгу исцеления» Авиценны. Дойдя до раздела «Единое и множественное», он вложил зубочистку между двумя листами и попросил позвать необходимых людей, чтобы сделать завещание. Весь день он не ел и не пил. После вечерней молитвы поклонился до земли и сказал: «О Боже, ты знаешь, что я познал тебя по мере моей возможности. Прости меня, мое знание тебя – это мой путь к тебе». И умер.

Похоронили его в саду под грушевыми и абрикосовыми деревьями.

Ныне над могилой Омара Хайяма в Нишапуре возвышается величественный надгробный памятник – одно из лучших мемориальных сооружений в современном Иране, воздвигнутый в 1934 г. на средства, собранные почитателями творчества Хайяма в разных странах.

Скажете: где тут поэт? Какая часть поэта в этом универсальном гении? Поэзия и наука была сутью его жизни, и именно душа мыслителя, состоящая из этих двух великих половин, сделала его великим во всем.

Что же касается его стихов, они до сих пор «жалят как змея». Хайям никогда не писал хвалебных од правителям. Рубаи же считались тогда чем-то вроде частушек. Хайям записывал их на полях своих трудов и в глазах современников не был поэтом.

В Европе Хайяма-поэта «открыл» в 1859 г. Эдвард Фицджеральд. «Старик Хайям звенит, как настоящий металл», – воскликнул он. До конца XIX столетия его перевод выдержал 25 изданий. Во время Первой мировой войны рубайат был карманной книгой английских солдат.

В 1928 г. перевел Хайяма на русский язык И. Тхоржевский. Затем последовали переводы Г. Плисецкого, В. Державина, О. Румера, Л. Некоры, Н. Стрижкова, Б. Голубева и др. Наиболее полным и совершенным признается перевод Германа Плисецкого.

В России поэта прописал Есенин: «Ты сказала, что Саади целовал лишь только в грудь, подожди ты, бога ради, обучусь когда-нибудь!» Полное имя его – Мушрифаддин ибн Муслихиддин Абдулла из Шираза; Саади – прозвание (техаллус).

Как-то Саади поджидал в книжной лавке продавца. Зашел человек и попросил «чего-нибудь из Саади». На вопрос поэта, что ему нравится у Саади, посетитель ответил: «Да он забавный парень!» Саади подарил ему книгу и отказался от денег: «Я – Саади, и выше "забавного парня" для меня награды нет!»

Прежде чем стать «забавным парнем», поэту пришлось поскитаться по свету. Мало найдешь поэтов, кому выпало в жизни столько мытарств и кто в странствиях не опустился, а возвысился, не стал скупым на слова мизантропом, а остался шутником, изрекающим истины:

А еще он говорил: «Тот, кто не желает поднять упавшего, пусть страшится упасть сам, ибо, когда он упадет, никто не протянет ему руку». Не правда ли, мысль иная, чем у Ницше: «Падающего – толкни», да и учит иному. После его стихов тянет не к суициду, а к радостям земной жизни.

Биография поэта до обидного малоизвестна, но ее можно восстановить по историям, рассыпанным в его произведениях, иногда как жемчуг, а чаще как зерна.

Саади родился около 1205 г. в Ширазе (Южный Иран). Три равных периода по тридцать лет составили его жизнь – школьный, скитальческий и шейхский, а знания и странствования помогли стать «мужем истины».

Прозвище «Саади» (т. е. Саадов) произошло от имени фарсского атабека (князя) Саада ибн-Зенги (1195–1226), при дворе которого служил муллой рано умерший отец поэта. Атабек принял участие в судьбе сироты. Когда тот подрос, отправил его в Багдадское медресе, основанное Низам-аль-Мульком.

Юноша много учился у суфийских шейхов, проникался их аскетическими идеалами, стал членом суфийского братства. На всю жизнь он остался верен своим учителям и их идеям, а еще музыке, от которой те тщетно пытались исцелить его.

Саади рано начал писать жизнерадостные стихи. Но в учебу и поэзию ворвалась проза жизни: лавина монгольского нашествия с востока буквально стирала Древний Восток с лица земли. В 1226 г. Саад ибн-Зенги был убит. Саади бежал в одежде дервиша и на тридцать лет покинул родину. Куда только не бросала его судьба! Сколько он сносил халатов, знают, наверное, только сбитые пары обуви. Побывал он и в далеком туркестанском городе Кашгаре, и на малоизвестном острове Киш в Персидском заливе. Но в каком бы направлении он ни шел, обязательно заворачивал в Мекку. По подсчетам, Саади был там не менее 14 раз.

Приключения начались в Индии, где в Суменате он попал в плен к огнепоклонникам и, чтобы выжить, принял их веру.

Но как только подвернулся удобный случай, бежал, убив камнем стражника.

В Дамаске и Баальбеке ему, как блестящему знатоку классического арабского языка, предложили стать муллой-проповедником. Достойное было место, но «охота к перемене мест» повлекла его в дальнейшие приключения. Уединившись в пустыне под Иерусалимом, он, было, предался святой жизни, как был схвачен крестоносцами и отправлен на сирийское прибрежье, где в Триполи был принужден в кандалах рыть окопы для крепости. Там его увидел один знакомый ростовщик из Алеппо и выкупил за 10 золотых динаров. Свободным Саади был лишь по пути от стен крепости до дома ростовщика. На правах «хозяина» тот тут же женил поэта на своей безобразной и сварливой дочери.

Спасаясь от «радостей» семейной жизни, Саади сбежал в Северную Африку. Через какое-то время он оставил и ее, пересек всю Малую Азию и очутился в родном Ширазе (1256), в единственном оазисе мирной жизни той эпохи. Позади (и вокруг) были разоренные, выжженные монголами города и селения. Преемник Саада его сын атабек Абу-Бекр Кутлуг (1226–1260) откупился золотом от вторжения чингисхановских орд и тем спас Фарс, целую область Ирана, от уничтожения, а своих подданных от смерти и рабства.

Саади остался в Ширазе навсегда. Поселился он в подгорном монастыре на окраине Шираза, где стал вести уединенную жизнь, посвятив себя литературному творчеству. Изредка его посещали князья, вельможи и лучшие люди города. Как член суфийского ордена Накшбандийя, он поддерживал тесную связь со «столпом века» шейхом Шахбуддином Сухраварди, основателем собственной школы, и одним из величайших суфиев всех времен Наджмуддином Кубра.

Так завершился период скитаний Саади. Скупые, почти телеграфные строки сохранившейся биографии поэта могли бы стать фабулой романа о средневековом графе Монте-Кристо, обретшем, правда, в результате скитаний не материальные, а одни лишь духовные богатства. И начался заключительный период, принесший поэту мировую славу.

В 1257 г. Саади преподнес Абу-Бекру написанную им поэму «Бустан» («Фруктовый сад»). Ему же он посвятил и написанную в следующем году поэму «Гулистан» («Розовый сад»), по словам самого поэта, «горькое снадобье правдивых наставлений».

Испытав на себе всю бренность мира, Саади рекомендовал мирянам жить в мире, не пристращаясь к нему, сознавая его превратность, и быть ежечасно готовым к потере земных благ. В эпоху монгольского лихолетья это не могло не содействовать славе Саади.

После смерти Абу-Бекра в 1260 г. в княжестве сменилось шесть атабеков, а с 1284 г. Шираз подпал под власть ильханов Ирана, и вновь воцарилась смута.

Саади скончался в Ширазе 9 декабря 1292 года. «Без даров иду к тебе, Владыка! – сказал Саади. – Я по уши погряз в грехах своих, и у меня деяний нет благих… Я беден, но надежду я таю и верю в милость вышнюю твою».

На воротах, ведущих в сад, где находится гробница поэта, надпись: «Земля, в которой погребен Саади Ширази, источает запах любви».

Слава Саади в странах Азии безмерна. Поэмы «Бустан» и «Гулистан» уже сотни лет формируют моральные и этические воззрения сотен миллионов людей в Индии, Персии, Пакистане, Афганистане и Центральной Азии, став для тюркской и индийской литературы образцами для подражания.